Канун долгожданной весны

1.

Мне приснилась Анна Майер, такая, какой осталась в моей памяти - юная и очаровательная. Во сне она гуляла по большому, незнакомому мне городу, по широким проспектам и площадям. Её сопровождали стаи птиц и она кормила их с руки.

Я собирался на работу, шел по улице к школе, автоматически отвечая на приветствия прохожих. Все это время меня преследовала ночная фантасмагория. Назойливыми молоточками в голове стучали навязчивые мысли: «К чему это? Прошло без малого двадцать пять лет. Двадцать пять …»

- К чему снятся птицы? – спросил я секретаршу Машу Дроздову сразу, как только появился на пороге директорского кабинета.

Девушка растерялась. Любой растеряется, если ему вместо «Здравствуй, Маша!», такой вопросик в лоб кинуть. Она машинально поздоровалась:

- Доброе утро, Александр Эрнестович!

- И тебе доброе, - вежливо ответил я, но от девушки не отстал. – Маша, я знаю, что ты разгадываешь сны нашим учительницам. Директор школы тоже человек, ему тоже интересные сны иногда снятся. Так что не делай больших глаз. Просто ответь. К чему снятся птицы?

- Какие?

- Воробьи кажется.

- К любви, к гостям, Александр Эрнестович, и к повороту судьбы. Но… - девушка опустила глазки, - ваш сон не сбудется.

- Почему?

- Сегодня понедельник. Говорят, что понедельный сон не вещий. Вот если бы с четверга на пятницу, тогда …

Я фыркнул:

- Надо же! Придумала! Гости, поворот судьбы! Только этого нам не хватает для полного счастья! Работать давай!

Разумеется, я тут же забыл о предсказаниях и погрузился в суету повседневных забот. Но после обеда предсказания стали сбываться.

О немецкой семье, приехавшей в нашу глухомань, сообщил директор Дома отдыха «Сосновый бор» Сергей Аркадьевич Одинцов.

- Фамилия Кровинус вам знакома? – озабоченно поинтересовался он по телефону, чихая и кашляя в трубку.

Весна в этом году выдалась затяжная, холодная и сырая. Гриппозная, одним словом. Больных много. Сам недавно переболел и теперь от души сочувствовал Одинцову.

- Кровинус? - переспросил я. - Вроде нет,  незнакома. Впервые слышу.

- Странно, - удивился Одинцов. - А господин Кровинус расспрашивал о вас и просил организовать встречу. Настойчивый господин. Очень настойчивый.

- Очевидно, кто-то из знакомых прислал привет с оказией, - предположил я.

- Наверное, - согласился Одинцов. – Странная семейка. Заявились в самый что ни на есть мертвый сезон. Иностранцы обычно к нам зимой приезжают. Лыжи, охота, купание в проруби. Да и летом у нас не плохо. Не пойму, зачем сейчас явились. Может к родственникам?

- Разберемся, - ответил я и, распрощавшись с Одинцовым, вызвал Машу. Состроив озабоченную физиономию, распорядился:

- Срочно разыщи Димку. Пусть пулей летит сюда. Накрой в учительской стол на три персоны. Чай, кофе, варенье, печенье. Время на подготовку полчаса. Успеешь?

- Успею, - растерянно кивнула Маша и, напрочь позабыв наш утренний разговор, недоуменно поинтересовалась: - Мы кого-то ждем?

- Сама же гостей нагадала, - умиляясь её наивному удивлению, ответил я и, укоризненно качая головой, добавил: - Вот тебе и понедельный сон…

2.

Прошло полтора часа. Немцы из Дома отдыха уже выехали и должны появиться с минуты на минуту.

В приемной Маша и мой сын Дима, коротая минуты ожидания, развлекаются анекдотами. Димку я привлек в качестве переводчика. Он в совершенстве владеет немецким. Я же, к своему стыду, плохо знаю этот язык. Увы, но кроме фамилии немецкого во мне больше ничего не осталось.

Уединившись в кабинете, я убивал время просмотром плана внеклассной работы, оставив основные проблемы на потом. А проблем, как вы сами понимаете, у директора школы хватает.
За окном едва слышно просигналила машина. В дверь кабинета заглянула Маша:

- Гости приехали!

- Начинайте, - распорядился я.

