Первый стройотряд

«Рязанские сады - 75».
В первом стройотряде я, как все студенты, поучаствовал между вторым и третьем  курсом. Это был закон. Разумеется, я не остался в Зеленограде подстригать кустарники, а сразу заявил – куда возьмут, только подальше. Подальше взяли в «Рязанские сады». Это такой был стройотряд, где собирались всякие разные парни и девушки, коим отработать надо, но уж без напряжения и с кайфом. Идея работы «Рязанских садов» была уборка урожая яблок. Сады в Рязанской области тогда представляли из себя гигантские поля яблоневых садов, разделенные на кварталы по 10 гектаров с лесозащитной полосой между ними. За полтора месяца работы я так не увидел – где же кончаются эти сады?

Ну да излагать следует сначала. Мы с Боцманом уже тогда успешно не сдали сессию и задержались с выездом в стройотряд на недельку по поводу пересдачи экзаменов. Все-то уже уехали дней так 5 назад. Следует заметить, что мы должны были везти с собой всю фото и кино аппаратуру для мобильной фиксации стройотрядовского движения 1974 года. И вот 5 июля, сразу после пересдачи последнего экзамена по физике твердого тела, мы с Боцманом, нагруженные кроме своих вещей еще и огромным картонным дермантиновым чемоданом, который был куплен моим отцом в 1955 году, когда он возвращался с учебы из Харьковского Политеха в Москву.
Мы поперли уже под вечер на электричках в Рязанскую губернию. Все ребята были уже там неделю назад. В чемодане лежали все кино-фото оборудование. А именно: две кинокамеры «Красногорск-2», два шикарных фотоаппарата, кассеты к ним, кино и фото пленки, кюветы, фотобумага, фотореактивы, расходные материалы и прочее, и прочее, позволяющее в походных условиях реализовывать фотосессии, фоторекламы и съемки документального кино. Да, фотоувеличитель лежал в отдельном фирменном чемоданчике с бумажной наклейкой на боку «REFINED». Мы только только организовали кино-фото клуб «Рафинад».

Электричка на Рязань тогда шла два раза в сутки утром и вечером. Мы собрались ехать вечером, сразу после пересдачи экзамена. Загрузившись своими и общественными вещами, мы поперли из Зеленограда на Казанский вокзал. Переход от дома автобусом до платформы Крюково (далее на Москву Ленинградский вокзал) сопровождался моим грузом - 30-ти киллограмовым этим самым чемоданом. С моей стороны следовали замечания типа: «Бля, тяжелый какой, сука. Ну да, ладно, не далеко нести».

С Ленинградского вокзала надо было переместиться на Казанский. Через подземный переход под Комсомольской площадью. Если кто знает, этот переход имеет длину более 500 метров. И вот идем мы со своими вещами и двумя чемоданчиками (Боцман несет фотоувеличитель с вызывающей надписью на боку, я несу, кроме всего прочего, дермантиновый чемодан с аппаратурой и реактивами). Приговариваю я: «Ну это самый длинный переход. Шлепов (комиссар отряда) сказал, что от платформы «Хрущево» Рязанской губернии до расположения отряда метров 300». Очень тяжело нести и неудобно. Таки прибыли мы на Казанский и выяснили, что электричка пойдет на Рязань в 19 ноль-ноль. Ну что же, подождем, там пересядем на другую, дальше, до «Хрущево».

Надо ли говорить, что мы после успешного завершения сессии выпили портвейну. Не сильно, но много. Поэтому переходы нам давались очень легко. Ладно, сели в Рязанскую электричку и, с божьей помощью, поехали. Оставалось ведь всего ничего. Портвейну, опять же, имело место.
Электричка пришла в Рязань в полночь. Выяснилось, что далее электрички идут с другого вокзала – «Рязань – 2». Бляха, муха! И сколько туда переть в ночи? Местные обыватели обозначили направление и дистанцию в километр. Ебитская сила! Пошли переть. Уже с бодуна. В ночи. Проперли еще километр. С перерывами, отдыхом - куда спешить ночью? С перекурами. Кстати, тогда мы еще не курили! Позже начали. И таки добрались до нового вокзала. Часа через два. Первая электричка будет в 5 утра.

Холодно, очень холодно. Ничего купить нельзя. То есть вообще ничего, ни пирожков, ни пива, ни воды, вообще ничего! Сидим в состоянии постбодуна. Ну я говорю: «Да ладно, все уж прошло. Осталось этот гребаный чемодан от платформы до места донести. Метров двести говорил Шлепов, или триста».
Наступило утро. Мы не спамши, не емши, не срамши, с больной головой загрузились в электричку, туда, на «Хрущево». Поехали, с божей помощью. Раннее утро. Спрашиваем у совагонников, когда гребаное «Хрущево» будет. Говорят, что скоро, тут прям, не далеко, счас, вот тут. Вылезли в тамбур. В тамбуре стоит молодой и сильно непохмеленный мужик. Спрашиваем когда нам вылезать. Счас был ответ. Прямо счас! Поезд затормозил и мы вывалились со своим скарбом. Ну где здесь «Хрущево»? Тишина. Поодаль стоит сарай, мужичок бежит по тропинке в поле. «Эй! Где Хрущево?». «По линии железной дороги, километров десять»- ответсвовал мужижонка. У нас полный ступор! Эта гребаная электричка останавливалась на каждом столбе, что бы высаживать местных рабочих. Ну мы-то не в курсе. Итак, нам надо идти еще 10 (ДЕСЯТЬ!) километров.
 
