Три закона Артура Вильфранда

Предисловие.

Я описал небольшой эпизод из жизни моего брата-близнеца Артура. Мы с ним очень похожи и не имеем тайн друг от друга, но он не любит писать,а я не поленился и немного рассказал - с легкой братской насмешкой, ибо братец мой не прост...

I.    То, что было в реальности

       Это было наваждение. Как он втянулся в изначально выдуманный, нереальный, но сжигающий душу виртуальный  роман, Артур не мог понять. Вернее, понимал он все, и мотивы своих поступков и взрыв своих задушенных профессией эмоций и причину внимания той женщины к виртуальному фантому, который он создал для себя, проверяя одну социологическую  теорию. Он понимал и знал все о себе, он занимался исследованием себя с момента, когда впервые осознал, что может одновременно думать, действовать и наблюдать за собой со стороны. Но этого наваждения он не мог понять.
Эпохальное открытие в масштабах его собственной жизни случилось, когда он в тоске сидел на подоконнике своей комнаты, на 3 этаже общежития в зоне В главного здания МГУ и смотрел на памятник Михайле Васильевичу.  Чугунный зад окаменевшего сына рыбаря не вызывал ничего, кроме ассоциаций с незыблемостью принципов и это застывшее постоянство не радовало.   Как давно это было!
Первый миг - осознание, что он может просто ПОДНЯТЬСЯ над тяжелой болотной водой, которая с омерзительной маслянистой неотвратимостью заполняла его мысли. Потом - удар, чавкающий густой звук, рывок вверх и он видит себя со стороны. Лохматый черный затылок, тощий зад в джинсах, худые подвижные пальцы с сигаретой и жесткие карие глаза, немигающие и суровые.
Хохотал над собой он долго. Как только понял, что причина его тоски ничтожна и смехотворна, спрыгнул легко с подоконника, резко влил в раскрытый в смехе рот остатки  портвейна «три семерки» – знак и отметина настоящего мужчины – и, все еще улыбаясь на ходу, отправился в спортзал, там сегодня играли девочки с 3 курса биофака. Ему надо было получить подтверждение своему открытию, гениальному прозрению сродни таблицы Менделеева или легендарному яблочному закону Ньютона. Это открытие   выражалось в простых словах, банальных до тошноты. Его собственный закон, который он сам сформулировал впервые, а не прочитал у Лукреция или Софокла гласил -  «всех женщин мира не перетрахать, но стремиться к этому надо». Из этого закона вытекало, что стремление важнее, чем достижение. А также - в фундаменте стремления лежит желание. А также – желания бывают разные, но базовое, фундаментальное и вечное желание -  получить МАКСИМАЛЬНО ВОЗМОЖНОЕ ОЩУЩЕНИЕ. Потом он много прочитает умных и сложных текстов, много чего наформулирует, разовьет свой дар взлетать над собой, научится расчленять свою и чужую душу, а потом вновь собирать ее как пазл, будет оценивать и объяснять себя и других и, наконец, сделает это своей профессией, это будет потом...
       Дорога между погибающим городком Очамчира и Сухуми была неинтересной и привычной. Артур резко переложил руль влево, съехал на щебенистую дорогу, ведущую к морю, припарковался к огромному валуну на обочине и остановил двигатель.  Смеясь над собой, таким молодым, лохматым и самонадеянным двадцатилетним щенком, он вышел из машины и отправился посмотреть на море. Память разворачивалась как файл устаревшего формата, с остановками и пропусками информации. Собственно говоря, ему не нужно было вспоминать факты, он помнил ощущения и видел картины.
       Место, где он остановился, в его личном каталоге ощущений имело индекс «секс в море лунной ночью в сентябре». В сентябре у Черноморского побережья Кавказа в воде развивается светящийся планктон. Дух захватывает, когда видишь под водой обнаженное тело покрытое световой паутинкой, мерцающими полосами. Полная луна завершает эту фантасмагорию. Они ныряли, смотрели и ладонями собирали свет друг с друга и пытались продержаться под водой, пока хватало дыхания. Потом с шумом выныривали и целовались солеными губами, хохоча и с трудом удерживаясь в воде. Для большей стабильности в ненадежной стихии, она предложила одевать ласты и  в одну из ночей он внезапно открыл свой второй закон – «сексом можно заниматься всегда и везде, в том числе и в морской воде». Это был такой веселый, почти спортивный секс, от него он требовал творческих приемов и гимнастической гибкости. Задыхаясь от возбуждения, почти теряя сознание от ослепительности последнего рывка, нельзя было на миллисекунду прервать тончайшую нить контроля за своей Лейли. Вот тогда ему и пригодилась его феноменальная способность – видеть все сверху, холодно смотреть со стороны, одновременно наслаждаясь ощущением буйства беснующейся крови. Сторож в его голове никогда не спал, Охранник был чуток как сторожевой пес, но они не мешали ему.
       Потом они шли домой по говорливой гальке и море осуждающе шипело и ворчало им вслед. Постель их была на полу, у хозяев маленького недостроенного домика не нашлось кровати, а она им была и не нужна, им требовалось пространство. Засыпали сразу, мокрые и соленые, голые и счастливые влюбленные. Лейли и Меджнун звали они друг друга и весело потешались над древней легендой, над робостью Лейли и над безумно влюбленным, но нерешительным Меджнуном. Они были вовсе не робкие, а попросту бесстыдные. Они писали свой собственный финал тысячелетней любовной истории, щедро рассыпая эти строки  и в море и в странном прибрежном лесу из молодых эвкалиптов, куда они убегали в часы палящего солнца. Место было пустынным, им не мешал никто, только одинокий пес с мудрыми глазами, старожил здешних мест, иногда деликатно принимал от Лейли кусок сулугуни или холодной мамалыги. Ночи были теплыми, на рассвете он просыпался, сбрасывал с Лейли тонкую простынку и наступал его час пиршества и торжества осязания, обоняния и рассматривания. Лейли спала крепко, но под его руками и губами наконец гибко разворачивалась, раскрывалась, потом вновь сворачивалась в колечко, притворяясь спящей и пряча самые отзывчивые закоулки, холмики и долины своего телесного царства... Домой, в дождливую и неуютную Ригу они вернулись втроем, их старший сын, зачатый в мерцающей сентябрьской воде Черного моря уже поведал о себе самым обыденным образом – у Лейли не пришли месячные....
