Караул

Кто из людей, обучавшихся в военных училищах, не стоял в караулах! Для многих с этим связаны незабываемые воспоминания. А сколько баек ходит и о разводах перед заступлением в караул, и о несении часовыми службы!

Друзья из Высшего военно-морского училища имени Фрунзе рассказывали, например, вот что:

На разводе дежурный по училищу говорит курсанту-караульному:
- Вы стоите на минном дворе и видите, как возле вас приземляется вражеский парашютист. Ваши действия?

- Убеждаюсь, что это не дежурный по училищу, и продолжаю читать книгу!

Это, конечно, анекдот, а вот что однажды действительно произошло во время развода в Одесском военно-морском фельдшерском училище. Офицер, заступавший дежурным по училищу, настырно и въедливо опрашивал курсанта, заступавшего в караул. В ходе беседы постепенно начали заводиться не только проверяющий, но и проверяемый:

- Вы стоите часовым, и тут вблизи поста возникает пожар. Что вы будете в этом случае делать?
- Вызываю начальника караула звонком!
- Не работает звонок!
- Вызываю начальника караула выстрелом вверх!
- Нет выстрела!
- Беру карабин за спину и тушу пожар водой!
- Нет воды!
- Тушу пожар песком!
- Нет песка!
- Скидываю шинель и тушу огонь шинелью!
- А он всё равно горит!
- НУ И Х.. С НИМ, ПУСТЬ ГОРИТ!

Прямо с развода, вместо заступления в караул, этот курсант отправился на гауптвахту.

Естественно, происходили на разводах всякие интересные вещи и в моём родном училище.

У нас был замечательный профессорско-преподавательский состав, костяк которого составляли офицеры, прошедшие Великую Отечественную войну или начавшие свою службу в первые послевоенные годы. У большинства из них было замечательное чувство юмора, но лишь немногие позволяли себе в столь официальной обстановке, как развод суточного наряда всего училища, некоторые вольности или откровенные хохмы.

Один из таких офицеров, который в разгар очередной всемирной эпидемии гриппа призвал нас на разводе «хранить бдительность в то время, когда грипп вывел из строя лучших мужчин Испании и лучших женщин Франции», (слова, которые я слышал сам), как говорят, любил подавать команды из уставов сталинской поры, например, «Накройсь!» вместо «Головные уборы надеть!». Возможно...

 Говорят, когда он однажды, как обычно, вместо узаконенного универсального «Здравствуйте, товарищи!», произнёс старорежимное «Здравствуй, развод!», ему вместо «Здравия желаем, товарищ капитан 1 ранга!» ответили: «Здравия желаем, товарищ дежурный!» Скорее всего, это уже из области легенд.

Вполне возможно, что кто-то из старых офицеров, забыв, какая команда подаётся раньше - «Барабанщик, бей сбор!» или «Оркестр, играй «Зарю!» скомандовал: «Оркестр, играй что надо!» Хотя, вероятнее всего, и это байка. Не так были воспитаны и не так служили эти люди.

Тем более, наглое враньё, что кто-то из наших старых «капразов» на разводе провозгласил: «Слушай секретное слово!»

Есть ещё одна легенда, вполне в духе старого «ленкома». Один из старших преподавателей, заступая дежурным по училищу, сказал старшекурснику, помощнику дежурного по минно-торпедному факультету:

- Если ты сейчас добудешь и принесёшь мне книжку про секс, я ночью проверять твой факультет не приду!
После развода курсант принёс в рубку дежурного по училищу толстую книжку - сборник общевоинских уставов. Офицер удивлённо спросил:
- Ты зачем это притащил?
- Товарищ капитан 1 ранга, Вы же давали команду добыть и принести книжку про секс - вот я и принёс!

Говорят, офицер оценил по достоинству эту шутку и своё обещание выполнил.

Потом, когда я уже выпустился, в наше училище вместо людей, ушедших на пенсию, с действующего флота стали прибывать офицеры другого поколения. Но и им было присуще неистребимое чувство юмора.

Вот что рассказывали об одном из них. Незадолго до описываемых событий этот капитан 1 ранга был командиром корабля, а теперь, когда флотская «напряжёнка» для него закончилась, он ходил по училищу и не мог надышаться воздухом свободы. Шутки у него бывали весьма специфическими. Например, он мог пошутить вот так.

