Интернат для одаренных иногородних Глава 10

Интернат для одарённых иногородних                Юрик Дук

10. Деньги или тяжкий путь познания. Часть I.

        Я никогда не был меркантильным и деньги не ставил целью жизни. В моей среде пребывания с детства всегда ощущалась их нехватка. Мы жили бедненько, как говаривала мама, царствие ей небесное. Но никаких организационных внушений о порочности бедности в моё сознание извне не внедрялось, а самому додуматься до изначальной непоколебимости роли тугриков в целепологаемости жизнедеятельности не сподобило. Только однажды мне жёстко было сказано: «Деньги – это всё!». Так сказал дядя Коля, муж младшей сестры отца. Разговор происходил в его, мышиного цвета «Жигулёнке». Мы ехали с похорон дедушки, я был студентом-дипломником. Ну, помните – ещё у Вовки Вельша четвертной билет занимал, с дедушкой попрощаться. Дядь Коля мне на возврат двадцать пять рублей отстегнул, ну, и не преминул наставить на путь в преддверие вступления в жизнь. Благих побуждений исполнен был, видит бог, чисто из сострадания к непутёвости – парню за двадцать, а он не в курсе, в какую сторону смотреть надо. Увы-увы, так и не оправдал надежд, побирушка херов… я, то есть.
        Пётр Михайлович принёс копию челобитной с разрешающей визой Большого Директора, отдал мне и… И что? Дальше оно как – наши действия? «А… Ну, это самое, значит… - давай посмотрим». Резолюция написана заправляющему заводскими финансами господину Глушкову. Он пока не в «Аэрофлоте», не в Люксембурге, не в тюрьме. В добром здравии и деятельности. Ознакомится, изыщет пути и даст знать. «А мне пока ждать?» - «Да. Ты, это самое – подожди». Хорошо, как скажете. Ситуация не тривиальная, типовых решений нет, законодательство само не знает, как подобное регулировать и допускать ли вообще. Вам открой ворота – столько сразу на халяву набежит, казны не хватит. Тут круто подумать надо. И время пошло. Заняться было чем – работал по шесть дней в неделю для накопления отгулов. Конечно, КЗОТ обязывал их использовать в течение ближайших десяти дней, но … сами понимаете – когда нельзя, а очень хочется, то и сквозь пальцы можно посмотреть, если по-человечески относиться. Ко мне так и относились. Поначалу. И я копил отгулы месяц для поездки на неделю в Москву – семью проведать и денег на жизнь отвезти, их как-то многовато скопилось – инфляция называется. В месяц на двадцать тысяч получка поднимается, да ещё приработок солидный приключился на сто пятьдесят тысяч. Итого за два месяца осени девяносто третьего с приработком за четыреста тысяч вышло, просто Крёзом заделался, трать – не хочу.
        Параллельно удалось решить вопросик собственного ночевания в полупустой комнате на Конёнкова при приездах в столицу. Бедной софе не выдержать тройной нагрузки. Нужен запасной вариант. У нас на антресолях в тольяттинской квартире пылилась раскладушка, которую когда-то покупали для дочки на период летнего лагеря в школе. Давно это было, и теперь она лежала без дела. Дело подвернулось вместе с оказией – большой автоспортсмен – баггист, чемпион СССР Владимир Губа, также воспитанник «Компоновки», своим ходом на «Ниве» гнал в Москву. Это Карлыч Миллер мне позвонил и сказал: «Может, Юр, тебе туда передать что надо?». А как же! Вот раскладушка – груз не тяжёлый, но вручную переть не очень удобно. Выручай, Иваныч! Я оттащил поклажу на дом Губам, и Оль-Николавна – жена Иваныча (тоже из компоновщиков) клятвенно заверила, что строго проследит за укладкой сего предмета в багажник автомобиля. Адрес и телефон, естественно, были приложены. Я без утайки признался, что и сам качу туда же на поезде, но неудобно же – сами понимаете. «Да, что ты, что ты, - успокоила Ольга, - всё будет доставлено и не переживай, встречай, когда позвонят».
        Перед отъездом следовало посетить и господина спонсора. Меня приняли как всегда радушно. Сергей Александрович подробно расспросил об обстановке жилья, как устроились, как учёба пошла и рассказал о системе оплаты. С его слов выходило, что нам особенно и въезжать в это дело не надо. Просто Лилик должна открыть счёт в какой-нибудь кассе Сбербанка. На него будут поквартально деньги переводить, Лилик их снимет и отнесёт в офис партнёра. И всего-то.