       Артур курил вторую сигарету и вновь переживал те дни и смотрел на серое февральское море и пустой галечный берег, но переживание было уже вторичным, почти насильственным, кожа не помнила животную влажность ночного сентябрьского моря, ладони с трудом припоминали топографию телесного царства Лейли. Только мозг упорно требовал восстановления ощущения, того самого, которое и спустя много лет  поддерживало огонь в его супружеском очаге. Он научился так управлять своей Лейли, что она откликалась на малейший намек о сентябрьской воде Черного моря и всегда отдавалась ему с покорностью ласкового котенка, где бы ему ни вздумалось этого пожелать, а желал он многого и во многих местах, свой второй закон он соблюдал с педантичностью лютеранского пастора.  Потом Лейли стала не так покорна, но пришел момент, когда и он перестал вспоминать мерцающую воду и запах сухих эвкалиптовых листьев на земле, в которые он бесконечное число раз падал лицом, совершив свой финальный удар.
       Усмехнувшись, Артур вытащил из пачки третью сигарету и подумал своими же словами  «я стал мудр, я устал...» и тут же саркастически добавил «ты просто стареешь, братец козел, пальцы мерзнут, кровь густеет...». Докурив, он аккуратно потушил окурок в лужице на вогнутой поверхности большого камня, хотя здесь, в царстве мокрой гальки и тоскливого дождя это было бессмысленным действием и быстрым шагом пошел к машине. Бросив мокрую куртку на заднее сидение, сильно потер ладонями лицо, заглянул в зеркало, увидел привычный карий сумрак в глазах  и повернул ключ зажигания.
       Дорога была отвратительной, после грузино-абхазской войны тут ни разу не залатали ни одной дыры, не сделали дорожных разметок. Впечатление полной разрухи и обнищания. Но это Артура не волновало, не вызывало эмоций, это была теперь чужая страна, знакомая, но неинтересная. Лениво вспоминал свои последние дни в Риге, утомительный год работы, тяжелую усталость после поездки в Брюссель, домашние дела, привычные и незамысловатые. Тепло улыбнулся, посмотрев внутренним взором на свою Лейли с трехлетним внуком Темкой на коленях.
       И тут это произошло. Тоска поднялась от низа живота и докатилась маслянистой тяжелой водой до сердца. Резко затормозив, чуть не попал правым колесом в яму на дороге, грязно выругался и остановил машину. Он вспомнил последнюю минуту перед посадкой в самолет в рижском аэропорту, когда буквально на ходу захлопывая свой ноутбук, отправил той женщине прощальное письмецо. Простые слова, нежные, чуть серьёзные и немного шутливые, легкая, почти детская фривольность. Какая сила ударила его сейчас, что он сделал не так, где ошибся, что было неправильно? И начался привычный анализ, расчленение на эпизоды, припоминание слов, проверка ощущений на адекватность, разоблачение собственных иллюзий. Вырваться не удалось...
       Артур не заметил, как быстро стемнело, к гостинице он подъезжал уже в темноте. Быстро припарковал машину у раздолбанного подъезда когда-то помпезного здания, взял ключ от номера и поднялся в свою комнату, лучший номер отеля, с евроремонтом, с кранами в псевдомраморной ванной в виде брюссельского писающего мальчика и великолепным видом с балкона. Коньяк он вез с собой из Брюсселя, бокалы, сразу два, принес парень абхаз после звонка дежурному или портье, как он там у них сейчас называется, сказал, что через минуту вернется. Артур сначала не понял, что он имеет в виду, потом догадался и расхохотался весело. Смеялся он над своей ошибкой в отношении парня и над собственным положением. Они все решили, что гость из Евросоюза привел к себе на ночь женщину. Жаль, что не так, они будут утром разочарованы, подумал он, это даже может слегка подпортить мою репутацию.
Да нахрен их всех! – сказал он вслух и потом громко добавил – мудаки... Этот примитивный прием подействовал, настроение явно улучшилось. Парень действительно вернулся с блюдом в руках... Ну конечно же - сулугуни, зелень, лаваш, копченое мясо (интересно, у них хоть одна свинья еще бегает по горам в треугольном ошейнике), три огромных граната (явно марроканских, здесь таких нет, уж он-то это знал) и бутылка вина. Парень пожелал приятно провести  вечер и быстро исчез. Вино оказалось крымское, но он не любил вина. Его ждал коньяк - друг, учитель и слушатель мыслей, корректировщик программ и валидатор намерений, философ всех школ и направлений от Анаксимандра до рыжего Эдика, пьяницы из соседнего подъезда.
       В ванной комнате заглянул в зеркало, посмотрел сам себе в глаза и мрачно сказал: «Берегись, братец козел, сейчас я тебя буду препарировать на шкура - отдельно, копыто - отдельно и рога в стороны, да и яйца не пощажу!». Расхохотался и вернулся в комнату.
Янтарь элитного коньяка имеет одно мистическое свойство. Когда ты поворачиваешь в руках наклоненный бокал и коньяк расстилается по внутренней поверхности его, то потом, при возвращении в вертикальное состояние происходят удивительные вещи. От верхней границы вниз по стенке бокала начинают медленно стекать тонкие струи. Знатоки и любители этого воистину колдовского зелья, сами изрядные мифотворцы и фантазеры. Так вот знатоки утверждают, что чем больше струй формируется на верхней границе, чем они тоньше и чем медленнее их неуклонное движение вниз, тем старше коньяк и его букет богаче. Во всех странах, где ему приходилось бывать, в компаниях разного уровня и состава Артур не раз спрашивал своих коньячных комбатантов и аматёров, так ли это. Все как один с азартом начинали рассуждать и классифицировать форму и скорость и сравнивать разные сорта коньяка по этим никем не измеренным признакам. Он всегда при этом тихо веселился про себя, не участвуя в дискуссии, только изредка возвращая спор в русло дружеского разговора. В присутствии женщин такой прием срабатывал особенно мощно и вызывал почти биологическое соперничество разгоряченных самцов в европейских костюмах с навороченными мобильниками под рукой. Восхищенные глаза женщин, кокетливые попытки приобщиться к великому таинству расшифровки коньячной души, очаровательная дегустация по каплям и глоточкам – для него это всегда было сладострастным и тайным пиршеством его затянутой в мундир души, подтверждением своего дара и отчасти ремесла...
