Пластилин. неоконченное

Любое, даже самое прекрасное творение,
не выполняющее своей функции, не более  чем пустышка.

ДЕТСТВО.

Его руки лихорадочно скользили по пластичному материалу, каждую следующую секунду меняя форму и очертания. Глаза человека напряженно и внимательно смотрели на фигуру в своих руках, как будто это была вовсе не фигура, а смысл всей его жизни, центр Вселенной.  Ничего вокруг в этот миг для него не имело смысла и существования. Стены, окна, двери, мебель, еда, потребности,  -  все отошло на задний план.  Осталась лишь одна, единственная – лепить.
Со стороны этот человек казался не просто чудаком, а фанатиком, занимающимся напрасной и бессмысленной работой. Так показалось бы всем, но не ему.  Потому что он считал себя Творцом. Он создавал идеал.
Человек покачивался из стороны в сторону; пластичный, мягкий материал послушно поддавался малейшему прикосновению, будто бы читая мысли своего скульптора. Начали появляться первые очертания, и предмет постепенно обретал форму. Уже теперь можно было различить  его округлость и причудливость , но, пожалуй, это не самое интересное, что привлекало в нем. Привлекало и настораживало.  Пугало. Предмет с каждой секундой становился все более похож на… 
Впрочем, все началось еще давно, когда маленькому мальчику в обычном магазине любящая мама купила пластилин. Такой же, самый что ни на есть обычный. В этот день дворовая ребятня  поймала беднягу за углом дома и наградила его бледное, худенькое личико большущим синяком.  Это был фирменный знак, знак отличия. Дети не любили его за молчаливость и отстраненность. А для ребят постарше мальчишка был просто игрушкой, собачкой, клоуном. Определений этому много, но смысл один.  Этот маленький человек был для всех никем. За это и отметили.
Когда ребята от него отстали, мальчик уныло побрел домой, шаркая стертыми кроссовками по серому асфальту. Он несколько раз тихонько дотронулся до больного места, перебрал кожу пальчиками и так же тихонько опустил руку вниз. Слез на его лице не было. Только особая боль , спрятанная ото всех, едва улавливалась в его больших, темных глазах. Да и то, тогда они были опущены. 
Его ухода так никто и не заметил.
Дома  мама готовила обед, и когда мальчик почти беззвучно зашел на кухню и сел на табуретку, мать  почувствовала,  что-то случилось. Она одна знала своего сына, чувствовала те моменты, когда он был особенно тих. И в такие дни ей хотелось поговорить с ним, поговорить по-настоящему, по душам, помочь советом, просто обнять и прижать к сердцу. К горячо любящему материнскому сердцу. Но что-то не позволяло ей сделать это. Может быть то, на её  сердце было слишком много шрамов, оставленных судьбой, а может потому, что она просто  разучилась проявлять ласку. Мать часто корила себя за это, но даже не знала, что её сыну было достаточно простого её присутствия, чтобы почувствовать себя нужным. Защищенным. Ему хватало простого прикосновения.
  Вот и тогда мать  обернулась, и ей хватило секунды, чтобы все понять. Не было ни вопросов, ни долгих разговоров, ни нравоучений. Просто её маленькая рука, такая же маленькая, как и она сама, неслышно опустилась ему на голову, слегка примяв русые волосы. Мальчик закрыл глаза. Но слез по прежнему не было.
Было тихо… Из крана капала вода…
А позже, когда они вдвоем  вышли в соседний магазин, мать решила купить сыну что-нибудь, чтобы тот не грустил. Право выбора было за ним. Мальчик внимательно, не по - детски смотрел на витрины с товарами, где были игрушки самого разного рода, от до смешного дешевых до неприлично дорогих. Но его они не интересовали. Все эти игрушки были кем-то сделаны, кем-то чужим. Они уже завершены, закончены. А мальчик хотел что-то нетронутое, что могло по праву принадлежать ему. То, что можно было изменить, или создать с нуля.Ответ не заставил себя ждать., и ребенок произнес тихо, но уверенно :
- Я хочу пластилин.
Мать не стала спрашивать, почему. Она все понимала. Только выбрала самый хороший, тот, где больше всего цветов.  И когда протянула сыну недорогой подарок, то в его глазах прочитала, что дороже этого ничего нет.  Это лучшее из всего, что можно было выбрать.

Вечером, сидя за столом в своей комнате, мальчик бережно достал из полки заветную коробку и аккуратно открыл. Он и впрямь был очень аккуратным и ценил порядок во всем. Для ребенка его лет это было хорошо, но как-то неестественно странно. В комнате все было на своих местах. И вот теперь пластилин занял свое почетное место. В его руках.
Это был синий цвет, синий, как вечернее небо. Окно на улицу находилось около стола, и мальчик мог сравнить два цвета: цвет неба и пластилина. И в тот момент второй показался ему красивее, чем первый. В нем не было той враждебности и жестокости, которая присуща этому миру и его природе, его людям. Пластилин просто хотел, чтобы мальчик начал лепить. И он начал.
Было уже поздно, когда мать заглянула в его комнату и нашла сына спящим за столом, а в руке у него был комочек пластилина, мягкий от тепла его руки. На столе, рядом с ребенком  стояла вылепленная фигурка в виде  небольшого домика, с окнами и дверью, крышей и трубой. Мать аккуратно взяла её в руки, чтобы рассмотреть. Она удивилась, как точно и умело  её сын воссоздал тот дом, в котором они когда-то отдыхали летом,  в деревне. Удивилась по двум причинам. Во-первых, он был тогда еще маленьким и точно не мог запомнить некоторые детали, а во-вторых, домик, казалось, был вылеплен руками взрослого, но  никак уж не шестилетнего мальчика. И все же это сделал её сын.