        Я приехал в Москву, когда уже наступила глубокая пасмурная осень с облетевшими деревьями и первыми заморозками. Мятеж Белого дома был подавлен, запах пороха выветрился ветрами окончательно восторжествовавшей демократии, в дома дали тепло. Буквально на следующий день под вечер в квартиру позвонили. Кто там? Вау! В дверях высился Владимир Иваныч: «Раскладушку заказывали? Получай, дружок! Доставлено». Ах, спасибо, уважаемый! Проходи, чай туда-сюда попьём. «Да, некогда, Юр. Нам ещё в Дмитров на полигон катить. В следующий раз как-нибудь». Приятно, чёрт возьми, от дружеской заботы и солидарности. Кроме этого был ещё звонок – телефонный. Нас побеспокоил сразу же вездесущий Николай Иванович – бизнес-партнёр ЖМО. После коротких экивоков бык был взят за рога: «А как обстоят дела с проплатой? Пора бы пора. Что об этом Сергей Александрович думает?». Я пересказал то, что знал и заверил, что завтра же идём открывать счёт и его реквизиты по возвращению в Тольятти передам спонсору для перевода денег. «Вы уж не затягивайте, пожалуйста. Поймите правильно – хозяин ждёт». Хм-м?.. Оно и, вправду, понятно, но как-то занятно – с одной стороны Сергей Александрович нас обозначал как передаточных посредников, а Николай Иванович считает активными участниками процесса. И почему мы вообще в процессе должны быть? Есть же телефон, блин. Они разве не могут напрямую между собой обговорить, как и что? Может Николая Ивановича следует в гости пригласить для личного знакомства и прочного контакта? Пузырь там поставить… а? Но душа к этому не лежала. Всё-таки Николай Иванович – босс! А у нас тут, сами гляньте, - рухлядь да старые стены в кровавых отметинах от битья комаров, … испортили интерьеры напрочь, как бы обои не заставили переклеивать… И на что гулять - статус кошелька не тот. Смятение какое-то охватило. Да, ну их. В конце концов, мы спонсируемый объект – нам же средства не для организации жизни в огнях выделяют… Кстати – а как Николай Иванович догадался, что я приехал? Ну, свет в окошке горит. Он что – без меня не горел, когда девчонки одни были. Им не звонил до того, не спрашивал – когда буду. Интересна-интересна…
        Впрочем, что на ерунду воду лить, давай, девки, о главном рассказывайте – как жизнь-учёба проистекает? Справляетесь или где? А что тут говорить – белки в колесе. Сам первый класс ДШИ не помнишь что ли? Только нервов ещё больше. В школу, из школы – уже три часа с лишком набегает. Одну Эльвирочку в школе не бросишь, всё равно за ней ехать придётся – рано в одиночку по вертепу постперестройки путешествовать. А ещё приготовь-убери-постирай без машинки, закупи продуктов и вечерние штудии допоздна проконтролируй. За общественно-политической обстановкой в столице следить некогда – кто на верху, наши – не наши и сами мы чьи – без понятия ва-аще! Недосуг об этом думать. У нас одна власть и закон – Маргарита Августовна. Как скажет – так и будем. «Ну, хоть не бестолку время и нервы уходят? Что в перспективе прорисовывается? Надежда воспарить не умерла?». – «Всё в порядке с перспективой, папик. У Эльвиры редкостное звукоизвлечение. Как происходит – загадка. Пальчики маленькие – меж струн провалиться могут, ручки тоненькие – смычком к стрункам приложиться без божьей помощи никак … и на тебе – поёт скрипка, поёт. Да, о скрипке-то. Что по инструменту? Мала карбонаровская уже, мала. Средства намечаются?». – « О-о! Да-а! Я бумагу написал, Каданников подписал…». – «И?!» - «А-а …. Это самое … э-э-э …. ждать сказали …. На заводе кризис непродаж, машины, несмотря на бандитское воспомоществление по реализации на площадках скапливаются, народонаселение, увлекшись политической деятельностью, абсолютно забывает вовремя новую купить…» - «Хэ-рэ звездеть! По делу говори». – «А что по делу? Приеду обратно - пойду по кибинетам, каким не знаю, вопросы спрашивать». – «Маргарита Августовна уже разведку провела. У одного мастера из Большого театра есть хороший инструмент, аккуратный – под дамскую руку. Может уйти, если не поторопиться. Это дело штучное». Ну, вот и здрасьте! Прессинг пошёл. – «И ещё. Нам фортепьяно позарез нужно. Оно по профилю не основное, но как предмет есть. В школу специально из-за него не наездишься, лучше, чтобы дома было. Места вон, сколько в комнате». Господи, да не местный я! Где же нынче в Москве пианины дают? И почём, самое главное! Сумеем ли замахнуться на такое приобретение? – «Говорят где-то в Митино есть магазин – там подержанные инструменты торгуют, дешевле, естественно… Надо узнавать». Спасибо, Лилик. Сейчас же бросимся.
