дорожные истории аппачей

Эту историю рассказал один ветхий странник, подошедший к моей стойке пару дней назад, поздно ночью; времечко как раз, чтобы кимарнуть в обнимку с кассовым ящиком под бредни полоумных забулдыг, что могут тянуть стакан портвейна до самого полудня.  Но тогда спать я не решился — старик мог быть индейцем, одежда его наводила на такую мысль. Еще он был пьян и вымазан грязью, и я не стал бы отстаивать свою догадку, пока не увидел бы, что его походная сумка набита скальпами или томагавками.   
Он выпил кактусовой настойки и отправился на задний двор, отлить, а меня попросил приглядеть за поклажей. Кажется, к рюкзаку прилипли кусочки навоза — врожденная брезгливость не дала мне проверить, сколько устрашающих трофеев он тащит с собой. Возможно, вместо них я наткнулся бы на журналы с толстозадыми красотками или, еще хуже, на пару вонючих портянок.
Старик вернулся и сходу начал трепаться о белоснежных нужниках, которые он орошал в штате Нью-Йорк. В ответ, почувствовав еле ощутимую гордость, я сказал, что в моем баре проведена канализация, как и в большинстве баров нашего континента. Он слегка замешкался, купил еще кактусовой и продолжил болтовню. Одно за другим, его воспоминания о восточном побережье подвели к следующей притче, поведанной им со слов одной старой бруклинской гадалки. В этой легенде раскрывается естество всей природы, сказал мой странник. 

«Пока мать ездила в аптеку, малыш Джек примерял ее нижнее белье. Для начала, он проследил как «фольксваген» исчезает за поворотом в конце квартала, там, где цветут акации. Наконец, оставшись наедине со своей свободой, отправлялся в спальню на втором этаже. Лез в комод, сверкавший алтарем- белым, отполированным. От всего содержимого исходил дурманящий запах и перебивал все остальные чувства.    
Аптекарь трахал маму под прилавком, так как у нее не нашлось денег расплатиться за таблетки. А крошка Джек в чулках на подвязках, позабыв обо всем на свете, душил себя ремнем. Он видел рай, хотя в глазах было совсем темно; он вдыхал приторную вечность, хотя дышать уже было нечем.   
В то время, когда аптекарь бурно кончал, дверь спальни отворилась. Это бабушка заехала в гости, как всегда по средам. Она жила в городе и заезжала в Маунт-Вернон раз в неделю, чтобы навестить дочь и внука. Сквозь дымку наслаждения бабуля предстала перед Джеком как восьмикрылый ангел смерти, изрыгающий трупный яд из проклятого своего чрева. Ему не оставалось ничего, кроме как вцепиться зубами в ее горло, защищаясь от вторжения. Вцепиться и скинуть обратно в преисподнюю..»   
-Постой. Постой, отец, - остановил я рассказчика. - У меня под стойкой обрез 12 калибра лежит. Скажи еще хоть слово и, клянусь сердцем своей дочки, пристрелю тебя на месте. Валил бы ты назад в этот богом проклятый Нью-Йорк сити.  
Старик тяжело вздохнул, прикончил остатки настойки в стакане и, водрузив на спину свой мешок поплелся на северо-восток, навстречу первым лучам весеннего солнца. ;