Было тихо. Только на кухне капала вода…


ОДИНОЧЕСТВО.
…Так прошли годы, незаметно и тихо. Мальчик вырос, но остался прежним, замкнутым и отстраненным.  Такой же была его жизнь, серой и унылой, как те старые кроссовки, в которых когда-то шеркал он по улице, много лет назад. А теперь о них уже никто и не вспомнит.
За эти годы поменялось многое, много воды утекло. Текло спокойно, медленно, неизбежно уводя его все дальше и дальше, скрывая от людских глаз, преуменьшая его значимость. Жизнь хотела проверить этого человека на прочность, разбудить, вывести из того ступора, в котором влачил он свое существование. Поэтому жизнь подкидывала ему испытания, но, увы, он их не прошел. Жизнь, как голодная хищная птица, набросилась на него в попытке проглотить, но он не пришелся ей по вкусу. Почему она выплюнула его, почему не растоптала? Никто не знает. Она просто, медленно, но верно отворачивалась от него, чтобы в конце концов сделать этого человека невидимкой. И он принял это без сопротивления. Он просто не умел сопротивляться.
Когда ему перевалило за тридцать, ушла из жизни мать, и он еще сильнее погрузился в себя. Потеряв единственного дорогого человека, он остался совсем один, лицом к лицу с этим жестоким миром, который человек с каждым днем считал все более несовершенным.
А несовершенный мир продолжал жить дальше, радуясь, встречая праздники и давая жизнь новым людям.  Человека же это совсем не волновало, ведь в каждом проявлении этой жизни и этого мира он видел один изъян. Даже краски солнца, зелени, неба, всего вокруг для него померкли, посерели. Дни текли густой, вязкой бессмыслицей, и он вяз в ней, беспомощный и одинокий.
Никто даже не мог сказать о нем ничего определенного. Когда-то вроде бы была жена, друзья, но все они исчезли из его жизни. Работал он простым служащим на какой-то бумажной и пыльной работе, где в одном зале было несколько десятков столов, еще больше людей, и труды каждого оставались незамеченными. Всегда в тени, он приходил вовремя и уходил ни позже и не раньше. Работу он выполнял так же аккуратно, как и лепил, но не вкладывал в нее ни капли души. Его ни разу не повышали и не понижали по должности, просто потому, что не выделяли. А если вдруг до него доходило дело, то вместо имени коллеги или даже само начальство говорило « ну вон тот, в третьем ряду, за пятым столом, как его там…». Заглянуть в его личное дело и вспомнить (или узнать имя) желания хватало у единиц.
И только один человек знал о нем больше, чем все остальные, но знал в пределах ему дозволенного, не выходя за этические рамки  своей профессии. Врач-кардиолог, Королев Лев Николаевич, уже многие годы  вел историю болезни своего молчаливого пациента, прописывая ему многочисленные лекарства, давая назначения и рекомендации, в искренней надежде, что диагноз «хроническая сердечная недостаточность» не завершится печальным исходом. Но, как опытный врач, он прекрасно понимал, что сердце, хоть и мышца, но мышца не резиновая, и рано или поздно она порвется. Это же знал и его пациент. И он как всегда смирился…

НАБЛЮДАТЕЛЬ.
Он сидел за своим рабочим столом и в который раз осматривал его идеальный порядок. Кажется, все на месте? Стопочка к стопочке, карандаши и ручки на одном уровне, все, как по линейке. Ни единой пылинки. Ни намека на небрежность. Свою работу человек закончил уже давно, а до конца рабочего дня оставалось время, которое нужно было чем-то занять.  И вот он переключился на своих сослуживцев. В последнее время у человека появилось еще одно увлечение, кроме лепки. Он во всем искал изъян.
Если спросить у любого нормального человека, что такое изъян, то, скорее всего он ответит, что это некая портящая всю картину деталь, нарушающая общую гармонию, оставляющая неприятное впечатление.  Но для этого человека определение изъяна было иным. Изъян – это ВЕСЬ МИР.  Асимметрия. Разобщение. Хаос.  Пустота. Одиночество. Боль. Мир стал таким в его глазах, и кроме этого, он ничего в нем не видел.
И вот сейчас, сидя на работе, он искал изъян в своих коллегах. Он любил рассматривать  их детально, скользя взглядом по их несовершенной оболочке, цепляясь за грубые и мелкие ошибки и помарки, которые оставила природа, когда писала их историю.  Вот молодая девушка напротив красила губы  ярко-красной помадой. Она была новенькая в их отделе,  а шеф любил все новое я вызывающее. Вот она и старалась, как могла.  Помада ложилась на губы, постепенно исчезал их естественный цвет. Местами она выходила за контуры губ. Никто бы даже этого не заметил, но человек не упустил ни детали.  Один изъян был найден.
 Мимо прошел тучный статист с кипой бумаг. Месяц подходил к концу, и он сильно нервничал, что-то не сходилось в расчетах. Его волнение выдавал резкий запах пота, мятый костюм с пятнышками от кофе на груди и слегка взъерошенные волосы.  Наблюдатель улыбнулся сам себе и еще раз осмотрел свой стол.  Земля и небо.  Проходивший мимо статист уловил этот довольный взгляд, замешкался и выронил бумаги. Собирая в спешке расбросанные листы, он нервно, сам того не замечая, перепутал их порядок и смял большую часть.  А спосок изъянов тем временем стремительно рос.
В каждом наблюдатель находил что-то неприятное. Кто-то систематически опаздывал на работу, кто-то был небрежен, кто-то сплетничал, кто-то просто слишком много ел, оставляя повсюду крошки. Но именно в такие моменты мир для наблюдателя переставал быть враждебным, ведь он был в своей стихии. Он копил эти знания, составлял картину и мысленно её корректировал, чтобы, придя домой и закрыв ото всех двери, предаться своей единственной цели – вылепить мир без изъяна.