        Как хорошо, что уже к этому далёкому девяносто третьему году в каждом приличном московском доме непременно была толстенная, в мягком истрёпанном переплёте, замусоленная, как правило, книжка «Жёлтые страницы». Универсальный справочник обо всём на свете в пределах кольцевой автодороги. При разборке завалов в кладовке незабвенной квартирки таковая и обнаружилась. Есть связка Митино-музыка? Листали-листали, листали-листали, ага – вот! Попались голубчики! Ну-ка, ну-ка – набираем указанный телефончик, - аллё-аллё – неужели ответят… А как же! Фантастика – всё к вашим услугам. Самые подержанные и лишь полраза б/у инструменты, всех совковых и частично иноземных марок. Ласточка, Весна, Красный Октябрь, Смоленск, Пенза, Сыновья-не-Стенвея-на-Неве – умопомрачительный выбор. Цены – дешевле некуда, от ста тысяч, если уж поприличней внешне хотите. Приезжайте, всегда ждём. Доставка всего лишь двадцать тысяч, практически даром, грузчики наши. Вау! Это надо брать. Только ночь переспим и с утра пораньше отправимся. Хорошо, что у Эльвиры будет день самостоятельных занятий и в школу не ехать. Поэтому, не тревожа ребёнка (пусть поспит), тихонечко собрались и отправились … в неизвестность. Где оно – Митино? По наводке держателей салона следовало добраться до «Щукинской» или до «Тушинской», уж не помню. То есть половину серой линии промчать и семь станций по бурачной Краснопресненской. Из метро выйти и на автобусе с трёхзначным номером минут сорок в курмаши спальниковые через Москва-речку катить. Как устанете совсем, тогда и спросите, где выходить. Тут-то за углом от остановки будет ваш магазин. Пожалуйста, проходите – выбирайте. Апартаменты заведения не то чтобы поражали воображение, но внушали. Очень просторный зал (возможно, бывший продуктовый универсам) плотно заставлен разномастными фортепиано и даже роялями. Казалось, будто вся интеллигентная Москва, измочаленная буранами перестройки, растерянно простилась со светлой милой мечтой о тёплых уютных вечерах незатейливого музицирования, и, пустившись, от безысходности во все тяжкие купи-продай, бросила, как щенка-переростка, ставшего громоздким и непонятным, этот рудимент советской культуры. Долго-долго мы бродили среди, воистину фортепианного, оркестра и ни на что не решались. Лилик стеснительно трогала клавиши одного, другого инструмента, но они, обиженные на весь белый свет из-за подлого предательства хозяев, не торопились отдавать звук. Впрочем, нам супер-рояль и не нужен был – лишь бы строй держал, не разваливался на части и цена у нижней границы. Таких набиралось достаточно много. Не мудрствуя лукаво, присмотрели наименее потёртый и позвали консультанта-продавца: «Нам – вот этот пожалуйста!». «Вот этот» потянул на сто двадцать тысяч. Более всего в покупке мне понравилось то, что прикладывать лично свои руки к фортепиано физически не пришлось. Консультант прикрепил к нему бумажку с нашим адресом и проводил к кассе для оплаты и оформления перевозки. Всё, едем домой и ждём во второй половине дня. Фирма не подвела, ещё не поздним вечером в дверь позвонили – на лестничной площадке красовался блестящий чёрный монумент пианино с двумя нехилыми мужиками по бокам. «Куда транспантирывать, ха-зяин?», - выдохнул один из них. – Да, прямо и направо сразу. Тесно тут у нас. Ничего, филигранно прошли два поворота практически под прямым углом и водрузили у стенки комнаты. Ассы, что тут скажешь. Дали б чего из благодарности, да самим не хватает. В кассу уже уплочено. Мужики по обстановке комнаты осознав всю беспросветность нашего бытия, без излишних экивоков улетучились восвояси.