В учительскую я тихонько вошел в тот момент, когда Димка рассказывал про наше село Ермаково – старинное сибирское село, основанное в семнадцатом веке первопроходцами. Сын заметил меня и представил. Глава семейства обернулся, слегка поклонился и отрекомендовался:

- Пауль Кровинус. Книгоиздатель. Моя жена. Моя дочь.

Женщины сидели ко мне вполоборота. Лиц я не видел.

Димка и гости оживленно и почти непонятно для меня заговорили о перелете из Германии, о первых сибирских впечатлениях, а я без стеснения разглядывал книгоиздателя и ждал, когда мне передадут привет и посылку. При этом я сделал умное лицо и изобразил понимание.

- У такого респектабельного господина, - думал я о госте, - наверняка молодая жена и непременно с внешностью фотомодели.

Дабы убедиться в этом, я впервые с начала встречи внимательно посмотрел на супругу господина Кровинуса и … обомлел.

Передо мной наяву сидела героиня сегодняшнего сна – Анна Майер. Увы, уже не юная, но очаровательная по-прежнему. Довольная произведенным эффектом, она улыбнулась, протянула руку для поцелуя и сказала по-русски с легким акцентом:

- Здравствуй, Саша! Рада тебя видеть!

- Анхен!? – не то выдохнул, не то воскликнул я и неловко поцеловал протянутую руку. Затем зачем-то сообщил: - Сегодня я видел тебя во сне.

- Только сегодня? – продолжая очаровательно улыбаться, лукаво осведомилась она.

Что ответить, чтобы не выглядеть глупцом? Сказать, что все эти годы она снилась мне ежедневно, значит обидеть мою жену. Подтвердить, что это произошло впервые – неделикатно по отношению к гостье.

Димка, юная фройлейн, надутый герр Кровинус погрузились в туман. В фокусе – только Анна. Я не замечал возрастных изменений, деталей одежды, прически. Мне казалось, что колесо жизни повернулось вспять. Мы опять молоды, влюблены, а за окном московское лето 1986 года.

- Папа! – издалека донесся голос Димы.

Я очнулся. Анна подозвала дочь и что-то сказала ей по-немецки. Потом обратилась ко мне:

- Познакомься! Моя дочь Сандра. Ей девятнадцать. Я назвала её Александрой в память о нашей встрече.

- Спасибо! – смутился я. Надо же, даже через много лет после расставания, подбирая ребенку имя, она помнила обо мне! – Очень приятно, фройлейн, - сказал я милой девушке и представил Дмитрия: - Мой сын Дима.

Анна улыбнулась:

- О! Милый малыш в ползунках стал взрослым мужчиной. Только глядя на детей, понимаешь, сколько лет прошло.

Покинутый книгоиздатель отрешенно наблюдал за происходящим. Наконец, это занятие ему надоело. Он напомнил о себе и вернул наше общение на деловую стезю.

- Герр Майер родился в здешней деревне Берьёзофка, - коверкая название, сказал герр Кровинус. – Мы желаем посетить эту деревню, увидеть его дом и встретиться с родственниками, если они имеются.

- Да, имеются, - выслушав перевод, ответил я. – Жива Валентина Петровна, тетка Анхен. Она обрадуется встрече. Жаль, что Михаил Петрович не приехал.

- Увы, - тяжело вздохнула Анна, - он умер, Саша. Я выполняю его последнюю волю. Ты знаешь, как он мечтал приехать на Родину.

Да, я знал.

Мы встретились с ним в 1986 году, когда известный фотограф из ГДР Михаил Майер вместе с дочерью, прибыл на Игры Доброй Воли в Москву. И хотя перестройка в СССР шла полным ходом, визу выдали только на посещение Москвы. А я – боец комсомольского студенческого строительного отряда – таскал чемоданы иностранных туристов в гостинице «Молодежная». На моей футболке красовалось название нашего города, а на бейдже – имя и фамилия.
 
Разумеется, Михаил Петрович заговорил со мной. Мы оказались земляками. К тому же Михаил Петрович был знаком с моим отцом. Они друзья детства.

Как сибирский паренек Миша Майер оказался в ГДР? Очень просто. В начале семидесятых он отдыхал в международном молодежном центре и там познакомился с Лидией, девушкой из ГДР. Они полюбили друг друга, поженились. Михаил уехал за границу. Все оформили официально, по закону, но всё равно его поступок вызвал неудовольствие властей. Даже, несмотря на то, что страна, в которую он уехал, была социалистической. Естественно, визиты на Родину и переписка, не то, чтобы запрещались, не поощрялись. У родственников Михаила могли возникнуть проблемы и потому, он не приезжал и не писал им.