ДРУГОЙ МИР.
Вечер был особенно темный, и если бы не фонари, уютно смягчающие непроглядную тьму своим теплым полусветом, можно было легко споткнуться.  Человек подходил к своему дому и устало оглядел его окна. Почти во всех приветливо горел свет, почти везде кто-то кого-то ждал. И его тоже ждали. В окне было темно, но он знал, что там, в квартире, есть целый мир, который каждый день дожидается возвращения своего мастера, чтобы снова и снова менять мир к лучшему. Человек немного постоял под окнами, вдыхаю прохладу вечера. Да, сегодня будет долгая ночь, как раз такая, какая нужна. Тихая и одинокая, как и он сам. Именно в такие ночи он и любил не спать, полностью погружаясь в свою работу. Пальцы его рук уже приятно покалывало, напряжение чувствовалось в самых кончиках, и вот он уже ощущал упругую твердость пластилина, медленно поддающуюся ему. Сердце забилось чаще, и, поддавшись его ритму, человек направился в подъезд. Усталость как рукой сняло.
Дома его действительно ждали. Пройдя в комнату (он называл её мастерской), человек улыбнулся своим творениям. Он всегда здоровался с ними. Это был своеобразный ритуал, и человек никогда не нарушал его.  В его квартире это была самая просторная и светлая комната, но и её уже становилось мало для многочисленный изделий из пластилина. Их здесь были сотни, может и тысячи. Может и больше. Человек принципиально не хотел считать, но каждую помнил наизусть.  У него была особенная память, не просто визуальная. Скорее тактильная. И каждую фигуру, даже миниатюрную, он мог определить с закрытыми глазами. И сейчас, он обходил всю комнату и пробегал пальцами по фигурам, чтобы ощутить их энергию и вспомнить процесс их создания. Он подпитывался от них, как от живительного источника.
Это был пластилиновый мир. Вся комната состояла из большого числа полок и полочек, этажерок, подставок, шкафчиков, которые стояли на полу или висели на стенах. Некоторые выдвигались, смещались в сторону ,и за ними возникали новые.Весь периметр комнаты был занят ими, причем до самого потолка. Для перемещения использовалась специальная перекатная лестница.  И только у окна стоял большой угловой стол, с дополнительным освещением и огромным арсеналоим инструментов для работы с пласилином.Сам пластилин, а его были целые киллограммы, занимал свое почетное место в многочисленных контейнерах, которые располагались в полках под столом. Все кусочки и блоки были разложены строго по цветовой гамме, изолированно друг от друга.  Были и стаканчики с водой определенной температуры, и лупы, ручные и глазные, линейки, иглы, ножи и ножики, лезвия, нитки, проволоки, деревянные палочки, шпателя. Комната действительно походила на мастерскую. Но человек работал не на заказ, а только для себя. Его творений никто не видел, и этот мир был закрыт для посторонних глаз.
На потолке вокруг центральной люстры и до самых краев комнаты были подвешаны пластилиновые птицы разных размеров и цветов. Они ничем не отличались от настоящих, разве что не махали крыльями и не издавали звуков. Но выполнены были идеально, с пугающей точностью. Даже имитация перьев казалась натуральной. Сделать такое было невозможно, но он это сделал.
На полках стояли многочисленные фигуры и фигурки. Это были люди, животные, дома, транспорт. Человек воссоздал интерьер своего рабочего офиса с мельчайшей точностью. Он располагался на отдельной полке, ка макет  помещения со всеми деталями: окна, двери,столы, стулья, техника, напольное покрытие, прочая фурнитура. И люди, все его коллеги, были вылеплены им и сидели на своих обычных местах. Вот  только теперь на работе был идеальный порядок, каждый был при деле, ничего лишнего и постороннего. Все аккуратно одеты ( он воссоздал даже одежду), на столах стерильная чистота, ни одной расбросанной бумажки ( документы были сделаны из миниатюрных листочков и сшиты нитками). Это было настоящее произведение искусства, мастерство человеческих рук и торжество памяти. И оно было повсюду в этой комнате. Человек вылепил свою улицу и дом, деревья, скамейки и сидящин на них бабушек-сторожил. Дворовые мальчишки играли в футбол. Он сумел воссоздать движение. Человеческое тело он знал наизусть. Отдельную полку в этой комнате занимали многочисленные книги и атласы по анатомии для профессиональных художников и скульпторов, был даже медицинский атлас. Помимо этого огромнгое количество книг по зоологии, архитектуре, механике и технике, альбомы с распечатками и фотографиями. За годы его жизни коллекция  стала просто необъятной. Ведь его лепка была не бездумным действием, она опиралась не только на прекрасную память, но и на точные данные. А в книгах всегда помещают самые красивые картинки. Человек совмещал свои знания и книжные, а в конце убирал те детали, которые казались ему изъяном. И только тогда он оставался доволен.
Около одного макета человек останавливался каждый день и мог смотреть на него часами. Это была квартира, в которой он жил с матерью в детстве. Все было сделано им с особой нежностью и любовью, с невероятной точностью. Он убрал один единственный изъян-время. Мать снова была жива, её фигурка сидела в своем любимом кресле,и если взять её в руки, то можно было увидеть, что она улыбалась. Именно к ней он спешил каждый день, именно она ждала его.  Смотря на неё, человек понимал, как  все-таки сильно скучает по ней, и в который раз убеждался, что мир несовершенен и жесток. Но в этой комнате раны болели меньше… Мир не был враждебен  к человеку, он сохранял свою постоянность и напоминал о дорогих сердцу моментах его жизни, которые были, но , увы, ушли. Которые он смог сохранить только в памяти, но был не в силах вернуть. Мир усыплял его, убаюкивал, возвращал назад, в детство, вычеркивал всю боль и обиду. Время здесь было не властно. Только неизменность и идеальная гармония. И только в этом мире человек по-настоящему жил. За его пределами была пустота.