        Несмотря на солидный слив денег, их остаток ещё позволял на что-нибудь замахнуться. Заняться мне, в общем-то, было нечем. Оббежав за день все лавки округи, создал запасы овощей и продуктов. А дальше? Лили с Эльвирой – в своём режиме. Подъём, сборы, школа на день. Вечером на кухне, когда дочь отстаивала в комнате домашнюю вахту со смычком, пустились за чашкой чая в рассуждения о перспективах. Ну, что нам светит при текущих раскладах? Так и буду кататься вахтовым методом Тольятти – Москва – Тольятти? И никакой щелочки просветления? За истекшее с того момента время море людей из Тольятти, очевидно, попристраивались на постоянной основе в священной столице. Правдами-неправдами, мыкаясь по углам и страдая, терпя наезды и ломая обстоятельства, как-то где-то через кого-то вклинились и ухватились – и теперь вот всё! Мос-кви-чи! Хотели бы и мы так? Как в результате – да! А по процессу? Скорее нет. Тольятти – трудный город. Он не обрёл себя до сих пор. Это спекшийся конгломерат без внутреннего взаимопроникновения частиц. Из него не жалко уезжать и тоскливо возвращаться. Но это жизнь, его и наша. А тогда мы фантазировали и цеплялись за призрачные соломинки, хоть как-то намекавшие на возможность укоренения. Я привёз с собой «ценнейшие» бумаги перестройки – ваучеры, плод больного воображения манипуляторов от экономики. Всю страну задурили фантиками безумной феерии – вот, пожал-те, кусочки глобальной общенародной собственности России, правопреемницы и правообладателя бессметных сокровищ одной шестой. Берегите, и будет вам жирный кусок счастья, … потом, … когда оправимся и поднимемся, … каждому будет отколото и дадено, что б живи – не хочу! А можно и в рост, прямо сейчас! Чтобы доля откалываемого стала больше. Уже есть такие люди, они думают над этим и сорганизовываются в сообщества по приумножению. Чего? Ваших бумаг! Инвестируй и возвернётся безмерно! Когда? Как только, так сразу. Дай только развернуться и вложиться всей мощью общего пакета. Во что? О-о-о! Уж доверьтесь профессионалам, дел не меряно. Исключительно заманчиво звучала «Московская недвижимость». Та-акой многообещающий слоган, что на душе сладко становилось сразу же. Ну, хоть копеечку забрось, а там процесс пойдёт и пойдёт, и пойдёт и пойдёт. И, глядишь, через, … ну, не знаю, сколько лет, … и нате вам – крыша над головой в чертогах белокаменной!
        А что ещё делать с бумажками этими несусветными? За бутылку водки отдать как иные? Жалко. Вот и пошёл я на Цветной бульвар, в штаб незабвенного и приснопамятного чекового фонда. Ах, Цветной-Цветной. Тогда ты был ещё не тронутый в старине своей. С могучими тополями, засыпавшими всю округу июньским пухом, особнячками давнишнего века на противоположной от метро стороне, крытым азиатским рынком перед цирком, без Победоносца у Трубной площади. Как раз слева от него, в достаточно свежей постройки офисном корпусе (снесённом ныне) и находилась «Московская недвижимость». С дрожью в коленках заходил под своды этого оплота инвестиционного кидняка. А возьмут ли у меня, не москвича, сии драгоценные ваучеры в обмен на призрачные надежды приюта? Давай-давай! У всех берём, нам лишь бы побольше – пакет прорыва формировать надо для скорейшего вскрытия перспектив. Выписали сертификаты - свидетельства обладания соответствующей долей акций… И всё… Так и лежат они у нас до сих пор в комоде девственно-непорочные, ни разу не побывавшие хоть в каком-нибудь употреблении, в соседстве с такими же бесполезными фантиками от «Олби-Дипломат», гарантировавшими кусочек ГУМа. Их выдача была обставлена ещё круче. В Колонном Зале Дома Союзов, освобождённом от бархатных кресел и заставленном морем конторских столов, беззастенчиво обирали наивных простаков, стоявших очередью на заклание на величавой мраморной лестнице. Сто тысяч рублей из моего осеннего прибытка решили мы вложить в бизнес «Олби». «А мы не местные, иногородние, без прописки, - мямлил я, протягивая офисной пигалице паспорт и деньги, - нам можно получить?..». Хмыкнула девица в ответ невнятно, сгребла купюры в стол, выписала фантик-сертификат и типа договор, шлёпнула их печатью, молча, подвинула с паспортом на край стола – забирай, мол. «Следующий!», - рявкнул в проём входных парадных дверей один из громил охранников, надзиравших за «порядком» ограбления… Так или иначе, мы изобразили капиталистическое благоразумие и вложились скромными возможностями в инвестирование будущего с надеждой на воздаяние. Увы-увы. Блажен до сих пор, кто верует в тщете своей.
