Болтун

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Щукинская», — прозвучал голос в вагоне метро.
Прежде, чем двери закрылись, в них успел протиснуться невысокий седоволосый старичок. На него никто не обратил внимания. Свободных мест не было. Дед пристроился у двери, прислонившись спиной к поручню, и сразу же стал внимательно разглядывать пассажиров. Многие дремали, закрыв глаза и склонив голову, кто-то читал, некоторые слушали музыку через наушники. Хотя уже наступил вечер, и рабочий день был позади, деду люди казались очень занятыми, словно по-прежнему куда-то спешили. Даже спали пассажиры как-то по-деловому, постоянно покачивая головой.
Молоденькая девушка, поднялась и подошла к дверям. Она бросила взгляд на старичка и кивнула в сторону освобожденного ею места. Тот улыбнулся в ответ, но остался стоять и окинул ее взглядом. На ней были меховые сапожки, теплые серые колготки, юбка того же цвета, яркий шерстяной свитер и короткая куртка. Через плечо свисала модная сумка. Для зимы такая одежда была прохладной, зато позволяла разглядеть ее стройную фигуру.
— Меня Иваном Михайловичем зовут, — неожиданно громко, но мягко, произнес он. — Можно просто — дядя Ваня!
Девушка удивленно вскинула брови.
«Он пытается со мной заигрывать?» — поразилась она и отвернулась в другую сторону.
— Куда едешь? Домой? — спросил так же громко Иван Михайлович.
Девушке стало неловко от навязчивого внимания старика, но она слегка кивнула. Увидев это, тот воодушевился и понизил голос.
— А я к своему сослуживцу в гости ездил. Он на Тушинской живет. Мы много лет не виделись, — из-за шума вагона старика было плохо слышно, но девушка и не пыталась его слушать. — Он и его родные были так удивлены, когда я приехал… А Виктор Степанович стал совсем домоседом. Послабел. Движется плохо и говорит медленно. А я вот — наоборот…
Поезд остановился на Щукинской.
— До свидания, — произнесла она, выходя из вагона.
— Деловая, — добродушно проворчал дядя Ваня, глядя ей вслед. — Побежала.
Старичок решил теперь присмотреться к пареньку, который стоял напротив него. Юноше было не более двадцати лет. Невысокого роста, с короткой стрижкой, в темно-синей куртке. Закрыв глаза и немного наклонив голову, парень слушал музыку. Иван Михайлович уже собирался сказать ему что-то, но к дверям подошел еще один молодой человек, закрыв своей фигурой потенциального собеседника.
Новый парень был темноволосым с мужественными чертами лица. Хотя по возрасту ему нельзя было дать больше, чем парню, стоявшему напротив, но выглядел он значительно солиднее. Был выше ростом, шире в плечах, да и одет лучше. Дорогие замшевые ботинки и новая дубленка.
— Если бы девушке пришлось выбирать между вами двумя, она бы выбрала тебя, — произнес старик, усмехнувшись.
Но молодой человек его не слышал — он тоже слушал музыку.
— Но это не значит, что он хуже тебя, — старик показал глазами на парня, стоявшего напротив. — Вам с ним придется как-то уживаться. Но если он поймет, что ты затмеваешь его, то будет злиться…
Иван Михайлович стал рассуждал о конфликтах, расовой ненависти, богатстве, положении в обществе и многом другом.
— Да, оставь ты их в покое! — прозвучал сзади чей-то голос.
Иван Михайлович обернулся и увидел что сидевший рядом старик, наконец, не выдержал и решил вмешаться. Внешне они с ним во многом были похожи, только волос на голове у дяди Вани было больше и черты лица мягче.
— Пусть молодежь сама разбирается, — произнес тот, поднявшись со своего места.
Он подошел к Иван Михайловичу.
— Я это и пытаюсь сказать, — ответил тот.
Оказалось, единственный, кто слушал разглагольствования дяди Вани, был этот старик. Они разговорились. Новый знакомый убеждал Ивана Михайловича, что не стоит указывать молодым, как надо жить, и влезать в их дела, что жизнь стала совсем другая, и они, пожилые, в ней уже ничего не понимают.