Встретив меня в Москве, он очень обрадовался. Жадно интересовался новостями из родных мест и судьбой родственников и знакомых.

Михаил Майер и его дочь Анна очаровали меня. Я проводил с ними всё свободное время. Я был молод, счастлив, очарован и опьянен присутствием прекрасной девушки. Но головы не терял, так как уже успел жениться на однокурснице и имел полуторагодовалого сына.
Время летело стремительно. Игры закончились. Расставались мы на удивление легко, не строя планов на будущее.

И вот через двадцать пять лет Анна приехала на Родину отца. Без него.

- Саша, отвези нас к моей тете и познакомь со своим отцом. Они были друзьями, - попросила она.

- Обязательно познакомлю, - пообещал я.

3.

Неделя пролетела незаметно. Срок пребывания Кровинусов в Сибири истекал. Накануне отъезда я, как обещал, пригласил их в свой дом. Моя жена Оксана приготовила типичный русский обед, достала из своих запасов соленые огурцы и помидоры, варенье и замороженную ягоду, испекла фирменный торт «Медовый». Она очень волновалась. Не каждый день нас посещают иностранные гости. Я тоже волновался, слонялся все утро из угла в угол, мешая жене и раздражая сына.

Все это время Димка добросовестно исполнял роль гида. Он отвез Кровинусов в Березовку к Валентине Петровне Майер. Анна познакомилась со своей тетей. При этой встрече я не присутствовал, но Димка сказал, что «индийское кино отдыхает». Это означает, что все выглядело очень трогательно. Женщины расчувствовались, а господин Кровинус откровенно скучал. Его эта поездка не радовала, а осмотр наших достопримечательностей вызывал презрительную усмешку. Напрасно. У нас есть что посмотреть и есть чем гордиться. Димка почти ежедневно возил гостей в областной центр то на экскурсию по городу, то в музеи, то в театр. Кажется, что, несмотря на плохую погоду и неудовольствие главы семейства, Кровинусы все же довольны тем, как провели время.

С Анной мы виделись лишь пару раз, да и то на бегу. Даже не поговорили толком. Наша мимолетная встреча всколыхнула былые чувства, которые меня пугали и ставили в тупик. Свою жену Оксану я уважал, понимал, испытывал к ней нежность. Не зря мы столько лет вместе.  Но отношения к жене нельзя сравнить с тем, что я испытывал к Анне. Я её любил. Просто любил и все. Причем, уверен, что она чувствует то же самое. Нас словно магнитом тянуло друг к другу. Чем это все кончится, сказать сложно.

Вскоре пришли мои родители. Мама включилась в хлопоты по хозяйству. Мы с отцом курили на веранде и обсуждали вчерашнюю победу нашего хоккейного клуба.

Тут хлопнула входная дверь. Прибыли гости. Я глубоко вздохнул и пошел открывать дверь.
Познакомив гостей с родителями, я представил жену. Обычно, я делаю это фразой из «Иронии судьбы»:

- Вы должны знать, какая замечательная женщина наша Ксана. Как её любят в школе педагоги, родители и даже дети!

Кто-нибудь обязательно добавит:

- Чуткий товарищ! Чудесно поет!

Шутка действует безотказно, так как фильм любят и знают наизусть.

Здесь шутки не получилось. Слова приняли всерьёз и вежливо поулыбались. Положение спасла мама. Она пригласила собравшихся к столу.

Дима и Сандра побыли с нами не долго, умчались к друзьям. Во время застолья отец подробно расспрашивал Анну о Михаиле Майере, друге детства.

Пауль не сводил с присутствующих пытливых глаз. Он словно ребенок в цирке ждал появления фокусника с чудесами. Когда мама впервые заговорила по-немецки, Пауль буквально обалдел от восторга и принялся записывать за ней диалектные слова. Мама смутилась. Анна поговорила с мужем и он спрятал блокнот и ручку. Потом Пауль стал интересоваться тем, каким образом наши предки оказались в России. Отец охотно ответил:

- Во время первой мировой войны мой дед Фридрих Герт, солдат немецкой армии, попал в русский плен и оказался в Сибирском лагере для военнопленных. Моя бабушка София с маленьким сыном на руках, моим отцом, приехала к мужу накануне Февральской революции. Они планировали вернуться в Германию, но остались здесь навсегда. Дед вступил в интернациональный отряд Красной Гвардии. После окончания гражданской войны он поселился в Березовке и был выбран председателем колхоза. В музее Березовской школы долгие годы хранились вещи моего деда – партбилет, буденовка, полевая сумка и наградное оружие.