       Сидя в кресле и вытянув длинные ноги, Артур вспоминал смешные эпизоды этих битв и их последствия. Карие суровые глаза смеялись внутренним смехом и привычная жесткость взгляда растаяла в их шоколадной глубине. Он вспомнил, как Лассе Кристиансен, солидный профессор Университета в Осло еше месяц спустя после вечеринки с традиционным обсуждением мистической сущности конька, заваливал его почтовый ящик ссылками и собственными теориями, потом уехал в Северную Африку и Артур вздохнул свободно.  Теперь же он сам, оттягивая собственную экзекуцию, поворачивал в руках уже теплый бокал, наблюдал струйки, медленно ползущие вниз и вдыхал запах, улавливая и различая дух дубовой бочки, струи старого густого вина, облачка ванили, эвкалипта, шоколада и еще множества не имеющих имени оттенков.
       И тут это произошло опять. Тоска поднялась от низа живота и докатилась маслянистой тяжелой водой до сердца. Но сейчас у него было спасение, он аккуратно и осторожно сделал первый глоток. И пламя мистического зелья охватило сначала небо и язык, потом прорвалось в желудок, ударило по солнечному сплетению и, наконец, засияло на пальцах рук. И в тот миг пришло озарение, оно было гениальным в его простоте. Он понял, что надо делать дальше. Он понял, что не надо искать ответа на вопрос – почему и как он попался в капкан собственного воображения, почему Мага-Майа, богиня иллюзий, одарила его наваждением. Он понял, что незавершенное должно быть завершено, слова должны быть сказаны и действия совершены. Он встретится с той женщиной, он расскажет ей сам как сильно он ее желает, глядя в ее глаза цвета ореха и гладя маленькие пухлые ручки, он сдерет свой мундир и с остервенением бросит в угол, он не будет анализировать и философствовать, он ни слова не скажет ни о чем, кроме своего желания и, если она не поверит и не отдастся ему, он пойдет в шалман на углу и там вдрызг и безобразно надерется дешевой крутки с Эдиком рыжим и его дружбаном Сашкой.
Все, Рубикон перейден, жребий брошен, Alea jacta est! Слава тебе, Великий Цезарь за твою лаконичность и красоту слова!
       Артур рывком вскочил на ноги, вытащил из сумки ноутбук, включил его, проверил интернет – все работало и с неплохой скоростью. Быстро подсчитал даты, дни, придумал легенду для Лейли, спланировал возможные события, позаботился даже о мелочах, профессиональная привычка планировщика и смотрителя виртуальных Миров сработала безупречно. И тут он вновь задумался....  Опять встал, пошел к зеркалу, посмотрел себе в глаза, с отвращением скривил синеватые губы, знак восточной мимолетности в крови..., потрогал щетину на щеках и на шее, отметил седину на висках и серебряные струйки в непокорной жесткости лохматой головы..., провел пальцем по горбинке носа и громко сказал:
« А и козел же ты, братец, кобелина неугомонный, лесной кабан во время гона, Буранный Каранар, рвущий цепи и в мыле скачущий по степи в поисках течных верблюдиц!» И сам себе ответил, подняв левую бровь: «А пошел ты нахрен со своей моралью, мудак!». Это было точкой невозврата. Почти подбежал к столу, стремительно отпечатал короткий текст – Буду ждать в 12 часов около часов Лайма в пятницу - впечатал адрес и нажал enter.  Потянулся, сцепив пальцы и подняв руки над головой. Все, теперь можно вернуться к своему учителю и другу, советнику и спасителю и выразить ему свое вечное признание. Артур так и поступил, это не заняло много времени и уже через 15 минут он спал, вытянувшись на чудовищных размеров кровати абсолютно голый и с блаженной улыбкой на лице. Руки закинуты за голову жестом пощады перед неумолимой волей богини Майи, беспомощность обнаженного мужского естества вызвала бы смех и иронию у него самого, если бы он мог видеть себя со стороны. Но он спал сном двадцатилетнего одержимого Меджнуна, когда-то дерзко написавшего свой собственный финал древней любовной трагедии, превратив ее в свой счастливый жизненный путь, который длится до сих пор.... Он не знал, что ждет его, но готов был построить еще один отдельный Мир внутри своего, так ненасытен он был и так жаден до ощущений – судьба и крест всех живущих. Сработали оба закона Артура Вильфранда.




II.       Что могло бы быть, но не случилось...,


       Припарковать машину в Старой Риге сложно, Артур не стал даже искать место, он вызвал такси, договорился с водителем, что тот подъедет в условленное время к Опере и дал номер своего телефона. Без пятнадцати минут двенадцать  он стоял рядом с невысокой башней знаменитых рижских часов, заложив руки за спину, иронично подняв левую бровь, кривил губы и усмехался про себя. Впервые в жизни, пройдя больше половины своего пути, он стоял на этом месте, которое уже ни одно десятилетие верно служит всем влюбленным не только Риги и ближайших ее окрестностей, но даже других городов и стран. Он был абсолютно спокоен, сосредоточен, ни сомнений , ни желаний – его внутренние Сторож и Охранник обезопасили его от эмоций.
       Она была красива. Он узнал ее за несколько шагов, а она, черт знает каким безошибочным чутьем угадав его, приближалась неспешно, придерживая рукой шляпу с большими волнистыми полями. Маленькая рука в перчатке изящно, но твердо удерживала такой странный в обнищавшем и озлобленном городе головной убор. Он сделал только шаг навстречу и понял, что его воображение не подвело. Она была именно такой, какой он видел ее своим внутренним зрением, она была шахиней, немного надменной, в ореоле действительных или вымышленных тайн и невыносимо желанной. На одну миллисекунду его Сторож и Охранник отвернулись, а он уже был втянут в эту женщину пучком невидимых нитей. Но и ей эта миллисекунда показала истину. Она поняла, что не сможет играть этим мужчиной, что она готова отдаться ему немедленно, растоптав в гневе рамки правил и ханжеских предписаний. Этот морок длился лишь миг, а в следующий миг Артур склонился к ее руке, не занятой шляпой, взял в свои ладони, медленно развернул и просто прикоснулся губами к коже в том  единственном свободном от перчатки месте, где сосредоточены все пульсы человека. Потом он выпрямился и сказал:
- Я Вас похищаю, моя душа Тамрико, на три дня. Мы уезжаем из города на западное побережье. У меня есть домик недалеко от моря и поблизости  рыбацкий поселок, там большой супермаркет, Вы сможете купить все необходимое».