А ночь только начиналась…

СОН.
Темнота окружала меня со всех сторон, как будто свет не существовал никогда. Я ослеп? Кажется нет… Глаза что-то видели, но и это была темнота. Первой мыслью было бежать, но куда? Да и ноги, как свинцом налились, что я их не чувствовал. Я стоял, как вкопанный, боясь сделать лишнее движение, чтобы не провоцировать темноту. Она казалась мне живой и в любую минуту могла наброситься. Первым ожило обоняние: оно почувствовало странный специфический запах в воздухе. Запах стерильности. Потом ожил мозг и начал думать, задавать вопросы мне самому: где я, почему я здесь, почему так темно, кто- нибудь еще здесь есть? Последний вопрос оказался самым правильным, и тут ожил голос. Я крикнул, неуверенно, но достаточно громко в поисках людей, но увы, тщетно. А может, и не увы. Я все еще не знал, где нахожусь, и угрожает ли мне опасность.
И тут стали оживать глаза. Я весь превратился в зрение, когда увидел впереди от себя крохотную белую светящуюся точку, похожую на ночную звезду. Откуда она появилась? Я не мог понять, какое расстояние между нами и что ЭТО такое, но маленький источник света немного обрадовал меня. Любопытство не могло побороть страх, и я стоял на месте в ожидании, и наблюдал, как ЭТО движется в моем направлении, медленно, долго… По мере приближения светящийся объект увеличивался, а свет от него рисовал очертания того места, где я находился. Тогда -то я понял, что стою в очень длинном коридоре, почему-то знакомом. А светящийся объект был все еще далеко от меня, и теперь он изменился: стал ярче, вытянулся, вырос…  Я смотрел во все глаза. Убегать и в мыслях не было. А фигура (теперь её можно было назвать именно так) приобретала очертания, и в первую минуту я подумал, что ко мне идет человек (!!!), но тут мои глаза уловили пугающую деталь-фигура плыла на небольшом расстоянии от пола. Она плыла по воздуху и светилась. Я ощутил странный привкус во рту, в ушах зазвенело, стало трудно дышать, внутри меня все кричало, но я стоял на месте, как будто ноги гвоздями прибили полу. Оставалось всего несколько метров, когда фигура остановилась напротив меня и замерла. Я почувствовал легкое дуновение ветра в свою сторону. Свет от фигуры был мягкий, теплый, а ростом она была чуть ниже меня. Что-то вновь показалось мне знакомым, до боли …родным. Но нет, нет, не может такого быть! Теперь я понял, что последние шаги должен сделать я сам, чтобы разрешить свои сомнения. Раз, два три, четыре… на пятом шаге я подошел к фигуре, и тут она подняла свое лицо и посмотрела мне в глаза. В эту минуту с моих уст сорвался протяжный взволнованный вздох :Мама!  Передо мной стояла моя любимая мама, та, по которой я так скучал и в которой я так нуждался! Из глаз хлынули слезы, но уже через секунду во мне все оборвалось. Мама давно умерла. Если сейчас она здесь, то значит и я тоже… Глаза испуганно смотрели на мать, и я весь дрожал, дыхание стало прерывистое, а сердце замерло. Я решился на вопрос:
-Мама, я …умер?
В ответ на это мама прикоснулась своей светящейся рукой  к моей груди, там, где сердце. Я почувствовал приятный, волнующий холод. Мне хотелось дотронуться до её руки, но я не успел, она убрала руку раньше, а моя собственная легла на грудь. Там внутри было тихо. Сердце не билось.
-Мама… Сердце?…умер?…
-Еще не совсем, - сказала мама. Пойдем со мной.
И я пошел. Как марионетка. Бездумно, покорно. Я знал, что мама не сделает ничего такого, о чем потом я буду сожалеть. Сейчас мне, как никогда, просто хотелось довериться единственному дорогому человеку. Не знаю, сколько мы шли по темному и пустому коридору, но в бликах маминого света его стены не казались мне такими зловещими. Мне казалось, что я спал на ходу, как - будто сознание находилось в непонятном трансе. Ноги были ватные, но я все продолжал идти. Временами мне казалось, что мама тянет меня за собой невидимыми  нитями. Все ближе и ближе к себе…
Как вдруг движение прекратилось. Когда я очнулся, то увидел перед собой дверь с табличкой. Мама чуть ближе подошла к двери, освещая её, и я смог прочитать надпись «ОПЕРАЦИОННАЯ»
Тут я все понял, вернее догадался. Мне показалось, что мама тихонько улыбнулась. Еще миг, и со словами :»Тебе туда, сынок», она растворилась в темноте, забирая с собой последние крупицы света. Я тяжело вдохнул. Но сердце было безмолвно, как и стены вокруг меня. Смысла ждать больше не было. Там, за дверью меня ждут ответы на все вопросы.  Почему-то я не стал открывать её, а просто шагнул сквозь.
Яркий свет ослепил глаза до боли. Вокруг слышались странные, приглушенные голоса незнакомых мне людей и какие-то шорохи. Вдруг я услышал голос, который показался мне знакомым, и открыл глаза. Когда расплывчатые очертания комнаты стали четкими, я увидел, что нахожусь  у выхода из операционной. Впереди меня стояли врачи, сосредоточенные на том, кто, по-видимому, лежал на операционном столе. Во главе всех я увидел того, чей голос вывел меня из слепого оцепенения. Это был мой кардиолог, Лев Николаевич. Значит, все-таки….