- Как вы уцелели во время войны? Вашу семью коснулись репрессии? – поинтересовалась Оксана, впервые услышавшая эту историю.

- Репрессии? Да, коснулись, - со вздохом ответил отец. – Дед был коммунистом, героем, а моего отца, фельдшера Березовской больницы, все равно забрали в Трудовую Армию, отправили в Кузбасс на шахты. Он работал в амбулатории и на горе человеческое насмотрелся. До конца своих дней не мог говорить об этом без слез.
Герр Кровинус, выслушав рассказ, что-то зашептал жене. Она согласно кивнула головой и сказала нам:

- Моего мужа взволновала история вашей семьи. Он предлагает помощь по розыску ваших предков в Германии. Укажите все известные вам данные и мы пошлем запросы в наши архивы.

- Спасибо, Анечка! Danke, Paul! – поблагодарил отец и, сославшись на позднее время, они с мамой поспешили домой.

После ухода родителей мы пили чай с тортом. Слушали музыку, танцевали. Причем я танцевал с Анной, а Оксана с Паулем.

Наши супруги, вероятно, заметили, что между мной и Анной существует какая-то невидимая связь. Оксана суетилась и строила Паулю глазки. Тот бросал на нас встревоженные взгляды и часто прикладывался к рюмочке с коньком. Опьянел он внезапно. Вроде бы держался молодцом, но вдруг отключился, уснув прямо в кресле. Оксана посоветовала не беспокоить его до утра. Анне тоже предложила остаться у нас.

Анна запротестовала:

- Нет, нет. Благодарю. Мы договорились с Димой о том, что он проводит Сандру в «Сосновый бор». Я должна встретить дочь. Не вызовите ли вы такси?

- Разумеется, - согласилась Оксана и сняла трубку телефонного аппарата.

И тут совершенно неожиданно для самого себя я предложил:

- Зачем такси? Сам отвезу. Ксана, не волнуйся! Я абсолютно трезв.

Оксана подумала и согласилась…

4.

Проснулся я как обычно в семь утра.

Рядом со мной лежит любимая женщина – Анхен, в гостиной спит мой сын, в соседней спальне её дочь.

Детям не нужно знать о наших отношениях. Я вскочил на ноги, быстро оделся, тихо выбрался из спальни, прокрался мимо спящего Димки и выскользнул на улицу.

Погодка выдалась на славу. Природа смилостивилась и сделала нашим гостям прощальный подарок. Грешно отсиживаться в помещении, когда весна на дворе. В голову пришла замечательная идея – устроить прощальный пикник на свежем воздухе.

Сказано – сделано. Я приступил к реализации идеи.

Наскоро нацарапав записку с указаниями, прикрепив её к входной двери, я сел в машину и отправился в Ермаково.

Там тоже спали. Неудивительно, ведь накануне засиделись допоздна, легли далеко за полночь.

С Оксаной проблем никаких, она легка на подъём. А вот Пауль долго приходил в себя, не в состоянии сообразить, где находится. С трудом подбирая немецкие слова, я втолковал ему, что собираюсь отвезти его к жене и дочке и он с готовностью последовал за мной. Оксана тем временем уложила в сумки и пакеты остатки вчерашнего пира. Мы загрузились в «Жигули» и отправились в «Сосновый бор».

Оксана старательно делает вид, что ничего особенного не произошло. Она легко поверила моим неуклюжим россказням про ночевку в машине.

Да, я виноват перед ней. Но я не мог отказаться от шанса, подаренного судьбой. Не в том мы возрасте, чтобы пренебрегать подобными подарками!

Наблюдая за Оксаной, я невольно сравнивал её с Анной. Моя жена – земная, предсказуемая, понятная. Анна – загадочная, неуловимая, как далекая звезда. Будущего у нас нет, никогда не было и никогда не будет.

Погруженный вот в такие невеселые размышления, я вел машину по нашим сумасшедшим разбитым дорогам. Чудо, что в аварию не угодил. Доехали целыми и невредимыми.
Мы выгрузили привезенные припасы, быстро и умело организовали застолье на свежем воздухе. Веселая компания дружно уплетала шашлык, печеную картошку и маринованные грибочки Оксаниного приготовления.