От такой элегантной наглости Тамара не сразу нашлась с ответом, это было неожиданно,  так непохоже на его образ, к которому она привыкла, но в душе она возликовала – это была только ее победа, ее такта, ума, мудрости, в конце концов...  Приподняв голову и посмотрев пристально в его, действительно карие, но сумрачные и суровые глаза, она произнесла, в духе старомодной лексики:
- Вы так и не научились здороваться при встрече, милорд. И кто Вам сказал, что я располагаю возможностью отсутствовать так долго, у меня есть свои планы. Я согласилась с Вами встретиться только потому, что Вы настойчиво меня об этом просили. Простите, но никогда я не давала Вам повода к таким смелым предложениям...
Пока она выговаривала эти  слова, Артур любовался движением ее губ, игрой глаз, орехового оттенка, маленькими ручками в кожаных перчатках, перевел взгляд на грудь, потом опять на губы, пережил возбуждение и, наконец, когда она закончила, посмотрел прямо в глаза, от которых уже не мог оторваться. Его речь была проста и по мужски откровенна. Он взял ее руки, поцеловал по очереди запястья в маленьком и чувствительном местечке, где слышно биение сердца человека, крепко прижал к своим щекам и глухо, но твердо сказал, назвав просто по имени:
-Тамара, мы почти год играли в игру, правила которой придумывали на ходу. У каждой игры есть финал и он должен быть сыгран, слова должны быть сказаны и действия совершены. Я хочу провести с Вами три дня в чудесном месте, где мы будем только вдвоем. Когда-то Вы меня заманили в такое место в виртуальном мире, я Вас зову в мир реальный».
Пока она лихорадочно подыскивала слова, он грубовато добавил, взглянув на часы Лайма:
- Нас ждут.
Потом крепко обнял, заключив в круг своих рук, для этого ему пришлось низко склониться, и шепнул на ухо:
- Мы свой Рубикон перешли уже давно, еще там, в виртуале, давайте вместе посмотрим, что скрывается  на этом берегу. Не сомневайтесь во мне. Ну, смелее, вперед!
Артур еще крепче и настойчивее прижал ее к себе и быстро, по-деловому повел в сторону Оперы. Там они сели в такси, доехали до его гаража, где стояла машина, готовая к дальней дороге, пересели в нее. Единственное, о чем спросил Артур за время этих недолгих и стремительных перемещений – где она хочет сидеть. Тамара захотела остаться на заднем сидении. Так легче наблюдать за ним, решила она. Артур сел за руль и они отправились в путь, он так и произнес с легчайшим странноватым акцентом «а теперь в путь ...». Эти его слова из их виртуальных разговоров они припомнили одновременно, но ничего не сказали друг другу и так и не узнали, что это был первый знак их будущего слияния и расставания.

       Они ехали молча, Артур был почти неподвижен, только руки время от времени слегка перебирали руль. Дорога была отличная, как и все дороги в Прибалтике. Тамаре был виден его затылок и профиль. Артур мог ее видеть только в зеркальце. Молчание было естественным как почти пустая дорога с корабельными соснами по обе ее стороны. Эти живые величественные стены создавали впечатление коридора, по которому две души несутся параллельными путями в бесконечности мира. Иллюзия смыкания в дальней точке видимого пространства была символична и обещала неведомое.
       Айа, Великая богиня Майя, Мага-Майя, весь мир - твое создание, ты лепишь из наших душ забаву для себя, играешь нами, когда остаешься без своего супруга Брахмы. Он занят делом, а чтобы ты не скучала, подарил тебе нас голенькими, ты сшила нам костюмы, раздала тексты ролей  и теперь благоуханной ручкой своей управляешь нами, заставляя кувыркаться и плакать, смеяться и танцевать, обманывать и верить. Но благодарю тебя Великая богиня Мага-Майя, супруга творца Брахмы за то, что одарила меня столь прекрасной, желанной и трудной ролью, что я не могу сдержать трепетного страха от мысли о грядущем действе. Помоги мне сладостная и многоликая Богиня, уж коли нить моей судьбы в твоих божественных пальчиках.... Так примерно текли мысли Артура, он время от времени слегка кривил губы в намеке на усмешку и бросал взгляд в зеркало, впрочем, не пытаясь поймать отражение глаз своей драгоценной добычи.  А драгоценная добыча, не подозревала о своем статусе, ни о чем не думала, она просто дышала и жила моментом. Она сняла свою широкополую шляпу, когда садилась в машину, освободила из плена свои удивительные волосы и в машине вдруг запахло сухими эвкалиптовыми листьями, дивным, чуть горчащим запахом раскаленного юга. Артур, уловив этот запах, с трудом удержал себя в руках, но его ассоциативная память услужливо стала подсовывать старые файлы. Он призвал на помощь своего внутреннего Охранника и они вдвоем усмирили торопыгу. Рано, еще рано, еще все впереди... Тамара удобно устроилась на заднем сидении, как будто именно здесь и подобает находиться урожденным шахиням, она  рассматривала дорогу и сосны и любовалась феерическим солнечным шоу, которое не повторялось в своих эпизодах. За соснами справа иногда мелькали прибрежные дюны и море, синее и сверкающее в этот яркий мартовский день, выдавшийся теплым, но ветреным. Они ехали на закат... Они молчали, но молчание не было тягостным, оба были не юными, понимали и принимали жизнь целиком, несли в своих душах огромный запас жизненного земного опыта и оба хотели одного и того же – отдаться друг другу так, чтобы слияние было полным и породило новую Гармонию их маленького Мира, который был задуман Артуром и только что начал создаваться ими обоими. Тамара оказалась женщиной практичной, она быстро пробежалась по супермаркету, недолго рассматривая этикетки и товары – все было знакомым, выбор не занял много времени. Артур ждал у кассы, он расплатился и они быстро пошли к машине. Солнце  сидело низко и готовилось вскоре исчезнуть.  Но и цель пути оказалась рядом. Через 10 минут Артур аккуратно поставил машину под навес у небольшого коттеджа. Участок был отгорожен, но особой надобности в заборе не было, здесь мало кто бывал.
       Ну кто сказал, что вначале было Слово?   Евангелисты не правы, не прав бывший судовой врач, грек из Антиохии Лука, не прав мытарь Матфей, и Марк иудей не прав и ты, рыбарь Иоанн, ошибся. Слово было потом, оно вторично. А вначале было могучее, ничем более не сдерживаемое, не признающее чужих законов Желание. Евангелисты были плохими учениками своих Великих Учителей – авторов Вед, за тысячелетия до Христа написавших Песнь творения, где были такие слова:
«...Была тьма; скрытое во тьме было бесформенным хаосом.