        И опять кругами, опять же кругами водила нас матушка-Москва. Неоднократно по разным поводам ещё придётся топтать мостовые и аллеи того самого Цветного бульвара, пока не приткнёт Эльвиру судьба на постоянной, так сказать, основе тут же рядом - в Колокольниковом переулке. А Колонный Зал, переживший бред делячества, примет её на своей сцене в компании с молодым Коганом. Но это всё потом, потом…
        А пока мы совсем забыли про моего старинного приятеля Анварчика. Где он, что он? После сентябрьской попойки на Роттерта так и не виделись, не созванивались. Дай-ка наберу незабытый нумерочек вечерком – ал-лё, отвечай телефон. Он ответил голосом Альбины: «Ах, это ты Юрик! Так вот, Юрик, ты сюда больше не звони. Анвар здесь теперь не живёт. Запиши телефончик,  все вопросы туда. Пока-пока, удачи вам…». И всё – положила без объяснений трубку. Что стряслось за пару истекших месяцев? Хорошо, хоть номер сообщила для связи. Не маясь в догадках, набрал его: «Здравствуйте, Анвара можно пригласить?». Незнакомый, но приятный женский голос оповестил, что Анвара пока нет, будет позже. «Что передать?». - Что-что, привет и наилучшие пожелания. И ещё, чтобы Юрику позвонил по такому-то телефону. Юрик будет исключительно благодарен. «А, это вы Юрик, который из Тольятти?». – Да-да, тот самый. – «Хорошо, я передам. Он обязательно позвонит». Вот и спасибо. Интересненько-то как! Жизнь не стоит на месте, извивается в то ли в конвульсиях, то ли в экстазе, метаморфозами обрастает. Каких чудес ещё ждать? Чудеса чудесами, а звонка долго ждать не пришлось. Друг объявился и объяснился. Их отношения с Альбиной окончательно разрушились из-за неискоренимого расхождения характеров. Да-да, я помню, они ещё в институтскую пору до свадьбы мило грызлись по любому поводу. Нас с Оксанкой (помнишь ли ты её, уважаемый читатель?) даже некоторая оторопь брала – и как можно с такой непримиримостью жениться? Но они-то сподобились на брак, а мы тогда при всей политкорректности и согласии не удосужились. И теперь давнишняя бомбочка рванула с окончательной силой, через каких-то семнадцать лет. Дочку вырастили и расстались. Тем не менее, нам надо встретиться. И мы встретились. Анвар на своём синем «Москвиче» подхватил меня на следующий день у метро «Биберево», и мы поехали туда-сюда покататься, пивка попить прямо в машине, за жизнь посудачить. Он был весь в делах, торговал, чем придётся – от обуви до двигателей к «Волгам» горьковского автозавода, там у него были связи. Неплохо бы и от ВАЗа чего-нибудь организовать: «Ты там, как и где сидишь? Чего можешь?», - без всяких обиняков, чиста по-деловому в лоб спросил друг. – Да, я вот, …эта самое, … компоновки компоную, кроме чертежей под руками ничего и не имею. «Чертежи – это хорошо. Но какой навар с них? Никакой. Железо нужно. Сможешь железо доставать?». О, железо – это круто! Железа на ВАЗе – пруд пруди. Только взять как? Далёк я от сферы торговли. Одно знаю – на всей этой сфере костлявая и кровавая рука мафии возлежит. Как уж лезть туда – ума не приложу. «Думай, дружок, думай, - изрёк Анвар, - И ищи. Иначе будешь под старость лет бутылки по помойкам собирать. Время такое. Только бизнес обеспечит будущее. Без него – никуда!». Жутко и тоскливо стало мне от таких разговоров. И какой я бин-зес-мэн? Курам на смех. Мне с детства в магазинах сдачи не додавали наглые торгашки. И это в честнейшие совковые времена. А ныне, когда всё с ног на голову перевёрнуто? Да неужели ж и вправду – только и остаётся в «товар-деньги-товар» нырять? Мама миа, спаси господи? «Сам-то где и с кем живёшь, Анвар-джан?», - попытался я сменить тему. – «Тут рядом в Алтуфьево, на Череповецкой с хорошей женщиной. Потом познакомлю». На том и расстались.
        В выходные, когда в метро посвободнее, отправились с Лиликом на Даниловский рынок – затариваться на зиму. Народоизбранный президент Борис Николаевич объявил, что все распри преодолены и пора заняться делом – квасить капусту. В округе Бибирева мы так и не нашли оптовой торговой точки. Кто-то из уже знакомых Лиле московских мамаш в ЦМШ подсказал, что на Даниловском самое то – и выбор, и цены. Оно, конечно, далековато будет, через всю Москву, но зато по прямой. Сел в вагон и спи до тринадцатой остановки, «Тульская» называется. Вышел наверх, дорогу с трамвайными путями пересёк, и вот тебе – за оградой из металлических прутьев шишак фигуристой крыши, аки цирк, возвышается. Архитектура, а не так себе, блин. Но внутрь лучше не заходить, там и цены злее, и продавцы ленивее – торговаться не хотят. А вокруг корпуса гуляй – не хочу, голь перекатная. Ещё и ряженая казачья охрана по территории циркулирует, порядок блюдёт, дабы обвешивали не сильно иноземцы азиатские. Всё обошли, цены разнюхали, где что брать будем определились, и пошло-поехало – набивай Юрик сумки: картошка, морковка, перец-болгарка, лук репчатый, масло в бутылках… А капусту даже тут брать не надо, вон за оградой в проулке снаружи справа грузовики крытые стоят и очередь к ним – хоть не в три вилюшки, но всё же. Торгуют практически даром – 20 рублей за килограмм. Номера машин даже не подмосковные, казаки это несанкционированное «безобразие» в упор не видят и ментам не советуют. Те подъезды к рынку со стороны трамвая регулируют. Всё путём, ребята, всё путём. Жить всем как-то надо, в доле или молчаливом безысходном согласии – это уж как по судьбе выпало. С набитыми баулами и оттянутыми руками домой вернулись только к вечеру, зато теперь есть чем поживиться. Всё для вас ненаглядные, учитесь только. Глядишь, в люди выйдем. Так и спасал нас Даниловский, пока на Полежаевку не перебрались.