Солнце встало. «Ну, что пошли»,- сказал я, и мы пошли. По железной дороге, где мчит курьерский... Как мы шли эти 10 километров я рассказать не в силах. Нет у меня русских слов. Вообще нет у меня слов, никаких. Как мы перегружали чемоданы, как мы их взваливали себе на плечи, на голову, как мы пытались тащить чемодан на ремнях из брюк, как мы считали каждый стометровый столбик, расположенный вдоль железных дорог, это не песня – это плачь! Это вой! Это стон!

Добрались к обеду. «О, как! - сказал Шлепов,- Сегодня вы отдыхаете, а завтра на объект». Конечно, мы завтра отправились на объект. В Рязанские сады, Убирать летние сорта яблок, а именно «Грушовку». Очень вкусный сорт.

В каждый стройотряд должен быть распределен студент из мединститута. У них это тоже стройотряд. Хорошая идея. К нам распределили очень симпатичную медстудентку. И тут началось.
 
Обычно в стройотрядах девок было мало, работать надо по 10 часов в день. Но у нас в «Рязанских садах» было девок почти половина. Работа не сложная. Но девчонки были все наши, известные. А тут медсестричка. Эта девка тут же начала искать, где же тут веселье. Для начала она ошиблась и подумала, что кино-фото ребята – это круто. Тем более, что мы с Боцманом построили пристроечку к бараку для фотолаборатории, и после отбоя периодически печатали актуальные свежие фотоснимки.

Однажды, через три-пять дней, она напросилась к нам на ночную фотоработу. Типа ей интересно как фотки печатают. И вот картинка – красный фонарь (прямо символ какой-то) мы с Боцманом проявляем свежие пленки, печатаем свежие фотки и она трется-мнется рядом. Потом я уж понял, месяца через два, что она просто трахаться хотела. А тут такая возможность. Хоть и втроем! Не поняли мы тогда. Домашние мальчики. Скромные такие. Ребята за стенкой в бараке очень завидовали. Думали, что мы там оргию устроили. Вплоть до того, что тихо подобравшись снаружи в замковые петли засунули ветку. Что бы, значит, мы от туда не выбрались. Мы выбраться не смогли, орали, как сумасшедшие. Ну не смогли изнутри открыть эту комнатушку. Тут уж не до секса. Ребята были довольны, - ни вам, ни себе.
 
После она поняла, что лучше с командным составом. Гораздо интереснее и продуктивнее. С выпивкой там, со всеми делами. Ребята там по серьезнее будут. Но об этом весь стройотрядовский район прознал, ясный хрен. Жалко девку, такая симпатичная была. Трахать и трахать. Уволили из нашего отряда, да и, вообще, из института, вроде как говорили потом.

О другом. Снимали кино. Ездили в соседние отряды. На электричке, потом по узкоколейке добирались до них. Там снимали мы с Боцманом настоящую работу, ребята там коровники строили. Пахали от зари до зари. Скучновато, конечно, тяжело зверски. Отсняли немного материала, метров 100. Мухин и Топешкин (о нем много позже) там работали. Завидовали нам, конечно. А то, кинофотохудожникам шли финансы от комитета комсомола на материалы. А кроме того, все работают, а мы кино снимаем. Позже, примерно это же было на военных сборах. Все бегают, а мы кино про них фиксируем. И, снова, об этом позже.

У нас было принято то, что в лагере дежурил один мужик из состава отряда. По поводу чтобы ничего не случилось. И вот, однажды, я сидел в дежурстве на ступеньке в наш барак. Из соседней двери соседней комнатухи барака вышел грузин (работали они там тоже) и сказал: «Заходи!». Я, конечно, зашел. «На»,-  сказал он и налил два стакана. В первом стакане была чача, во втором было сухое белое вино. «Выпей, и запей», - сказал он. Я выпил и запил. Оба стакана. Пять минут молчания. Ну и чего, о чем думаю, мне с ним говорить. А ему и не надо. Он кайф мужику сделал. Ему приятно. У меня голова ясная, ноги не держат. Сидеть можно, петь можно, разговаривать можно, ходить нельзя. Вот такая у них философия. Посидел полчаса в тишине. О вечном подумал. Потом ничего, пошел к себе в расположение. Ноги уже начали ходить. Потом выяснилось, что это регулярно с каждым дежурным происходило. Хорошие тогда были межнациональные отношения. Потом это я еще и в Казахстане видел.
В августе к нам в отряд приехали Мареха Владимир Иванович с командой, театр МИЭТовский. Тогда у Марехи была своя команда. И тут началось полное творчество. Они приехали с музыкальной аппаратурой. Группа, довольно известная в наших кругах. И тут, учитывая то, что сбор яблок временно закончился да и освободили нас киношников на хрен от работы, мы затеяли снимать фильм. Кино – святое!
Тут же был набросан сценарий, приступили к съемкам. Фильм потом назвали «Сельская новь». Дурацкий фильм про любовь рок-музыканта в колхозе. Показывали однажды на собрании стройотрядов того года. И все. Тогда мы уже сами понимали, что это так, от безделья фильмец. Но съемки наездников (главных героев) на конях на фоне яблоневых садов были великолепны.
Так мы же еще и заработали немного. Аж по 40 рублей. Чуть ниже стипендии (50 руб). Помню маме все отдал - первая зарплата. На эти деньги мяса можно было купить, вы не поверите, 15 килограммов!