Все, что существовало тогда, было пустым и бесформенным.
Великой силой тепла было рождено это единение.
Затем возникло вначале Желание –
Первичное семя и зародыш Духа..»
Эту Песнь творения Артур узнал еще в молодости, когда изучал кастовое общество в Индии, она попалась ему случайно в переводе с санскрита на немецкий, а потом он нашел ее и на русском языке. На немецком она звучала гораздо величественнее. Каждая строка этого откровения вызывала в нем полное согласие и давала универсальный ключ для понимания жизни. Но сейчас он не думал ни о чем, кроме своего желания. Даже Сторож и Охранник примолкли. Все на потом – осмысление, сожаление, ссоры, размолвки, все потом, после..... Он открыл дверь ключом и первым вошел в дом.
       Тамара остановилась посередине маленького двора. Она не надела шляпу и перчатки, не застегнула легкий черный плащ и сейчас была похожа на диковинную птичку с красной грудкой и черными крыльями, ее волосы невероятным образом создавали вокруг нее защитный купол, но сейчас он был открыт. Она изумленно смотрела на огромный дуб посреди двора, это был редкий исполин, он был занесен в какие–то списки местных чудес и Артуру раз в год приходилось принимать инспекторов странной организации, охраняющей дубы Латвии. Наконец Тамара отвела взгляд от могучего дерева и нерешительно повернулась в сторону дома. Артур стоял на маленьком крыльце, смотрел на нее, карие глаза были широко открыты, ноги на ширине плеч, руки сцеплены на затылке. Вдруг он быстро сделал два шага до нее, поднял на руки и внес в дом.   
       Она была маленького роста, но далеко не худышка. Когда он нес ее в дом, ее тело так податливо и доверчиво уместилось  в его руках, что он на миг приблизился к неизбежному, но Охранник в его мозгу дал привычного пенделя и сурово прикрикнул – «Жди, работай, все впереди!»  Ироничный Сторож заметил – «Не забудьте, сударь, узду на себя накинуть». 
И вот дверь заперта, в домике уже тепло, он обо всем подумал заранее, когда планировал создание нового маленького, но совершенного Мира внутри своего. Это было бы делом минуты – раздеться, если бы им было по 20, когда не замечают мелочей. А пока они так и стоят крепко обнявшись посреди большой спальни. Ее запрокинутое лицо как зеркало его действий. Движение брови – не так, прикрытые глаза – да, правильно, открытые губы – хорошо. Кто ведомый, кто ведущий?  Массивная кровать в полушаге.  Когда из одежды на ней остается только шелестящее платье, она вдруг гибким движением поворачивается к нему спиной и он резким движением раскрывает длинную молнию, платье падает на пол. Артур легко разворачивает ее к себе и только сейчас первый раз легко целует в уголки рта. Потом усаживает на кровать, шепчет на ухо – сейчас вернусь, ванная вон там – и быстро выходит из комнаты. Когда он вернулся, она была уже в постели, сидела по турецки скрестив ноги и укрытая до шеи покрывалом. Ее плащ из волос в свете живого огня камина отливал медью, а в глазах вдруг появились яркие искры. Артур сделал широкий шаг от двери, почти прыжок, твердой рукой развернул ее последний защитный кокон и обомлел – большие тугие груди сияли как две полные Луны, соски были как возвышающиеся кратеры исландских гейзеров. Её кожа была невероятного цвета – старый жемчуг бледнел по сравнению с этим живым мерцанием, переливами от смуглого до сливочного. Симметрия скрещенных ног, вожделенная бархатистость внизу живота.... Кровь взорвалась и ее поток унес и Сторожа и Охранника. Он был не груб, нет, он был просто несдержан и властно нетерпелив, он взял ее стремительно и сильно и пока беснующаяся кровь раскачивала его тело, она не открывала глаз, неслышно дышала и робко пыталась попасть в его ритм. В какой-то момент она легко вздохнула и широко раскрыла глаза. И он увидел, увидел  свое торжество, добыча была его - ореховые глаза затуманились, зрачки расширилсь, ноздри точеного носика вдруг обрели новый рельеф, губы раскрылись, потом она закусила нижнюю губу, но не смогла сдержать стона, почти крика и изогнулась дугой под ним. Почти одновременно они пришли к финишу и он опять упал лицом в сухие листья эвкалипта, зарывшись в запах дивных волос и наполнив ладонь ее грудью.
       Потом было многое.  Но в тот первый раз, когда она отдышалась и открыла глаза, то увидела, что он пристально смотрит на нее, но что с его глазами – из них лучится свет, как от мокрого каштанового плода и пропал карий сумрак и суровость, синеватые губы кажутся почти черными в полумраке. С невероятной медлительностью, почти торжественно, как фуга Баха, он изучает ее тело – губами, руками, глазами. Ладони вбирают ощущения бархата и шелка, а губы – вкус морской воды. Цвет тела завораживает его, запах кожи раздувает ноздри, он уже готов продолжать, но вдруг дурашливо говорит:
«А давай-ка пойдем что-нибудь перекусим и выпьем, я припас для тебя чудесное вино, а у меня есть мой коньяк».