        Дни отгулов скоротечно растаяли, пора была катить обратно – к месту прописки и занятости. Девчонкам оставалось на жизнь тысяч сто пятьдесят рубликов. Теперь этот счётчик в мозгах укоренится надолго – держать в голове, сколько у них денег, хватит ли до следующего моего приезда?
        В Жигулёвское Море я приехал незамеченным так же, как и в самый первый раз в далёком декабре 1978 года. Мало ли вас тут туда-сюда шастает, за каждым не углядишь. Другие из Москвы вона как – сумки пузатые везут, не зазря съездили, и себе, и людям есть, что продать. А энтот совсем пустой, чего ездил – не понятно. Ну, его. Пусть живёт, как знает.
        На дежурной встрече со спонсором предоставил реквизиты банка и счёта. Сергей Александрович, как всегда, торопился. Московские замечания Николая Ивановича воспринял спокойно, уверенно повторил, что это их зона действия: когда и сколько. Наше дело – получить, как придут, и отнести. Вызвал секретаршу и велел ей идти в бухгалтерию, передать указание о переводе за три месяца. «Что ещё?» - Да и всё. Не буду же я его сейчас нагружать проблемой со скрипкой и страшной цифрой в десять тысяч долларов. Пока жива надежда, что бумага с резолюцией Каданникова наконец-то заработает. С этим надо в другие кабинеты идти. А вам, Сергей Александрович, спасибо и за квартирные.
        Кабинеты-кабинеты. Идиосинкразия к ним сидит во мне с тех пор безвылазно. Деваться только некуда было. «Надо, Юрико, надо!», - говорил себе и шёл, как на Голгофу. Начал с Прусова. А нет ли каких-либо известий по моему прошению о помощи? – «Погоди, Юрий», - вскакивал с места Пётр Михайлович и удалялся в соседний кабинет к главе НТЦ господину Сахарову. «Нет пока. Ты, это самое, … на днях зайди, глядишь – что и прояснится». Зайти на днях повторялось раза три с одинаковым исходом, то есть никаким. Что на самом деле происходило в горних сферах в этой истории, - не знаю, кто ж мне подробности расскажет. Может быть, они сразу меня в сердцах послали и забыли. Ну, ходит – и пусть ходит. Каждого тут мелкого опекай. Может и созванивались, поручали по цепочке выведать – что там с исполнением по бумаге такой-то, номера нет, по сути «про скрипку». Дело прошлое, люди бо-ольшие. Проблем в тот злосчастный год было выше крыши. К зиме завод пребывал на грани остановки. В январе нас распустят на каникулы чуть ли не до весны. Людям (за сто тысяч коллектив по численности) надо на житьё-бытьё наскрести и выдать, а тут вы со своей скрипкой разнесчастной лезете. Последним советом Петра Михайловича было: «Это в секретариате дирекции надо концы искать». Всё понятно – кому надо, тот пусть и ищет.
        В реалиях любого времени задачка выглядела безысходной изначально. Какой-то инженеришка без роду, племени и знакомств в верхних коридорах придёт и будет тут занятых людей от дела отрывать, вопросы спрашивать,
 права качать, будь хоть тридцать три разрешительных резолюции на его противной бумажке, включая от самого господа бога. Видали мы таких. Ещё и вправду дать придётся, ужас! Небольшим плюсиком диспозиции был мой прошлый опыт восстановления в институте, когда подталкиваемый Анваром, я обивал пороги Министерства высшего и среднего образования РСФСР. Теперь РСФСР стал РФ, и не было подгонялы. В поле воин я один, а позади Москва с девчонками, которые надеются. И если не ты, то кто?
