Праздник падающих капель

      Утро начиналось с густого, влажного и мощного движения, вызванного перемещением в темноте тугих, обволакивающих масс тумана. Туман старался заполнить собой всё: все пустоты, полости, каверны. Даже мельчайшие поры пространства были забиты им до отказа. Туман спешил овладеть миром прежде, чем утреннее солнце выпустит в свет свои ярые, губительные для него лучи. Он заволок землю тёплыми клубами пара в два, в три наката, надеясь, что солнечные стрелы не пробьют эту плотную оборону.
Напрасно. Уже всё заметней и заметней становилось некое свечение в его чреве. Вначале смутное и неясное, но воспаляющееся с каждой минутой и с каждой минутой разлагающее его влажную синеву. Это разгорание было стремительным, неотвратимым и не было сил сдержать его.
      И сдался туман. И бросился в бегство. По ущельям улиц, по переулкам, по канавам, оврагам в лопухи, в крапиву. Туман уползал, словно огромный спрут, вбирая  в себя щупальца, сворачивался, извивался, перетекал и, наконец, исчез в своей тайной глубинной норе.
      И сейчас же утро наполнилось ликованием и восторгом победы. Свет одолел тьму. Солнце трубило о победе, щедро разливая вокруг свои жаркие лучи. Вся земля сияла и улыбалась, и словно плыла в бриллиантовом дыме. В траве, на ветках деревьев и кустов, на чугунной ограде сада, на крышах домов, на подоконниках – всюду искрились и переливались огромные капли росы. Капли наливались на проводах. Они конденсировались, росли, скользили и, достигнув спелости, обрывались в свой короткий и прекрасный полёт. Казалось, что этот волшебный миг падения был главным итогом и смыслом их существования, их сутью, их предназначением. И было необходимо наполнить его самыми яркими, самыми неповторимыми красками.
    – Я лечу – кричала сорвавшаяся капля, исполненная рубинового блеска.
    – И я – кричала другая, рассыпая изумрудные лучи.
    – И я – кричала третья, переливаясь всеми цветами радуги.
    – И мы – кричали оранжевая и фиолетовая капли, выполняя синхронный прыжок.
    – А я могу так – объявляла следующая и, разбившись о камень, превращалась в сноп алмазных брызг.
    – А я так…
      Капли были очень крупные, настолько крупные, что вмещали в себе отражение всего мира, преломляли его и раскрашивали в самые невероятные цвета. Капли разбивались о землю и гасли. Но на смену им уже спешили новые. Они отрывались одна за другой, и не было конца этим полётам. Всё искрилось, переливалось и сверкало. Казалось, сам воздух состоял из радужных брызг и цветных молекул. Какой-то праздник падающих капель, карнавал, фантастическая феерия. Исполнялась Великая Симфония Солнечного Света. И сердце колотилось. И распирало грудь. И не удавалось сделать вдох…

      От этого сердцебиения и задыхания старик проснулся и сразу вспомнил о своей болезни. Его боль была при нём. Она ощущалась неподвижной тяжестью где-то внизу лёгких и как бы говорила: «Я есть. Я твоя, и буду с тобой до конца. Я никогда тебя не покину». И эта непоправимость и безысходность подавляла его волю, обступала его как тот туман, обволакивала и погружала в густую, липкую темноту, где нет ни солнца, ни удивления, ни надежды. Только страх и неотвратимость. «…Тепла не будет, темнота больна. У ночи жуткий приступ ностальгии…» – вспомнились  строчки Татьяны Алюновой.
      Он лежал в темноте и всё возвращался и возвращался к своему чудному сну. Да, надо принимать свою жизнь как короткий миг свободного, чудесного полёта, наполненного радостными красками. И то, что ему была дана возможность совершить этот полёт, уже само по себе и есть великое чудо и праздник. Он вспоминал школу, юность, первые стихи. Да, и в нём тоже горел, переливался всеми цветами радуги восхитительный огонь любви. Да, и он тоже преломлял и отражал весь этот огромный, волшебный, восхитительный, теперь уже навсегда ускользающий мир. И он тоже был участником этого грандиозного праздника.
      Старик заснул, но опять проснулся от боли. Он проваливался в небытие и снова просыпался. И каждый раз, приходя в себя, он чувствовал, что  что-то произошло. Какое-то неуловимое ощущение перемены. Он вглядывался в тёмное, ночное окно, словно ожидая чего-то. Словно причина непонятного изменения находилась за этим чёрным окном, где-то там далеко, за городом, за лесом, за горизонтом. Возможно, это был слабенький росток надежды, тянущийся к востоку в ожидании восхода солнца…

      Старик умер перед рассветом в половине пятого. Утро начиналось с густого и влажного движения тумана …