Легко и весело, голые и свободные, они сидели в гостиной, где топился еще один камин и было жарко. Они знакомились друг с другом. Артур рассказывал смешные истории про любителей коньяка, какие-то байки про известных личностей, читал свои стихи, потом высмеивал их сам, громко хохотал, широко раскрывая зубастый рот и, стоя на коленях и размахивая салфеткой, изображал какие-то их прошлые разговоры  в том виртуальном мире. Тамара изображала своих подруг, их любопытство, когда она вернется после таких каникул. Не пропустили и общих виртуальных знакомцев. Тамара давала точные характеристики и отмечала тончайшие детали характеров, Артур только крутил лохматой головой и после каждого ее острого слова бросался целовать и ласкать. Много было чего. Они становились друзьями, потому что так сказал Артур. А он сказал – мужчина и женщина могут стать друзьями только после совместного оргазма. А потом иронично усмехнулся и насмешливо добавил, что для оргазма дружба вовсе не обязательна, можно и случайному знакомцу доставить удовольствие. Что оргазм может быть и виртуальным, каждый моделирует его в своем сознании сам и может получить самостоятельно, чем многие и занимаются. Это были явно провокационные слова, но Тамара отреагировала именно так, как он и ожидал. Она надменно подняла брови, встала с дивана, на котором сидела, привычно скрестив ноги, и  сделала вид что хочет одеться. Ей в самом деле хотелось немного привести себя в порядок, выйти на улицу и подышать прохладным воздухом, посмотреть на звезды, ночной лес вокруг, послушать звуки. Она хотела оставить его ненадолго одного, пусть это будет ее маленькой местью за его насмешку. Артур сидел, развалившись в кресле, вытянув длинные ноги и  вел параллельную беседу со своим другом и учителем, который насмешливо мерцал в бокале при каждом движении руки. Он бы позволил ей уйти, еще многое было впереди, маленькая уступка - залог больших требований, но он увидел ее сзади. Ликующее торжество ее зрелого тела еще не было присвоено им полностью.  Он чуть выдвинул ногу вперед, подставил ей подножку и, буквально взлетев из кресла,  крепко схватил сзади, не дав упасть.  Она успела только руки протянуть вперед и найти опору в спасительной спинке дивана. На этот раз ему пришлось обуздать себя, «приспособиться к географии места», позаботиться об ее, а скорее о своем, удобстве, а уж потом дать волю своему коню. Теперь, когда он не видел ее зажмуренных глаз и закушенной губы, ему было легче управлять своим ритмом и не выпускать тончайшую нить контроля из своих рук.
       Он начал играть свою пьесу не спеша, глубокими ударами, потом перешел на рваный ритм, потом crescendo и вновь legato.  Он крепко держал ее бедра, проникая и достигая в бесконечной цепи атак и оступлений, порой грубо и бесцеремонно сжимал и сдавливал ягодицы, целовал и покусывал спину и плечи, а когда он заполнил обе ладони ее грудями и ощутил их вес и плотность, его старания чуть не закончились преждевременно. Но нет, теперь он владел собой и был намерен получить максимальные ощущения от всего, чем владел.  Тамара старалась приспособиться, она помогала как могла, но ему не требовалась ее помощь. Он совершал акт творения уверенно, мастерски, сладострастно. Руки были свободны в своих действиях и они играли в полной гармонии с ритмом. Он вообще предпочитал эту позу «с задушки» за острое ощущение полноты власти. Финал наступил внезапно и заставил его зарычать от физической невыносимости ощущения. В один ликующий миг все было кончено и он рухнул на пол, утянув с собой и Тамару. Ковер был толстый, бока дивана мягкие, обошлось без увечий.
       Ничего не слыша, с пустой головой и невесомым телом, он полежал с закрытыми глазами минут пять, а когда их открыл, Тамары рядом не было. Быстро осмотрев невеликие хоромы, он выскочил во дворик и увидел ее под дубом-великаном, закутанная в его теплую куртку, в которой поместилась целиком, она смотрела на полную луну. Голый и босой, по холодной прошлогодней траве он подбежал к ней, но не посмел дотронуться, его остановил ее взгляд. Так они постояли рядом, глядя на луну, пока он не начал дрожать от холода. Но внимательность и великодушие женщин безграничны. Не говоря ни слова, она повернулась и вошла в дом. Величаво сбросила с плеч куртку на пол, разулась и ушла в спальню. Артур налил коньяка и сделал большой глоток, чтобы унять озноб. Он обреченно подумал, что все испортил и маленький Мир разрушается по его вине, сел в кресло спиной к спальне и бездумно стал смотреть на огонь в камине, прилушиваясь к звукам.  Он задремал на какое-то время, но вдруг маленькие пухлые ладошки закрыли его глаза, горячий выдох коснулся щеки и носа и маленькое светящееся и теплое чудо оказалось у него на коленях, он еле успел соединить их. Уютно устроившись в любимой позе и откинув назад свои непокорные волосы, она долго смотрела ему в глаза, пытаясь нырнуть на самое дно, рассматривала нос, провела пальчиком по бровям, самым незатейливым жестом погладила сразу по обеим щекам и, наконец,  очень нежно и ласково коснулась языком его сжатых губ. Тогда он понял, что прощен, схватил в охапку свою драгоценную добычу и бросился с ней в спальню, успев поцеловать на ходу в глаза, нос и завершая уже в постели атакой на губы.  Теперь все было подчинено только желаниям Тамары, он стал ее рабом, слугой и покорным исполнителем прихотей своей ненаглядной и драгоценной госпожи. Их первая размолвка окончилась полным и безусловным слиянием и потом крепким сном.
       А на рассвете он проснулся с ощущением счастья и неторопливо начал свое пиршество  осязания, обоняния и разглядывания. Тамара не спала, она быстро включилась в игру, подставляя и пряча, раскрываясь и сворачиваясь – вечная игра настоящих женщин. Артур же по-хозяйски исследовал каждый уголок и пригорок, леса и горы своей драгоценной добычи, телесного царства своей Тамары. Их новенький Мир сиял в своей непорочности, он был юн, неопытен и не знал, что его ждет впереди. Вечная участь всех Миров быть разрушенными. Просто у всех разный срок.
       Днем они вышли погулять по лесной дороге, погода изменилась, моросил дождь, слизывая последний грязный снег. Им было хорошо вдвоем, разговор касался только того, что видели вокруг и воспоминаний о прошедшей ночи. «Посмотри, муравьи проснулись» – сказала она. «Рано они в этом году, еще будут морозные ночи»– ответил Артур задумчиво. А потом добавил невпопад – «а ты знаешь, что осенью в период гона дикий кабан секач  трахает один всех своих подруг в стаде круглосуточно, практически не спит. А после того, как всех перетрахает так, чтоб остались с потомством, забирается куда подальше и отсыпается, но сначала отъедается».  Тамара изумленно взглянула на него, таким диким диссонансом прозвучали его слова, где интеллектуал и любитель словесности? Артур понял ее удивление и комичность момента, поднял на руки как ребенка, расцеловал в глаза и нос и вернул на землю. Прижал к себе так крепко, что она почувствовала сквозь одежду жар, идущий от него. А он откинул ее волосы от уха и жарко прошептал в ухо хулиганские слова – «Жрать охота, спать охота, а потом еб...ть охота». Так, хохоча, дразня и любуясь маленькой женщиной с прекрасными глазами цвета ореха или горного меда, Артур быстро привел их невеликий отряд домой, организовал обед и послеобеденный сон, а потом наступила ночь.