        Дирекция ОАО «АВТОВАЗ» в одна тысяча девятьсот девяносто третьем году ещё располагалась в Центральном районе на улице Белорусской у, начинающегося через дорогу справа городского леса. Слева политехнический институт (это, если в двери дирекции с улицы смотреть; смотреть на мир изнутри дирекции мне по чину не дадено), напротив – общага политеха. Хвала всевышнему, что пропускной режим на тот период не был жестким (бандитские войны пока не начались), и попасть в святая святых завода можно было просто по служебному пропуску. Не то чтобы с замиранием сердца, но с некоторой настороженностью я вошёл под своды. Своды не рухнули. Перед «крутилкой» турникета с обязательной вахтёршей на стене висела информационная доска (на стене доска, а не вахтёрша) с подробным описанием «кто где». Я вчитался и выудил местонахождение секретариата или приёмной, по-простому. Достал пропуск, предъявил вахтёрше, она тупо кивнула, я прошёл. Вот и всё, назад пути нет. Н-да, коридорчики тут ещё те! Полумрак, максимум вдвоём разойтись можно. Линолеум на полу допотопный, казенный окрас стен, двери дерматином обиты. Не шиковали уважаемые, нет! Берегли рабочие копейки. По центральной лестнице на второй этаж, направо по коридору до упора в торцевое окно, последняя дверь слева, не ней простая табличка «Приёмная». Ну, с богом! Тук-тук, здравствуйте! Можно? В интерьере витал дух крутой канцелярщины. Две фурии изрядного возраста недоумённо вперились взглядами в меня: «Что вам?». Не спеша, достав из папочки копию бумаги с резолюцией Каданникова, протянул её ближней из примадонн приёмной: «Извините, не подскажете ли у кого сейчас это на рассмотрении?». Долго вдоль и поперёк изучала уважаемая сей документ. Послать меня сразу и далеко ей, очевидно, мешала достоверность почерка генерального директора. Вручила бумагу коллеге, неопределённо похмыкали между собой, пожали плечами: «Ни-и знаем, что уж и делать, номера нет, дата давнишняя… Оставляйте. Дня через два перезвоните…». Я спокойно оставил в приёмной этот листок бумаги. Таких копий в предчувствии сложности обстоятельств в моей папке было несколько штук – я был готов, как казалось, к длительной осаде.
        Увы, увы. У хорошего врага всегда в запасе найдётся пара непредсказуемых приёмчиков. Может быть, и не вполне корректно сразу же именно так квалифицировать характер моих отношений с участниками последовавших событий, но особо дружеского расположения я не ощутил ни в одном кабинете. Оно и понятно, невесть, с чего, бог знает, кому - возьми и отвесь ого-го сколько, да ещё в иностранной валюте. Редкая простая нервная система безропотно такое вынесет. Пепел протеста стучал в их сердца и не давал смириться. Бесперспективность узнаваний обстановки по телефону я осознал на второй день названиваний. То телефон подолгу не отзывался, то у трубки оказывался абсолютно несведущий человек, который не понимал, о чём идёт речь. И я поехал снова сам. Естественно, с очередной копией прошения. В приёмной витали всё те же примадонны, и никого кроме них. Отказать в визуальном узнавании меня они не могли. Да-да, они помнят о той бумаге, они в поиске - кому же она отписана, но пока, к сожалению, не найдено: «Перезвоните, пожалуйста». Через два дня, естественно. То есть в пятницу, последний рабочий день недели. Как же, как же. Так вы и ответили.
В понедельник с утра я поехал сам снова. «Ах, вы всё про то? Это поручено Быстропапову. Следующая дверь от нас по коридору». Больше знать меня они в упор не хотели.