Зайдя в рубку дежурного по училищу, он болтал с дежурным, своим приятелем, а потом, когда тот отлучался, обращался к курсанту, помощнику дежурного (пять «галок» на левом рукаве, широкий галун во весь погон):
- Как твоя фамилия?
- Зайцев!

Капитан 1 ранга раскрывал телефонный справочник, звонил на какую-нибудь кафедру и, когда ему отвечали, бодро произносил:

- Товарищ капитан 2 ранга, помощник дежурного по училищу главный корабельный старшина Зайцев. Пошёл ты на...!
После этого шутник бросал трубку и быстро выходил вон, предоставляя опешившему курсанту возможность выкручиваться самостоятельно...
Возможно, и это тоже плод чьей-нибудь фантазии. Хотя дыма без огня не бывает...

Но вернёмся к караулам.

Самые хитрые из нас просились заступать на пост, который выставлялся на одном из этажей возле секретной части.

Пост этот был в тепле, в помещении, вдобавок к тому, он был скрыт от любых посторонних глаз. Некоторые ночью даже ухитрялись стоя спать на нём, встав у окна и уперев в раму штык (дополнительная точка опоры, чтобы не упасть). Шаги по любой из лестниц (мы их именовали трапами) были слышны издалека, поэтому к моменту подхода проверяющего лица часовой всегда успевал проснуться и взбодриться.

Самой трудным и опасным был пост на клубном дворе, где, кроме всего прочего, располагался тогда склад боепитания.

 Пост был под открытым небом, часового ничто не защищало ни от холода, ни от дождя, ни от палящего солнца (если, конечно, такое бывало).

Испытав на себе воздействие ленинградской погоды, часовые (естественно, когда никто не видел) кончиком штыка излагали свои эмоции на поверхностях ближайших стен и водосточных труб. Кто-то однажды нацарапал: «Х..вее, чем здесь, не бывает».

Ясно, что парень, конечно же, тогда ещё не успел познать, что такое мостик подводной лодки в зимнем штормовом Баренцевом море!

А кто-то другой оставил более добрую и остроумную запись: «И спать хочется, и Родину жалко!»

Давно я не был на клубном дворе... Вполне возможно, что в те дни, когда на месте Советского Союза возникло много-много суверенных государств, кто-нибудь штыком начертил на стене: «Чего не смогли «юнкерсы» - то сделали «сникерсы». Такую надпись я в эти времена видел на одном из домов в городе Перми, и она мне запала в душу...

Я не напрасно назвал этот пост опасным. Жители окрестных домов не раз видели курсантов, покидающих училище и возвращающихся назад по крышам.

 Наверняка и у местных мальчишек велик был соблазн пройтись тем же маршрутом.

Они свободно проникали на нашу территорию и другим путём: через ливневую канализацию. Залезали в люк под стеной училища, вылезали через такой же люк на нашей территории - и назад.

В те дни весь (или почти весь) советский народ смотрел в кинотеатрах фильм о герое-одиночке под названием «Зорро». Наше командование, пока на дворах не увидели соседских пацанов, поначалу ломало головы: кто под самым носом у часовых пишет мелом на стене букву «Z»?

Этот фокус с люками нашими курсантами, конечно же, не практиковался: не те габариты, чтобы под землёй по трубам ползать, да и как в таком виде потом к девчонкам пойдёшь?!

Возможно, те же мальчишки однажды затеяли с нашими часовыми более опасную игру. По ночам откуда-то сверху кто-то начал швырять во двор камни. Одному часовому попали в голову, он потерял сознание. Автомат и патроны остались при нём.

Может быть, это действительно было слишком далеко зашедшим хулиганством подростков, а может быть, и нет. Рядом с нами было два вокзала, Балтийский и Варшавский, и публика там тёрлась серьёзная.

Не исключено, что это было нападение для завладения оружием, но злоумышленника, возможно, спугнула подошедшая смена. Так или иначе, пострадавший курсант после такой травмы продолжать учёбу уже не смог, был списан по состоянию здоровья.