Дальше я ничего не помню, кроме того, что увидел на операционном столе. Хирурги чуть расступились, как будто знали, КТО стоит сзади. Если бы я не был тем, кем являюсь, невесомой материей самого себя, то могло произойти все, что угодно: я бы упал без чувств или же меня бы просто вывернуло на изнанку. Но нет, я был лишен права на такую человеческую милость и мог только  стоять и смотреть. На себя самого. Прямо передо мной лежал я, точнее моё бренное тело. Но я смотрел не на него, а на то, что никогда не видел у себя раньше, а мог только чувствовать. На то, что дало сбой однажды, и вот уже несколько лет  медленно умирало в моей груди. Теперь, с поломанными ребрами, оно было хорошо доступно для моих, и чужих глаз. Я впервые увидел свое сердце. И мне не понравилось то, что я увидел.  Бесформенная большая масса непонятного цвета, оно казалось набухшим, как будто от укуса пчелы. Каждый удар давался ему с трудом, сердце трепыхалось, как в судороге. Мне почудился странный запах…гнили.
Я мог простоять там целую вечность, отключенный от всего, словно в ступоре, но постепенно мысли в голове стали проясняться. Столько лет я искал и находил изъяны в каждом, про себя мысленно высмеивая  их и их обладателей, столько раз гордился собой и тем, что понимаю толк  в истинной красоте, а в самом себе не увидел такого …уродства?! Я не заметил, как эти слова слетели с моих губ:
-Боже, какое оно …мерзкое.
Не знаю, что я испытывал, глядя на свое сердце. Неужели оно моё? Разве я ТАКОЙ? Никто не мог ответить на мои вопросы, никто не слышал меня. Да и ответ был очевиден. Да, такой. Оно-это часть тебя, а значит его уродство и твое тоже. Тогда я обрадовался, что невидим для других.  Мне хотелось вырвать сердце из своей груди, унести, сбежать и спрятать его, чтобы никто не знал, не видел этой мерзости. Это всё оно! Из-за него моя жизнь стала такой…никчемной. Да и как иначе она могла сложиться у того, кто внутри гнилой? Как же я раньше не замечал, что внутри разлагаюсь? Меня отравляло собственное сердце, как паразит, как сорняк, живя в моей груди, питаясь мной, и если раньше я любил его, то теперь резко возненавидел! Но это не уменьшило того  чувство стыда и отвращения к самому себе, которое накрыло меня с головой. И это видели все, кто был в операционной. Они все знают мой секрет! Знают! Теперь ОНИ нашли мой изъян! нужно забрать его, быстро, ведь никто не увидит, чтобы они перестали смеяться! Нельзя доверять  его врачам, они ничего не сделают, оставят его во мне, чтобы сердце пачкало меня изнутри. Забрать…
Руки сами потянулись к ненавистному  органу, но в эту секунду что-то с силой оторвало меня от самого себя, от этого места и от всех, кто там находился, а еще через мгновенье пластилиновый человек с криком проснулся в своей постели. Его била страшная дрожь, колотила каждую клетку тела, глаза бешено смотрели в темноту, а постельное белье насквозь промокло от пота.  Прошла не одна минута, пока он смог придти в себя и понять, что это был сон, и вот когда его правая рука с силой впилась в кожу на левой половине груди, внутри которой от ночного кошмара полыхала боль, только  тогда человек заплакал.
 Больше он не смог заснуть. Сердце болело до самого утра…

ОДЕРЖИМОСТЬ.
Утро выдалось прохладным , но солнечным, стояла поздняя осень. Город просыпался постепенно, как и его жители, поочередно открывая сначала один, затем второй глаз, зевая, потягиваясь... Люди вставали, заправляли свои постели, проводили утренний моцион, пили кофе, набегу целовали своих близких и спешили на работу. Кто-то куда-то… все шло как обычно, не нарушая привычного ритма. И только пластилиновый человек в этот день поступил иначе. Он не пошел на работу, а остался дома. Он просто не мог этого сделать. За минувшую ночь произошло слишком много событий, и теперь пути назад не было. Все придется менять… Пластилиновый человек стоял перед большим зеркалом в ванной и смотрел на себя. Отражение было безмолвно, но в его глазах человек смог прочитать один простой вопрос: что теперь делать? Взгляд медленно скользил вниз и влево, где, сосредоточившись на одной точке, остановился. Если бы человек только мог, то точно бы просверлил там дыру и сжег ненавистное сердце, но, к сожалению для себя, он не мог. В этот миг в его голове, терзаемой ночным кошмаром и отвращением к себе, стали рождаться, по капле набирая силу, сумасшедшие идеи. Они сопровождали его, когда он вышел из ванны, и когда прошел на кухню, где еще не остыла чашка утреннего чая, и когда ни с того, ни с сего открыл кухонный ящик и увидел его. Разделочный нож. В голове все затуманилось. Да, все просто! Почему бы и нет? С ножом в руке, он вернулся в ванную и вновь взглянул на себя в зеркале. Только теперь помимо него там появился новый атрибут. Пластилиновый человек никогда и не помышлял о таком постыдном поступке, как самоубийство, даже сейчас, когда бредил наяву. Нет, это не было желанием свести счеты с жизнью или причинить вред себе, это было стойкая, сумасшедшая мысль вырезать гниющее существо внутри себя. А иначе нельзя! Жить вместе с ним, как раньше, теперь он просто не может. Жить, как раньше?! Человек усмехнулся сам себе. Никакой жизни и не было, а чтобы её начать, нужно самое простое - немного потерпеть. Боль сотрет все изъяны, не важно, чем: слезами или кровью.