Вскоре я заметил что компания, разомлевшая от сытной еды и свежего воздуха, заклевала носами и дружно зазевала. Я скомандовал: «Отбой!». Все разошлись.

Оксана и Сандра, прибрали со стола, прихватили грязную посуду и пошли в теплый дом. Дмитрий предложил Паулю осмотреть теннисные корты. На улице остались только мы с Анной.
Мы сидели по обе стороны догорающего кострища. Временами ветер дул в нашу сторону и между нами вставала дымовая завеса. Бешенный прилив энергии, охвативший меня утром, энергии, которой хотелось наполнить всех окружающих, иссяк. Остались грусть и усталость.
Анна задремала на ветерке и больше не напоминала улетающую звезду. Я поежился от холода. Надо укрыть чем-нибудь Анхен, да и самому одеться потеплее. Я пошел в дом.
В коттедже застал прелестную картинку. Оксана диктовала Сандре какой-то кулинарный рецепт. Фройлейн добросовестно заносила его в записную книжку. Обмен опытом происходил на странной смеси русских и немецких слов, недостаток которых пополнялся из словаря, лежавшего перед ними на столе.

- Милая фройлейн, надеюсь, вы прекрасная ученица, - сказал я. - Вашему жениху понравится то, что вы ему приготовите по этим рецептам, и он щедро вознаградит вас за старание.

Не знаю, что из моей галантной речи поняла девушка, но она засмущалась, покраснела, отвела взгляд и посмотрела на свои руки. Я тоже посмотрел на руки Сандры и заметил колечко, надетое на безымянный палец правой руки.

Обручена? Когда? С кем? Димка!

Как же я раньше не догадался? Он же глаз с девчонки не спускал и они все время проводили вместе.

Шельмец! Чем он её взял? Хотя, понятно чем. Красивый, умный парень, душа любой компании. Работает в юридической фирме, материально обеспечен. Дня не проходило, чтобы какая-нибудь барышня не попросила к телефону Диму, но он не спешил связывать себя узами брака.
Во мне шевельнулось нечто похожее на зависть. Как у молодых все просто! Хочу! И все…

Сандра, чуткая девочка, поймала мой удивленный взгляд. На плохом русском языке она пролепетала что-то о помолвке, свадьбе и Димке. Оксану чуть удар не хватил. Я принес ей воды, попытался успокоить. Потом набросился на девчонку с расспросами:

- Твои родители знают?

- Nicht… Нет…

Потом она указала на окно и сказала:

- Там Дима…

Я посмотрел в указанном направлении.

По берегу реки мирно прогуливались мой сын Дмитрий и наш гость господин Кровинус. Они мило беседовали между собой и направлялись к дремавшей в шезлонге Анхен.

На ходу приказав растерянной Сандре, чтобы она не отлучалась от фрау Герт и помалкивала, я выбежал на улицу. Быстрый бег обострил мою ярость. Я приблизился к мужчинам и, нацепив на лицо улыбку от уха до уха, на одном дыхании, без пауз, выдал примерно такую тираду:

- Пауль! Прошу прощения! Позвольте украсть у вас собеседника! Дима! Отойдем в сторонку!

Я схватил сына за руку и буквально утащил его за собой в бор, подальше от посторонних глаз. Наконец, остановился и потребовал:

- Рассказывай! Что за выходки? Почему мы с матерью ничего не знаем о твоей стремительной помолвке?

Он насуплено смотрел в землю и молчал.

- Ну! - пристрожился я.

- Мы любим друг друга, - наконец произнес он.

- Не финти! – предостерег я.

- Папа! Какие финты? О чем ты?

- Димка, - начал я миролюбиво. – Я не вчера родился на свет. Различаю где ложь, где правда. Да и тебя знаю как облупленного. О какой любви ты говоришь? Думаешь, что я не догадываюсь об истинных причинах твоего скоропалительного предложения руки и сердца этой юной немецкой барышне. Вновь намылился в Германию? Я запретил тебе думать об этом. Помнишь русскую пословицу: «Где родился, там и пригодился»?

- В этой стране нельзя жить. Здесь можно только выживать.

- В Германии тоже непросто. Везде свои проблемы.

- Там Европа.

- Слабый довод, сынок. Придумай что-нибудь поубедительней.

- Михаил Майер. Он стал известным фотографом после того как уехал заграницу.