        Носитель неординарной фамилии, как выяснилось впоследствии, был помощником директора по финансам. Изощрённый товарищ, смею отметить. Выйдя из приёмной, я прошёл хо-орошенький кусок стены, прежде чем обнаружил эту самую следующую дверь коричневого дерматина. Как и следовало ожидать, она была заперта. Перед ней я продефилировал туда-сюда битый час. Заглядывал обратно в приёмную: «А вот тот товарищ Быстро-папов, он работает?». – «Да-да, где-то тут, вы подождите», - отвечали разлюбезные мои. Так и прослонялся по коридору  до обеда, снующие мимо местные служащие уже с подозрением косились на меня. А дверь была по-прежнему заперта! Продежурить весь обеденный перерыв с неясным исходом – откроется ли Сезам потом не хотелось. Плюнул в сердцах и уехал. Успокоившись, через день вернулся в тот же коридор, к той же двери. Увы, - нет! Эта чёртова дверь не реагировала на дёрганье за разболтанную ручку.. Почти по-приятельски заглянул в приёмную. Всё та же издевательская любезность: «Да-да, где-то тут…». Спокойно, Юрик, спокойно. Будем стоять до ночи. Должен же он, коли тут, хоть когда-то проявиться. Время пошло. Где-то, через час (мне уже было по фигу, – кто и как смотрит на меня из проходящих клерков) произошло странное событие – из приёмной вышел довольно высокий, плотный мужчина. Он не заходил туда при мне – это точно. И не был там, когда я заглядывал с вопросом. Мужчина спокойно остановился у заветной двери, достал из кармана ключи и стал открывать её. А-а-а!!! Попался злодей! Я ринулся к нему: «А не подскажете, где найти Быстропапова?». – «Его пока нет», - хладнокровно отпарировал тот и скрылся в кабинете. Н-да… Дежурим дальше. Ещё через полчаса я рискнул  дёрнуться в кабинет, раз уж он открылся – хотя бы номер телефона выведать. Хм-м?! Дверь была опять заперта. Мама миа, о, боги! Что тут ва-ще происходит?! В полной растерянности я застыл у стены. Уж не знаю, через какое время, вывела меня из ступора фигура того же мужчины, но уже в пальто. Смешней всего, что появилась она, опять-таки, из двери приёмной, а не злосчастного кабинета. И как это так! В порыве последней надежды я обратился к уходящему незнакомцу: «А вы не подскажете, как можно позвонить Быстропапову?». Мужчина автоматически выпалил цифры номера и свернул на лестницу. Я лихорадочно выхватил из папки блокнот и ручку и, пока не забыл, записал услышанное. В какой-то прострации протоптался ещё десяток, не знаю, другой минут – время перестало существовать для меня. Для порядка пару раз подёргал ручку. Заперто, заперто, заперто, пошёл вон!!! Что-то подсказывало, что на сегодня всё исчерпано – время, нервы, надежды. Едем на базу, дружок. Хорошо, хоть телефончик разузнали.
        Телефончик отозвался на следующий день под вечер. На вопрос можно ли пригласить товарища Быстропапова трубка изрекла: «Я вас слушаю…». Вау!!! Наконец-то. С тихой истерикой я выпалил несусветный набор фраз о бумаге, о резолюции Каданникова, о словах барышень из приёмной, что рассмотрение поручено ему – Быстропапову. – «Да-да, подъезжайте», - просто и легко ответила трубка. – «А когда же вы будете? А то вот вчера…». – «Да хоть завтра с утра. Жду», ту-ту-ту-ту… - трубку положили. Угадайте с трёх раз, что было завтра? … Вот имен-на! Вариант намба уан, уверенно опробованный в предыдущие разы: коридор - запертая дверь – приёмная - да-да, где-то тут – коридор – запертая дверь до обеда. Не было только фигуры давешнего мужика. Ни в пальто, ни без оного. А может быть, и сама фигура тогда была всего лишь призраком? В этот же вечер я не стал звонить, простите уж за нестойкость. Депресняк, блин, обуял. На вечер следующий тот же голос, так же легко бросил: «Да-да, жду»… Ну, как тут и чем попрекнёшь? Товарищ заждался, а вы всё не едите и не едите!
        …В холодном поту застыл на мгновение перед опостылевшей дверью и потянул на себя. Когда это было, с кем? Не со мной и никогда. Тем не менее, дверь мягко поддалась и открылась – бит-те зер! Справа за столом в углу восседал призрак давешнего мужика. И больше ни-ко-го! От стола далее была ещё одна внутренняя дверь в пространство за пустой коридорной стеной, вдоль которой я невесть сколько шагов уж отмерил. Вот оно что! Да у вас тут лабиринты подпольные! Но злиться было нельзя – понимай парень, в какие заоблачные высоты вляпался. Только и где тут товарищ Быстропапов? Призрак – не он, поскольку на прямой идентифицирующий глаза в глаза вопрос давеча сказал: «его нет пока». Не мог же он о себе самом так! Потому я и спросил, насколько получилось, вежливо – могу ли видеть самого Быстропапова? – «Да-да, я вас слушаю», - нисколько не смутившись, уже знакомым по телефону голосом ответил призрак. Ах, ты, блин!.. Но в этот момент секретная дверь открылась, и через неё в кабинетик восшествовал, о-о-о – я видел это лицо в заводской газете – финансовый босс завода товарищ Глушков. Высокий, стройный, в годах, с характерной щёточкой усов - Поль Мориа, да и только! Именно ему адресовалась резолюция генерального директора. И что теперь – взять, да пожаловаться на тот цирк, по арене которого вторую неделю меня гоняют кругами его подчинённые?.. Обмякло как-то всё внутри. Не то чтобы духу не хватило бы, но смысл? Всё равно мне с ними о чём-то нужно договариваться, смирись, смерд, и терпи, как бы горько не было…
        Когда потом, в течение последующих лет из телевидения и прессы узнавали о злоключениях этого большого человека в ипостасях то изгнанника страны родной, то заключённого в её же тюремные объятия, какое-то чувство солидарности всплывало в душе. Несмотря ни на что…