-Я избавлюсь от тебя, чтобы начать то, что ты у меня отбираешь.  С этими словами он поднес нож к коже на груди и осторожно прикоснулся его острием  к себе, без давления. На коже осталась красная отметина. Глубже, всего лишь глубже… Рука чуть усилила напор, и нож погрузился в кожу, рассекая её. Кожа мгновенно отреагировала жгучей болью, оставляя за ходом ножа тонкую линию крови. Эта боль отрезвила человека. Глупец, - подумал он. Если я вырежу его, то умру.
-Да, а что ты хотел?! Так просто от него избавиться? Думаешь, что без следа можно вырвать то, что дает жизнь, не заменив ничем, и жить дальше? Сердце не игрушка. –говорил насмешливо внутренний голос.
…Не заменив ничем… НИЧЕМ… - человек стоял перед зеркалом, но смотрел куда-то сквозь него, напряженно, но отстраненно. Что-то в этих словах насторожило его, в голове, как воздушный шарик, раздулась нерешаемая задача, ответ был так близок, надо только ухватиться и поймать! А шар в голове всё раздувался, раздувался, давил на мозг, загонял разум в тиски,  рвался наружу, еще чуть-чуть и…
-Глаза знают, КАК должна выглядеть красота. Чего не могут глаза, то могут руки…
Мои руки могут лепить, - ответил сам себе пластилиновый человек. Они всегда лепили то, что глаза видели и исправляли, убирая все неточности и изъяны. Но что с того? Что еще я могу? В зеркале отражение ему не ответило, и человек вновь погрузился в себя. Гнилое сердце - печальная история и смертельный диагноз. Как для тела, так и для души. Что толку от этой терапии, от многочисленных таблеток, инъекций  и вечной диеты, когда сам корень зла остаётся на своем месте, источая зловоние, и пускает по сосудам, вместе с током крови, как паразитов, свои метастазы? Они прорастают с каждым днем всё глубже, в каждую клетку и  убивают  жизнь, убивают надежду. Надежду на новую жизнь! Если так, то новое сердце - новая жизнь, а вместе со старым я выброшу(нет, сожгу) старые обиды, потери, бессмысленные поступки, ненужных людей и всё зло, что накопилось в нем и значит во мне за эту жизнь. Сожгу, как старые заброшенные письма, покрывшиеся плесенью… Ведь ничего, абсолютно ничего не происходило со мной , лишь горечь, лишь липкая чернота, липкая, как холодный пот в ночи после кошмара, только разница в том, что этот кошмар повторяется изо дня в день, и не важно, спишь ты или бодрствуешь! Когда проснешься, ничего не поменяется…Одна и та же рутина, скучная и однообразная, бессмысленное прожигание себя, стояние на месте. Мертвая точка. И это одиночество…Как я устал…Никого нет рядом, никому, ни единому человеку я не нужен… Забытый всеми. Да нет, меня даже никто и не успел запомнить, ведь я НИКТО! ОДИНОЧЕСТВО-ВОТ МОЙ КОШМАР!  Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ЧЕРТОВО СЕРДЦЕ! ЭТО ВСЁ ТЫ, ТЫ, ТЫ, ТЫ……!!!Я МОГ ПРОЖИТЬ ЛУЧШУЮ ЖИЗНЬ, НЕ БУДЬ ТЫ ТАКИМ!Я И НЕ ЖИЛ ВОВСЕ!  ТЫ ЛИШИЛО МЕНЯ ВСЕГО! ЖАЛКИЙ, НИКЧЕМНЫЙ, НИКОМУ НЕ НУЖНЫЙ ИНВАЛИД!Я ИЗГОЙ ИЗ-ЗА ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ, НЕНАВИЖУ…
…Зеркало в ванной было разнесено на кусочки, а нож валялся на холодном кафельном полу. Правая рука была порезана в нескольких местах, и теперь отдавала противной, ноющей болью. Кровь струйкой стекала по ладони вниз, обвивая запястье, как бесформенный браслет. Эта боль  и привела человека в чувства, и теперь он стоял посреди ванной и смотрел на созданный им самим же беспорядок. Видимо, в порыве своих мысленных рассуждений он вдребезги разбил зеркало, опрокинул столик с полотенцами и прочей ванной атрибутикой, и теперь всё это вперемешку лежало на полу. Человек присел на корточки и взял в руки один из осколков разбитого зеркала, тот, что покрупнее, после чего взглянул прямо в него и сказал почему-то вслух:
-Плевал я на приметы про разбитые зеркала, это всё детские страшилки и старческие предрассудки! А даже если они и сбываются, то несчастнее я уже точно не стану, не стану, слышишь?! Тебе недолго осталось биться в этом теплом месте, слышишь, сердце? Ты притихло? Чувствуешь что-то, да? Да… Так знай, есть одна примета, я сам её придумал, только что, и она, обещаю тебе, сбудется. Если приснился сон с гнилым сердцем - это  значит, что настало время избавиться от тебя.
ОБРАЗЕЦ.