       Вторая ночь принесла торжество Тамаре. Теперь многое было по-другому. Она показала Артуру, этому павлину в философской мантии, этому самонадеянному умнику, а по сути, козлу и кабану, как умеет любить настоящая женщина. Опыта обоим было не занимать, воображения тоже. Артура еще не знал ее предпочтений и тайных желаний, только начинал угадывать, это была всего лишь их вторая ночь. Да, это была их вторая и последняя ночь, они старались вместить в нее все, что не успели за всю свою жизнь с другими, они хотели получить друг от друга реванш за прошлые разочарования и неудачи. Можно ли требовать возврата долга с соседа должника.....? 
Один раз случилось и такое. Она так раздразнила его своими ласками, волосами, роскошной грудью, что он не мог больше продолжать игру и попросту изнасиловал ее, не считаясь с просьбами быть помягче. Он себя не узнал в этом самце, который жадно вылизывает лоно самки, а потом держит ее грубо за загривок и с силой молотит. Потом Тамара плакала, ей было больно, когда он  держал ее за волосы и был так груб. Артур ползал у ее ног, целовал и прикусывал пальчики маленьких рук и ног, зацеловал и вылизал, как сука своих щенков, все места, которым он причинил боль. В конце концов, он сделал все, как она требовала и они затихли. Но Артур не согласился остаться рядом с ней. Он вышел в гостиную, закурил сигарету, налил себе немного коньяка и задумался.... Потом подошел к зеркалу, посмотрел прямо в глаза и сказал: «И все же ты, братец, вонючий козел, кобелина и волчара». И сам себе ответил: « Да, братец ты прав, но добыча моя тоже не мотылек луговой». Вернувшись в спальню, он тихо взял подушку и лег на ковер поближе к камину, укрывшись тонким одеялом.
       И наступило утро третьего дня. Отъезд был назначен на вечер, так распорядился Артур, Тамара не стала возражать, она еще в первый день предупредила всех своих, что вернется через четыре дня, на всякий случай. Они пили кофе в гостиной, потом гуляли по весеннему лесу, он отвез ее к морю, они сидели на бревне и Артур рассказывал о других морях и других местах, где он бывал, он был интересным рассказчиком. Тогда же он объяснил ей свои два закона. Она посмеялась и задорно отметила, что нам второй закон проверить не удалось, потому что мы никуда не выходили из домика. Тогда он молча поднял ее с бревна, быстро посадил в машину и они поехали. Куда, он не сказал, но ехали недолго и  дорога кончилась. Артур заглушил мотор, повернулся к ней, глаза его полыхнули мокрым каштаном. Уже привычным жестом просунул правую руку ей под волосы, левой где-то нажал кнопку, сделал усилие и сидение мягко опрокинулось. Тамара этого не ожидала, но именно неожиданность вызвала у нее такое сильное вожделение, что она застонала и лихорадочно стала раздеваться, ему было проще. Это был акт поистине сокрушительной силы, Тамара испытала сильнейший оргазм, а Артур был как машина, неутомимая, но бережная. Несколько раз они затихали, не прекращая действа, просто немного давали себе передышку. И опять, задыхаясь и почти теряя сознание от близости последнего рывка, Артур ни на миллисекунду не терял контроль за своей  драгоценной добычей. Только через час они наконец остановились, лежа без сил в тесном и душном пространстве автомобильного салона. Артур пошевелился первый, его длинные ноги чуть не выбили боковое стекло, они посмотрели друг на друга, расхохотались, еще немного полежали и стали собирать вещи и подсчитывать убытки.

       Обратная дорога была очень долгой и полной печали, Артур много раз останавливал машину и они страстно целовались и утешали друг друга и Артур рассказал ей про свой собственный финал древней легенды о любви. Показал фотографии сыновей и внука Темки, только не стал показывать Лейли. Тамара в ответ рассказала ему о своей семье, о сыне и внуках, об умершем муже. Постепенно они стали приходить в себя, понимая, что возвращаются каждый в свой собственный Мир, а тот, что они построили вдвоем по замыслу Артура, остался где-то в нереальности, он разрушится со временем.
       И тут Артур открыл свой третий закон, но об этом чуть позже. Сначала он сказал, что его первоначальный план их Мира осуществился с большими искажениями, в нем не должно было быть того звериного соития, ее слез и такого тяжелого прощания, его план был добрым, солнечным и гармоничным. Потом он помолчал и добавил, что теперь он совсем перестал понимать, что такое иллюзия и что такое реальность. Знает только, что все люди - марионетки в божественных ручках Великой Богини Мага-Майи, она нам посылает желания, противоречивые и неисполнимые, заставляет бросаться за ними в погоню, коварно помогает осуществиться, а потом смеется над нами, над нашим разочарованием, одержимостью, глупостью и самонадеянностью.
       Тамара посмотрела на Артура и увидела, как он изменился. Горбинка носа стала четкой и жесткой, от ноздрей к уголкам губ протянулись складки, она их раньше не видела. Губы синеватого оттенка, знак невеликой восточности в крови, сложились в жесткий узор. Глаза потеряли свой каштановый блеск, в них вновь появилась суровость и даже мрачность. Он изменился.  Артур посмотрел на Тамару и увидел иное. В медово-ореховых глазах сияла и ярилась луна, губы после сотен поцелуев приобрели такую вожделенную яркость и сочность, что он даже притормозил и совсем остановил машину, настолько сильно его скрутило вожделение. А когда он вспомнил ее живот и грудь, он застонал и помотал лохматой головой, отгоняя морок.  И тяжелой тоской наполнилось сердце от мысли, что завтра и еще три года он ее не увидит, а там еще три года – это значит никогда. В ярости от этой неизбежности он ударил кулаком по рулю и грязно выругался. Что случилось, спросила она с тревогой? Ничего, процедил он сквозь зубы, пока Охранник и Сторож вдвоем охлаждали его пыл ударами под ребра.   