- Он и здесь был не плохим фотографом. Кстати путевку в международный центр, где он познакомился с Лидией, ему дали за победу в престижном конкурсе. Ты в свои двадцать шесть рядовой клерк и большее тебе не светит. Ни здесь, ни там. Это о карьере, а есть ещё и моральный аспект. Сыночек, ты всегда будешь там чужим. Всегда. Сколько бы лет не прошло. Никакой брак с немкой не спасет тебя от ностальгии и комплекса неполноценности.

- Я немец по крови, - ответил мне Дима, а я напомнил ему:

- Наполовину немец. Подумай о своей второй половине, о славянской.

Дмитрий упрямо молчал, а я искал дополнительные доводы:

- Хорошо! Давай вспомним историю нашей семьи. Почти сто лет понадобилось Гертам для ассимиляции в России. Дед стыдился назвать себя немцем. Отец боялся. А я… Какой я немец, черт побери! Кровь! Да кровь у меня немецкая, да менталитет русский. Дима, сынок, согласись, что в тебе взыграли банальные амбиции и честолюбие. Кому и что ты хочешь доказать скоропалительным брачным предложением!

Дима бросил на меня колючий укоризненный взгляд и сообщил с явно выраженным презрением в голосе:

- Вчера вечером через окно я видел тебя с фрау Кровинус в постели.

Слова сына звучали приговором. Конечно, по его мнению, я банальный изменщик, предатель. Так это и выглядит со стороны. Оправдываться и извиняться глупо. Продолжать воспитательную беседу – бессмысленно.

- Бог с тобой! Живи, как знаешь… - произнес я и, спасая остатки авторитета, поспешил с достоинством покинуть поле боя.

Не разбирая дороги, я зашагал в глубину бора. На душе паршиво, как никогда. Позади раздались шаги и шум раздвигаемых веток. Димка нагнал меня, окликнул:

- Отец! Постой!

Я остановился, оглянулся:

- Что скажешь?

- Ты любишь мать Сандры. Я вижу. Все видят. – Он помолчал и спросил: - Почему вы не вместе? Плюнули бы на дурацкие политические заморочки.

- При чем тут политика? - горько усмехнулся я. - Плевать пришлось бы на родителей, на жену, на сына, т.е. на тебя.

- Любовь того стоит, - убежденно заявил Димка.

Я неуверенно пожал плечами:

- Может быть. Для кого-нибудь. Не для меня. Жертвовать самым дорогим ради призрачной надежды на счастье я не могу, не хочу, не умею…

Кажется, мне все же удалось задеть нужные струны в душе сына. Взгляд Димы смягчился.

- Не спеши, - продолжал я. – Пусть все идет своим чередом, а там будет видно.

- Хорошо, приторможу, - неожиданно легко согласился Дима. – Сандра славная и очень мне нравится…

Мы вернулись в коттедж. Кровинусы находились в счастливом неведении. Оксана успокоилась. Димка пошептался с Сандрой и колечко с её руки исчезло.

Сборы и суета приблизили час отъезда гостей.

Зарегистрировавшись и сдав багаж, дети под благовидным предлогом покупки сувениров, убежали прощаться и целоваться. Пауль и Оксана пили кофе в буфете аэропорта. Мы с Анной стояли возле стойки регистрации. Туда-сюда сновали люди. Каждый резкий звук – мотор взлетающего лайнера, щелчок табло, толчки пассажиров – напоминал нам о неотвратимости приближающейся разлуки.

- Саша! Как же теперь жить друг без друга? – спрашивала Анна. - Как раньше – не получится.

- Не получится, - подтверждал я.

Сознание лихорадочно искало выход и не находило его.

- Саша, - прервала мои размышления Анна. – Прости меня!

- За что? – удивился я.

- За неприятности, которые принесла своим неожиданным визитом.

- Полно, Анхен! Мы взрослые люди. Разберемся. Это ты меня прости!

- За что?

- За то, что не дал тебе счастья. Не смог уйти из семьи тогда и теперь не смогу. Поздно мы встретились.

- Знаю, любимый, - успокоила меня Анна. – Тебе не в чем себя упрекнуть. Остается надеяться лишь на то, что в отличие от нас, у наших детей жизнь сложится счастливо. Верю, что ради этого им не придется жертвовать слишком многим.

- Я тоже в это верю, моя дорогая. Во имя любви человек способен преодолеть любые расстояния.

- Значит, мы увидимся? – с надеждой в голосе спросила Анна.

- Все может быть, родная, - ответил я. – Все может быть …

Конец.