На рынке сегодня было не особенно людно, сказывалась середина рабочей недели, когда основная масса людей трудились каждый, как говорится, у своего станка. И только бабушки-пенсионерки шоркали от одной витрины продуктового отдела к другой, выбирая, прицениваясь, приглядываясь, сравнивая… и не всегда покупая. Каждая искала кусочек получше, стараясь и сэкономить и не продешевить. Иногда затевались споры, которые и вовсе казались бессмысленными. Весы всё так же бесстыдно врали, и лишние монеты всё так же безмятежно звонко падали в бездонный карман ушлых продавцов. Бабушки уходили, унося свои покупки, бережно складывая их трясущимися от старости руками в авоськи, тряпичные сумки, и двигались к следующей витрине… И так до бесконечности… Поход на рынок для них был своеобразным ритуалом, и зарядкой, и своим клубом, в котором они знали всех бабулек в округе, где могли обсудить вновь взлетевшие цены на продукты в магазинах, пожаловаться на правительство, на больную спину, на дорогие лекарства, на маленькую пенсию и на детей, которые давно подросли, но  так и не поумнели… Старость витала в воздухе, опускалась пылью на асфальт. В выходные дни здесь всегда было по-другому: жизнь кипела, народ толпился в очередях, целыми семьями приезжали сюда, чтобы запастись провизией, бегали дети, собаки, кошки… пахло свежей выпечкой и горячим кофе; голоса перемешивались  с веселой  музыкой, которая играла в уличном громкоговорителе, и от этого рождалась  удивительная симфония, к которой присоединялся странный, хаотичный танец множества людей, но зрелище было прекрасным.  В этой суете чувствовалось какое-то движение вперед, единое и гармоничное…
Но сегодня на рынке было тихо. Кому-то бы это показалось скучным, но не пластилиновому человеку. Он никогда не любил многолюдные места, не любил крик, шум и хаос, но больше всего он не любил их совместное сочетание. Так что утро буднего дня было самым удачным, по его мнению, временем для похода за покупкой. Особенно за покупкой такого рода. Спокойно, четко и без спешки. Нужно выбрать самое лучшее, ведь образец  должен быть  наглядным.
Ну что сложного в выборе свиного сердца? Для этого не нужно много времени и тем более каких либо дополнительных знаний, кроме того, как определить свежесть  продукта. Тому, кто покупает его в кулинарных целях, важен его вес и  всё, что определяет его вкусовые качества. Ну и соответствующая цена за всё вышеизложенное. У пластилинового человека был особенный случай, ведь он знал, что есть более сложные вещи, глубокие и непостижимые для обычных людей, для которых может пригодиться свиное сердце. Приготовить и съесть - тут особого ума не надо. Это низменные потребности, которые человечество удовлетворяет, чтобы жить. А если дело не в банальном голоде, а в том, что это самое свиное сердце может помочь начать эту самую жизнь заново? Значит подход должен быть основательнее…
Мясокомбинат  славился богатым выбором и достойным качеством продукции, здесь можно было найти всё что угодно, удовлетворить потребности самого последнего гурмана до мозга желудка. Покупателей почти не было, и человек спокойно ходил вдоль низкой витрины, внимательно изучая товар. Ах, вот и свинина… Почему свинина? Человек давно знал, что внутренние органы свиньи, как по форме, так и по расположению, очень напоминают человеческие, так что выбор был очевиден и не требовал мучительных раздумий. Окорок, корейка, вырезка, грудинка, лопатка…всё не то. Горы мясной туши, а нужного нет. Сердце, СЕРДЦЕ, нужно хорошее свиное сердце. Человек обогнул витрину и перешел в следующий отдел. И здесь его ждала удача, да еще какая. На вместительной витрине лежали многочисленные внутренности, и среди них, почти в самом центре, в специальном контейнере человек увидел цель своего прихода сюда. Пять или шесть свиных сердец лежали друг на друге, вперемешку, ожидая своего часа, когда какая-нибудь хозяйка купит их для того, чтобы порадовать мужа на ужин восхитительным блюдом. В голове у человека вдруг возникла странная мысль, что он, наверное, единственный на свете, кто пришел в мясной магазин не за тем, чтобы купить продукт и в конечном счете употребить его в пищу. Он пришел с высшей целью. И то сердце, которое он сейчас купит, тоже будет удостоено этой почести послужить  образцом его великого, грандиозного творения. Вдруг он почувствовал приятное волнение по всему телу, мурашки подкрадывались со всех сторон, оставляя после себя приятное ощущения, предвкушение чего-то гениального… Человек улыбнулся уголками рта своей удаче. Он смотрел на витрину, и ему казалось, что сердца должны понимать, КТО и ЗАЧЕМ пришел сюда, они должны ХОТЕТЬ, чтобы ОН их выбрал. Но сердца, вырезанные, безжизненные и безмолвные лишь безразлично лежали в контейнере. Зато собственное больное сердце вдруг на минуту дало о себе знать, напомнив человеку о своем существовании. Глухая боль  постучалась в левую половину груди, постучалась тихо, осторожно, испуганно, словно желая что-то сказать…но человек понял этот стук по-своему:
-Да, да…видишь,  как далеко я уже зашел? Ты злишься? Нет, ты боишься! Чувствуешь опасность…мне это нравится, слышишь? Твой испуганный стук и эта боль в груди. Скоро это останется лишь далеким воспоминанием о тебе, скоро твой стук сменит новое, совершенное сердце. Так что не обижайся, это бессмысленно, просто прими это как факт.
Я уже близко…
Осталось лишь несколько шагов…

-Мужчина, вы уже выбрали или вам помочь? Приветливая и не в меру разговорчивая дамочка с колпаком на голове добродушно улыбалась задумчивому покупателю. Человек вздрогнул. Он совсем забыл о том, что на пути к своей цели ему могут повстречаться посторонние люди, без которых не обойтись, например продавец. Но всё равно человек был недоволен тем, что его отвлекли от сладких, ядовитых мыслей, которые он посылал своему сердцу мгновение назад. Всего миг назад он был повелителем, а теперь он обычный заурядный покупатель. Он посмотрел на женщину бесчувственными глазами, не ответив на её приветливый жест. Это было излишне, отвлекало от главного. Очередной изъян был найден.
-Мне нужно свиное сердце. Самое лучшее.