       И вот тут он окончательно понял, что нельзя безнаказанно превращать иллюзии в реальность, подчиняясь только своему желанию. Желаний много, а человек живет в жестких рамках необходимости. Да знал он это, тысячи раз знал, тысячи раз объяснял другим, это закон, основа морали, его впитывает каждый человек с грудным молоком, его вбивают отцовским ремнем, его доказывают в судах. И еще - не все слова должны быть сказаны и не все действия совершены. Благо и вред, добро и зло – все на весах, все колеблется. Ведь это же аксиома. Ну как же он забыл об этом, он, для которого законы устройства людских Миров, их зависимость друг от друга – суть профессии. Воистину – врачу, исцелися сам! Нет, это морок, проделки Великой Богини. Не надо было поддаваться, пусть бы все оставалось так, как было до его поездки на юг. Они не узнали бы друг друга, не было бы сейчас такого ада расставания. Все забылось бы, он скоро уезжает в Турцию на три года, а там будет совсем другая жизнь.
       Все эти мысли промелькнули в голове в долю секунды, а в следующий миг он услышал мелодичный голос Тамары, за три дня в нем появились новые обертоны. Он знал по опыту, что у женщин, испытавших сексуальное удовлетворение, меняется многое в организме, поведение, голос, кожа, походка, осанка. Каждый раз он с восхищением наблюдал эту божественную метаморфозу, оценивая и сравнивая «до» и «после». Его мужское Эго чванливо приписывало себе авторство этого чуда, но саркастичный Сторож всегда был рядом и кратко замечал – «Гордыня, братец, гордыня, не ты мастер, а наш Создатель». Однако на этот раз он пропустил многое и только сейчас, в мучительном и разрывающем душу финале с отчаянием понимал, как много мог еще получить от своей драгоценной добычи и как много дать ей. Когда-то он почуял ее не видя, не зная, обратил внимание, занимаясь своим делом и изучая виртуальный социум. Потом переписка затянула, фотографии дополнили образ.
       Увидев впервые около часов Лайма маленькую,  полную, но изящную и грациозную женщину, был потрясен ее недоступностью, недосягаемостью и телесным ослепительным богатством, которое искушало немедленно взять его.  Он и взял, заботливо организовал «похищение сабинянок», подготовил логово и маленькую комфортную тюрьму для своей добычи. За два коротких дня и две длинных ночи в лесном домике он в полной мере обеспечил себя ощущениями, выполняя только свои желания,  иногда покоряясь капризу своей Тамары, но лишь только потому, что сам ничего не имел против.  «И все же ты козел, похотливый верблюд и кобелина» - услышал он голос Сторожа. Артур не стал с ним спорить, у него уже не было сил сопротивляться раздирающим душу желаниям. Долг и честь сурово напоминали о необходимости и обязанности немедленно завершить историю и вернутся в пространство ответственности за свой большой Мир. А Душа и сердце хотели навеки остаться с этой маленькой, ароматной и дивно блистающей женщиной, которой он дал так мало. Он не рассказал ей о пастельном царстве берегов Баренцова моря, не подарил туман и ночной переход через Олений хребет в Лапландском заповеднике, не прошел с ней через узкое ущелье по горло в ледяной воде в горах Абхазии. Он даже не описал, как выглядят гейзеры Исландии, как можно одновременно опустить одну руку в горячую воду, а другую в холодную. Он не дал ей ничего из своего богатства. «Ничтожный и спесивый павлин» - сказал Сторож. Он не попросил ее рассказать о себе, как она взрослела, где набирала силу ее непостижимая телесность, какие испытания закалили Душу и как она достигла сияющей высоты престола. Он не узнал ее любимый цвет, запах и пейзаж. Он ничего не позволил ей рассказать о себе, а значит, обделил самым главным – вниманием и любовью, в которой она так нуждалась. «Я тебе никогда не говорил, что ты законченный эгоист?» - скромно спросил Сторож. Он не оценил ее самопожертвования, не понял, что она смирила свою гордость, когда отважно отправилась за ним в лесную даль, когда подчинялась его законам и желаниям, удивительным образом сохраняя свой высокий статус. Он вообще ничего не понял. Его вина. Mea culpa, mea culpa, Deus! 
       Этот внутренний разговор с собой мог продолжаться еще долго, хотя прошло не более минуты с того момента, как он остановил машину и уткнулся головой в руль, но вмешалась Тамара. Новым своим голосом с волнующими обертонами она сказала - «Посмотри на меня, мой смотритель».
Она придвинулась к нему, простым жестом обхватила его голову маленькими ладошками и, заключив в защитный купол своих волос, медленно погружаясь в его глаза, негромко продолжила:
«Тебе не надо ни о чем сожалеть, не жалей ни себя, ни меня. Мы стали богаче, у нас теперь есть наш общий Мир, он не разрушится. Я стану вместо тебя смотрителем этого Мира и пока я жива, он будет наш общий, ну а что не сбылось, то не сбылось. О нем мечтали, а оно не случилось, пусть оно живет в нашем воображении. А ты должен делать свое дело». А потом с шутливым пафосом добавила свою реплику из письма: «Долг и честь всегда при Вас, милорд!»
 И вот тут он понял свой третий закон. Он был прост, как репа в огороде. Его формулировали мыслители и поэты, бродяги и бюргеры, но каждый открывал его для себя сам. «Ты можешь делать все, что хочешь. Желай недостижимого, превращай иллюзии в реальность, строй и разрушай свои Миры, но никогда не сожалей о содеянном и стойко прими страдание. Это единственный способ получить МАКСИМАЛЬНО ВОЗМОЖНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ и выполнить  земную задачу человека». 
Артур опустил голову на колени своей Тамары, вдохнул вожделенный запах своей драгоценной добычи и выпрямился. Она оказалась проницательной волшебницей и мудрой его музой, он церемонно поцеловал ее маленькие руки, протокольно прикоснулся к губам и Тамара увидела другого человека. Карие глаза сузились и вновь заполнились сумраком, напряглись желваки на щеках, губы закаменели, он вновь одел свой мундир. Руки спокойно легли на руль и Артур опять отправился в путь, но уже без нее. Он довез Тамару до дома, тепло, по братски расцеловал на прощание, в последний раз запустил обе руки в ее удивительные волосы, наклонился еще раз, несколько раз шумно втянул воздух и, резко повернувшись, сел в машину. На другой день она получила письмо, где он сообщал, что уезжает с семьей в Турцию на три года, благодарил за все и просил прощения.
       Так мог бы закончится виртуальный роман Артура Вильфранда, эксперта Еврокомиссии по вопросам социального строительства и коммуникации, если бы Тамара пришла в назначенное время к часам Лайма, но она не пришла.....Она оказалась мудрее...
Однако, все было еще впереди, мой братец Артур горяч и упрям.

Февраль 2011 года.