Инфернальный Ренат

– Ренат, ты инфернальный по рождению или…
– До переходного возраста  был как все, потом резко изменился. Но что такое Инферно я не знаю.
Слегка запрокинув голову, мой собеседник мрачноватыми, чуть  раскосыми глазами наблюдал за мной. Он, может быть, только потому и терпел мои подвохи и шутливый тон, что с ним, кроме меня, в нашем отделе на отвлечённые темы никто не разговаривал. Когда-то пробовали, но Ренат несколькими фразами, одна мрачней другой, разговор заводил в тупик. Помню, как наша сотрудница, молодящаяся и склочная особа предпенсионного возраста, долго рассуждала о плохих и хороших людях, и, когда она сделала паузу, Ренат ей сказал:
– Роза Петровна, все мы: и хорошие, и плохие – однажды пройдём через анатомический стол.
– Фу, как грубо, – вздрогнув, сказала она и вышла в коридор.
– Ну, Ренат, – сказала одна из женщин, – не раз и не два тебе придется дарить ей цветы, чтоб её неприязнь к тебе не переросла в откровенную злобу
– Один раз. Четыре  красные гвоздики. И положить их на увядшую безжизненную розу.               
Меня же  подобные настроения  Рената только забавляли или вдонавляли на продолжение беседы. С юности, часто размышляя о жизни и смерти, ответы я искал у древних мыслителей. А потом и сам стал рядиться в тогу мудреца. Одно время мне казалось, что я смогу создать свою философскую систему. О, юность… После нескольких безуспешных попыток отвязаться от меня Ренат в последнее время терпеливо отвечал на мои вопросы, а то и сам их задавал.
– Ренатом тебя отец назвал?
– Сначала он хотел назвать  меня Темуджином. Был у татар богатырь с таким именем. Есугей с отрядом монголов с трудом пленил его и потом убил. Восхищённый отвагой и физической мощью этого богатыря, Есугей своего сына назвал Темуджином. Это потом он стал Чингисханом. Но ещё до получения этого титула, он жестоко отомстил татарам, отравившим Есугея. Может быть, трудное детство  без отца и дало толчок его беспримерному восхождению к вершинам власти. Моя русская мать, памятуя о трагической судьбе татарского богатыря, настояла на другом имени.
– Ренат, каково тебе ощущать себя полукровкой?
– С этим я давно определился. Но на моей памяти у многих из них жизнь идёт через пень колоду, да и кончают её они обычно плохо. К тому же, биологи говорят, что монокровным при серьёзной болезни проще донора найти.
– Через пару лет, – перевёл разговор я на другую тему, – к Земле приблизится то ли планета Нибиру, то ли  гигантский космический корабль. С него сойдут Анунаки. Когда-то они уже высаживались на земле и, якобы, они и создали человека. Что ты думаешь об этих предположениях?
– Виктор, это было на территории современного Ирака, а мы пришли с Севера. У нас другие создатели.
– Нет, Ренат, давай предположим, что на землю сойдёт этакий  космический пятиметровый Чингисхан в окружении анунаков и начнёт разбор человеческих дел и их устремлений. В чём, в чём, а во взгляде и оценке нашей современности мы с тобой единодушны. Что будет?
Ренат ненадолго задумался, потом, усмехнувшись, спросил:
– Отвечать в шутку или всерьёз?
– Как хочешь.
– Одних порубят на тушенку, других погрузят и отправят в зоопарки, третьих на подмостки вселенной изображать историю человечества. Задам и я тебе вопрос: что бы ты выбрал – зоопарк или сцену?
– Зоопарк. Они смотрят на меня, а я на них. И никакого  фиглярства. А надоело переглядываться – отказался от еды. Шопенгауэр говорил: для человека это самый достойный уход из жизни. Но что это мы всё о других говорим. С нами-то что будет? С тобой и мной.
– Витёк, что говорил Есенин в отношении Маяковского? Если мы сердцем достаточно чисты – отправят в переделку. Вот с таких для современного мира чудаков  и начнётся в шестой раз разумная жизнь на земле.