— Мне три месяца назад семьдесят четыре исполнилось, — говорил дядя Ваня через несколько минут после начала разговора. — Спина почти не гнется, лицо в морщинах, на голове проплешины. Но я по-прежнему стараюсь много двигаться и гулять. Летом хожу в лес по грибы или на рыбалку, зимой — по магазинам. Сегодня проведывал сослуживца. Ведь человек стареет только тогда, когда сам признает это. Можно и в семьдесят чувствовать себя молодым. Важно, как ты себя ощущаешь, как к тебе люди относятся…
— Да… Правильно, — кивал собеседник.
Как они перешли к этой теме, старики не заметили. Но это было для них совсем не важно.
Иван Михайлович остался очень доволен новым собеседником. Несмотря на то, что разговор начался со спорной темы, они успели вспомнить свою молодость, обсудить нынешние нравы, поругать теперешнюю власть…
— Станция Баррикадная, — прозвучало в вагоне.
— Моя, ну, будь здоров! — произнес старик, протянув Иван Михайловичу руку.
Дядя Ваня с чувством пожал ее. Старик вышел из вагона и, медленно прихрамывая, пошел к эскалатору. Иван Михайлович с сожалением смотрел ему вслед.
— Я даже имени его не спросил, — вздохнул он.
И опять его взгляд обратился к парню напротив.
— А у всех молодых сейчас так принято, вставить наушники и ни с кем не разговаривать?
Парень, заметив, что старик шевелит губами, покосился на него, но наушников не снял. На следующей станции он вышел.
— Еще один деловой, — проворчал дядя Ваня, почувствовав, что начинает нервничать.
Иван Михайлович вышел на станции «Выхино». Пока он ехал до нее, в вагон входило и выходило множество людей. Со многими дядя Ваня пытался заговорить, сделать какое-нибудь замечание или просто поздороваться, но никто не обращал внимания на постоянно что-то бормотавшего старика.
Выйдя из метро, Иван Михайлович сел в маршрутку. Время было позднее, и из пассажиров, кроме него, была только парочка влюбленных. Молодые люди были так увлечены друг другом, что дяде Ваня стало неудобно их отвлекать, чтобы высказать меткое замечание.
Маршрутка довезла Ивана Михайловича до самого дома. Он жил в коммунальной квартире, где ему принадлежала одна из трех комнат. Старик постарался как можно тише открыть входную дверь. Другие жильцы уже легли спать, им было рано утром вставать на работу. Дядя Ваня так вымотался за день, что глаза сами закрывались, шея ужасно болела, а ноги плохо слушались. Громко шаркая ногами, старик в темноте наощупь пробрался в свою комнату.
— Ну, вот я и дома, — сказал Иван Михайлович, глядя в темноту.
— Проклятый старик, наконец, вернулся, — прошептал в другой комнате проснувшийся сосед, затем толкнув жену в бок, добавил. — А ты в милицию хотела звонить, чтобы его искали.
Дядя Ваня сбросил пальто и рухнул на кровать. Места на ней было предостаточно. Но Иван Михайлович по старой привычке пристроился на краю, повернувшись набок.
— Помнишь, мы с тобой когда-то жили в деревне, где было не больше ста человек, — произнес старик, обращаюсь к тому, кого в этой комнате не было уже целый год. — Там была всего одна улица, но по ней нельзя было быстро пройти. Тебя постоянно кто-то останавливал и завязывал разговор. Сегодня я ехал в метро. Там народу в каждом вагоне бывает больше, чем жителей в той деревеньке. Но поговорить мне удалось лишь с одним человеком и то недолго…
— Опять разговаривает сам с собой. Сколько это может продолжаться? — ворчал сосед.
Он приподнялся на локтях и постучал в стену.
— Помолчи, хоть сегодня!
— Отстань от него! — жена отвесила ему легкий подзатыльник, — С тех пор, как умерла Раиса, ему совсем плохо стало. Потерпи, он скоро уснет.
Иван Михайлович продолжал бубнить своим заплетающимся языком.
— Молодежь сейчас всюду со своими наушниками ходит, мне кажется, это просто оскорбительно…
Тоска сжала все внутри. Через несколько минут старик погрузился в глубокий сон. Завтра он проснется около полудня, немного поест и опять куда-нибудь пойдет. И неважно куда. Иван Михайлович просто не любит сидеть дома.