-О, у нас они очень хорошие! Это сегодняшний привоз, посмотрите, какие они аппетитные! Вам на что нужно? Если потушить, то можно вот это, оно побольше, пожирнее, только побольше овощей добавьте, и чеснок для вкуса и запаха, а можно и на рулет. Знаете, его очень хорошо фаршировать с рисом, специями, потом пальчики оближите! А я частенько тушу его в горшочке, со сметаной, получается так вкусно, что муж потом неделю мне цветы домой носит, а саму меня на руках! –продавщица радостно делилась кулинарными познаниями и счастливой личной жизнью, в душе ожидая, что покупатель в ответ улыбнется и выйдет на контакт, а может быть попросит кулинарный совет. Но её стараний не хватило ни на первое, ни на второе. Человек смотрел не на неё, а куда-то сквозь, думая о других вещах, неведомых симпатичной и жизнерадостной женщине.
Ты и твои глупые советы, какая всё это ерунда по сравнению с тем, что родилось у меня в голове. Кроме плиты и этого магазина ты больше ни на что не способна, а тонкие, высокие материи твоему мозгу, заплывшему от жира, как это свиное сердце, никогда не понять. Ты как назойливая муха, которую хочется прихлопнуть, лишь бы она исчезла и не портила прекрасную картину, не топтала её своими маленькими паршивыми грязными лапками… Надо быстрее покупать его, пока моя голова не взорвалась от бреда, который ты несешь. Торговка!
-Ваши глупые советы меня не волнуют. Просто продайте мне свиное сердце, стандартного размера, веса и приятное на вид. И избавьте меня от лишней информации, -сухо отчеканил человек на одном дыхании, смерив продавщицу пренебрежительным взглядом,чем вызвал неподдельное изумление и обиду в глазах женщины. Она опешила, как рыба с полминуты таращилась на него, беззвучно открывая и закрывая рот, не в силах подобрать слова и пытаясь унять подкатившую к горлу обиду и не разреветься. Уже пять лет торгует она здесь, и ни разу ничего подобного не происходило. Покупатели всегда с удовольствием поддерживали беседу, даже самые неразговорчивые раскрывались, многие люди специально приходили к ней, чтобы узнать, как повкуснее приготовить то или иное блюдо, ведь сама женщина до глубины души увлекалась готовкой. Её любили и уважали. Но сегодня втоптали в грязь, да еще и при коллегах. День был испорчен… На смену обиде пришла злость и яростное желание ответить хаму, но Антонина Елисеевна(так, кстати, звали милую продавщицу, имя было написано на бейджике, но пластилиновый человек не удостоил её чести и не прочитал его) была чересчур добра к людям и поборола это желание. Она понимала, что грубостью на грубость отвечать не стоит, а если её стоящие советы так по-хамски отвергаются, то, что ж, теряет не она, а тот, кто их не получит.  Поэтому она решила не развивать конфликт. Она надела на правую руку цилофановый пакет и им взяла свиное сердце, одно из тех, что лежали в контейнере. Оно было мясистое, приятно тянуло руку вниз своим весом и пахло кровью. Женщина  поднесла его поближе к мужчине, чтобы показать и сдержанным тоном сказала:
-Среднее по величине, есть чуть больше, но они жирные, а здесь больше мяса. Это лучше, берите, не пожалеете. Видите, цвет свежего мяса, оно еще не потемнело, так что никакого обмана. Если хотите, можете проверить его на упругость, пальцем… вмятина быстро исчезнет.
-Нет, не стоит. Оно меня вполне устраивает, его форма, цвет, размер. То, что надо. Взвесьте и  я покупаю,- сказал  человек, и в его лице ничего не поменялось. Он и сам пытливым взглядом уже осмотрел это сердце, пока продавщица перечисляла его качества, и остался доволен. Сердце идеально подходило для образца. И, главное, оно не было …гнилым.
Заплатив деньги, человек стремительно направился к выходу,  прижав к левой половине груди  свою покупку, положенную в темный пакет. Он нес её бережно, будто боялся разбить, и там, где пакет касался его пальто, человеку чудилось странное …будто его собственное сердце, там, внутри, тоже чувствует это прикосновение и знает, что в этом пакете лежит конкурент, лежит то, что вскоре поможет его хозяину избавиться от собственного никчемного сердца.  И осознание этого, это непонятное, сумасшедшее предчувствие скорой новой жизни придало человеку уверенности. Уходя с рынка и унося бесценный образец, человек напоследок обернулся, чтобы, хоть это и казалось ему странным, глупым и абсурдным, сказать спасибо этому месту и…той свинье, у которой совсем недавно было вырезано это сердце-образец. В  конце концов, она умерла не зря, хоть и не знает об этом. Когда почести были розданы, человек, не теряя ни минуты, стремительно зашагал домой.
…Кончики пальцев начинало приятно покалывать…
Антонина Елисеевна проводила взглядом  странного покупателя, и только когда он ушел, почувствовала непонятную легкость, будто до этого кто-то или что-то сжимало всё её существо. В горле пересохло, и она выпила воды. Вместе с глотками уходило плохое настроение и в неё вливалось понимание того, какие же разные бывают люди, судьбы, истории… Странный человек покупал сердце так, как никто и никогда не покупал его или что- либо подобное в её отделе. Сумасшедший ли он или просто чудак? Кто знает… Но в его приходе, в жестах, в том, как настойчиво он сканировал, буквально просверливал глазами это сердце, было нечто большее, чем безумие. Ту был смысл, была тайна… Но эта тайна ушла вместе с её обладателем. А жаль, думалось Антонине Елисеевне, ведь она еще с молодости обожала детективы, и это была её третья страсть, помимо готовки и любимого мужа.