Тут послышались голоса, в кабинет вошли наши сотрудники. После обеда довольные и весёлые, включили телевизор, взглянуть на очередной сериал. Ренат встал и пошёл к своему столу. Очень редко, когда пульт оказывался в его руках, переключая программы, он останавливался на передачах о спорте, о животных или о тайнах вселенной. Всё остальное на дух не переносил. Перед каким-то праздником, пока женщины нарезали закуску, я уговорил Рената посмотреть современный российский фильм. Он то смотрел на экран, то задрёмывал. Когда фильм закончился, повернувшись ко мне, сказал:
– Я был не очень внимателен, но по моим подсчётам герои этого фильма четыре раза били друг друга берёзовым пеньком по спине и два раза обухом топора по затылку. Многие люди обижаются, что гуманоиды с летающих тарелок не входят с ними в контакт. Преодолеть такие  расстояния, чтобы колом по горбу получить… Они не сближаются с нами, как сегодня модно говорить, по определению.
За праздничным столом, захмелевшая с двух рюмок Роза Петровна, стала цепляться  к Ренату по каким-то рабочим вопросам. Ренат сначала отмалчивался, потом, сказав, когда я ем – я глух и нем, предложил ей обсудить это на следующей неделе за рабочим столом.
После праздника Роза Петровна несколько дней Рената не замечала. Нарочито весело болтала с другими мужчинами, при этом, глядя на собеседника, она иногда впадала в какую-то задумчивость, почёсывая себя двумя пальцами пониже поясницы. К концу недели, не в силах побороть своё раздражение, она Ренату что-то сказала, тот ответил и все стали свидетелями  ожесточённого диалога. Из их полемики даже посторонний человек мог понять, насколько Роза Петровна не состоятельна как специалист. Когда Ренат обрушил на неё ещё один сокрушительный аргумент, подтверждающий это, Роза Петровна, хватая воздух ртом, выпалила:
– Я…я член комитета…
Она хотела сказать, какого именно, но в это время Ренат обратился ко мне:
– Виктор, ты что-то пытаешься писать, вот тебе и сюжет для рассказа. Помнишь у Гоголя, как от майора Ковалёва нос  сбежал и расхаживал по Невскому. Майор стучался во все инстанции, чтоб беглеца вернуть на прежнее место. А тут член какого-то комитета расхаживает сам по себе, а комитету и дела нет.
– Не подключай ты меня к этому разговору, – в тон ему ответил я, – скажу я, что нет тут никакого члена, а если есть, то какой-то недоукомплектованный, вы в ответ объединитесь да и наброситесь на меня. Мне это надо?
Но Роза Петровна даже ухом не повела в мою сторону. Во все глаза она с ненавистью глядела на Рената. В наступившей тишине прохрипела:
– Басурманская рожа.
– Я православный христианин, – спокойно ответил Ренат. – А вот что вы за существо – не пойму. Одной ягодицей лежите в гробу, сладострастно почёсывая другую, исходите ядовитой слюной.
Розу Петровну всю трясло, задыхаясь от бешенства, заорала:
– Я всё сделаю! Я добьюсь, чтоб ты вылетел отсюда!
Топнув ногой, она выскочила из кабинета. Я последовал за ней. Подёргивая птичьей головкой, Роза Петровна почти бежала к руководству. Подходя к кабинету директора, я слышал её крики. Я без стука вошёл и в двух словах объяснил ситуацию. Наш директор был человек мудрый и к тому же поклонник системы Станиславского. Секунд десять он изображал нарастающее раздражение, затем, сильно хлопнув ладонью по столу, рявкнул:
– Вон отсюда! Оба! Сами не работаете и другим не даёте!
Как бы в испуге и  замешательстве, я стал подталкивать  Розу Петровну к двери, на пороге обернулся – директор, грустно улыбаясь, кивнул мне.
В коридоре, догнав Розу Петровну, пошёл рядом с ней. Она прибавила шаг, я не отставал.
Пошла медленно и я притормозил. Она встала, и я остановился. Что-то прошипев, Роза Петровна скрылась за какой-то дверью.
Но в этой организации и с этими людьми я дорабатывал последние дни. Нашёл себе новое место. Мне было приятно, что Ренат сожалеет о моём уходе. В последний день моей отработки мы вышли во двор и уселись на нашу любимую скамейку
– Ах, Ренат, видно, не написать мне рассказ про член комитета, – сокрушенно сказал я.
– Лев Николаевич Толстой говорил: можешь не писать – не пиши. Графоманство – это тоже словоблудие. Много было настоящих, гениальных  писателей, которые не могли не писать, ну и что? Человек лучше стал? На дворе двадцать первый век, а хомо сапиенс превращается в хомо хабилис.