Кто-то регулярно продолжал интересоваться постом на клубном дворе, пока один из наших (кажется, Саша Трушин) не выстрелил в сторону, откуда прилетел очередной камень. После этого ночные визиты прекратились. А потом этот пост вместе со складом боепитания перенесли в более безопасное место.

Приходилось и мне стоять на клубном дворе. Да, по ночам там бывало жутковато.

Правда, гораздо страшнее было в лагере, когда мы там несли так называемые учебные караулы. Всё в них было по-настоящему, без каких-либо скидок, вот только патронов нам тогда не выдавали.

На дворе был 1973 год, сравнительно спокойное время, хотя и тогда часовых из-за оружия иногда убивали. Нас инструктировали: если будет нападение, решительно действуй штыком и прикладом...

Штык на моём АК-47 номер ЧН 9180 (боевом, незаряженном) был что надо: длинный, красивой формы, как на парадном карабине. Но вот только в лагере нас, вчерашних школьников, никто не учил штыковому бою. А ведь время для этого было: от усиленных занятий строевой подготовкой подошвы на наших грубых ботинках стёрлись, наверное, на половину толщины.

Естественно, подготовленные люди могли бы всем нашим часовым головы отвернуть и вооружиться за счёт этого до зубов... Мы это прекрасно понимали и, конечно, боялись. Место глухое, вокруг лес, до ближайшей деревни несколько километров... Слушаешь ночью шум ветра в кронах деревьев, треск веток, иногда во тьме чудятся чьи-то шаги. Периодически отрабатываешь на ближайшем кусте свои действия штыком и прикладом: так, как мыслишь это делать при фактическом нападении (если успеешь).

Какая-то польза от этих упражнений всё же была: и не так холодно, и уверенности прибавлялось...

Однажды в лагере караул был ночью поднят «в ружьё». Кто-то ходил в темноте, ломал сухие ветки, вздыхал и совершенно не реагировал на грозные окрики и лязгание затвора полумёртвого от страха часового. Нарушителем границы поста оказался лось. Прибывшего подкрепления он тоже не испугался, ушёл сам, когда надоело.

Но почётнее всего, конечно, было заступать на пост № 1 - к Знамени, на котором тогда всё ещё было написано «1-ое Балтийское военно-морское училище».

 В отличие от поста на клубном дворе, здесь не было ни ветра, ни холода, но зато часовой всегда был на виду у всех. Нельзя было ни присесть, ни прислониться к чему-нибудь, можно было только по очереди расслаблять то правую, то левую ногу. Курсант-часовой, стоявший у Знамени, чувствовал, что он охраняет символ чести родного училища, выпускники которого несли и несут свою очень нужную службу на всех флотах СССР, на всех широтах Мирового океана.
 
Мы в те годы жили в стране безбожников и воспитывались в духе атеизма, но Знамя считалось святыней.

Кстати, часовой у Знамени порой мог видеть, кто есть кто. Подавляющее большинство людей, носивших погоны, чётко отдавало воинское приветствие Знамени, сколько бы раз в день им ни пришлось пройти мимо. Несмотря на свой преклонный возраст, наш общеучилищный дедушка Гейро был образцом для подражания и в этом вопросе. Но кое-кто приветствовал Знамя небрежно: мол, нате, подавитесь...

Были считаные единицы, кто Знамя игнорировал принципиально. Либо они были весьма недалёкими, либо чересчур уважительно относились к своей персоне, которую на службе кто-то глубоко обидел, либо это были «не наши» люди...

 
Сейчас ниша, где стояло Знамя Высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола, пустует. Формально нашего училища уже нет: его превратили в филиал училища имени Фрунзе, с выпускниками которого мы на флоте всегда вполне успешно конкурировали. Объединённое училище теперь называется военно-морским институтом имени Петра Великого.

Филиал явно оказался в положении пасынка: больно смотреть на то, во что превратилась наша «альма матер». Есть опасения, что его вообще закроют. А ведь мы и так уже стоим на грани потери всей нашей школы подводного плавания - бесценного опыта, который нередко был оплачен кровью и жизнями подводников старших поколений. Может быть, российскому флоту придётся заново его накапливать и опять платить за это ту же самую цену, страшную цену.

Говорят, скупой платит дважды...