– Древние говорили: лишь три вещи дороги в этом мире – еда, питьё и доброе слово. Доброе слово, перенесённое на бумагу – это не так уж и мало.
– Немного, -  возразил Ренат. – Древние индийцы говорили о живом общении. Прозрения и образы, рождённые в твоей душе, тут же навечно попадают в книгу Бытия. Пытаясь что-то писать, ты сам у себя же отнимаешь время, а то и здоровье. И всё это ради создания слабенькой копии. Впрочем, если тебе неймется, могу предложить сюжет для одной сказки.
– Чует моё сердце Ренат, что это инфернальная сказка.
– Она другой и не может быть, коль приближаются последние времена. Слушай.
Для людей наступил конец света. Человек исчез с поверхности земли. Космическая разумная энергия вошла в крыс и ворон. Быстро прошла эволюция. Они стали крупней, умней и способней человека. Но между ними шла беспощадная война. И не было ей конца. В Гималаях, в окружении своей свиты сидел огромный чёрный ворон – правитель мира. Однажды он вызвал воюющие стороны и предложил их биологам вернуть к жизни определённое количество людей. И пусть они будут наделены свободой выбора примкнуть к той или другой стороне. Или жить отдельно. И тут появляются  варианты дальнейшего развития жизни на земле. Во всяком случае, возможен выход из тупика. Только одно условие: человека, способного на предательство в этой сказке, неминуемо ждёт смертная казнь. Остальные персонажи этой драмы на предательство не способны. Ну и домысли что-нибудь от себя.
– Эх, Ренат, тут моих способностей не хватит, здесь талант нужен.
Поговорив ещё немного, стали прощаться. Пообещав, что иногда буду к ним заглядывать, протянул руку, и она вместе с большим пальцем исчезла в мощной Ренатовой длани.
На новом месте работа шла с трудом, голова шла кругом. Так прошло несколько месяцев. Однажды я встретил сотрудника со старого места работы. После приветствий мой первый вопрос о Ренате  Он сидит, был ответ.
Тот, кто пришёл на моё место, при знакомстве с коллективом, сперва объявил себя либералом и только потом представился по имени и отчеству. Все быстро поняли, что этот человек пустой и вздорный. Стоило ему открыть рот, и воздух сотрясала очередная белиберда. Сотрудники потеряли к нему всякий интерес. За внешнее сходство с одним из представителей семейства грызунов его прозвали Тушканчиком. Он быстро подружился с Розой Петровной и сразу же после этого заговорил про татаро-монгольское иго. Ренат иногда вступал с ним в спор, утверждая, что современная наука отвергает чёрные мифы недоброжелателей Руси, что нельзя так категорично из двадцать первого века  заявлять о далёких временах. Навряд ли ты знаешь, говорил Ренат, что элитный полк Батыя плечом к плечу с русскими воинами бился против крестоносцев. И это уже о чём-то говорит. Потом часть татаро-монголов приняла христианство. Их славные имена вошли в золотой фонд российского народа. И уж во всяком случае, вначале двадцатого века русского царя не они предавали. Но Тушканчик был неумолим, пока несколько раз не произнёс роковую для него фразу: татаро-монголы были звероподобные, русские – раболепные. Когда он сказал это в первый  раз, Ренат стал увещевать его не говорить такие гадости. После произнесения этой фразы на другой день – Ренат промолчал. Но на третий день, начав свою речь в издевательском, вызывающем тоне, Тушканчик в каком-то пароксизме восторга чуть ли не пропел: татаро-монголы  были звероподобны, русские – раболепны. Ренат шагнул и ударил его кулаком по голове, ещё издававшей  последние звуки. Удар был как молния. Череп проломлен, шейные позвонки смещены, мгновенная смерть. Ренат по телефону вызвал милицию. Следствие было коротким. Суд прислушивался в основном к словам Розы Петровны. На показания остальных свидетелей о нанесении двойного оскорбления подсудимому внимание не обращалось. Молоденький прокурор запросил большой срок. Судья такой и назначил.
После всего услышанного я пришёл домой, взял пульт и стал переключать шестьдесят телевизионных программ. Прав был Ренат: кроме передач о братьях наших меньших и тайнах вселенной, смотреть больше нечего. На одной из программ бойко спорили о демографии в стране. Ренат говорил, что в России осталась буквально горстка физически и нравственно здоровых  мужчин. Многие сбежали или костьми полегли на родной земле. Или, как говорил Достоевский, упрятаны в Мёртвый дом.