Дорога. Часть 2

Картина "Путь к цели"



Мутный холод тронул ЕГО за плечи и, не дав разлепить воспалённые веки, вполз в сердце и свернулся там тяжёлым клубком. И все звуки в мире умерли. И все цвета растворились в черноте. Только Мечта больно колола глаза чуждым блеском, леденила ладони странной гладкостью, уязвляла неведомым ароматом.
 
И не было сил, и не было желаний, и была лишь пустота и оцепенение.   И почудился ЕМУ сквозь ватную тишину ночи слепой Шёпот.
- Кто здесь? – выдохнул ОН.
- Здесь… - тихо шелестнуло в ответ.
- Да, здесь… Назовись! – губы не слушались, ОН незряче вглядывался в темь.
- Назови…  - колыхнулось рядом.
И захотелось ЕМУ заплакать, и не было слёз в сухих измученных глазах. И, с трудом подняв тяжёлую голову, ОН хрипло крикнул:
- Разочарование!.. Я назвал!!
- Назвал…  - лёгкое дуновение влилось в дыхание ночи и исчезло.
- Ты где?! – ОН рывком оторвал своё тело от крошева агатовых камней и обернулся.
 
Но ночь перестала разговаривать с НИМ. Зато ОН увидел Дорогу. В предрассветной желтизне она безмолвно змеилась меж угрюмых кремнистых осколков. И проснувшийся ветер опалил ЕГО своим дыханием. А Дорога равнодушно исчезала  за мглисто-багровым горизонтом.
И понял ОН, что надо идти. И взял ОН свою вожделенную Мечту, и долго вглядывался в холодноватое сияние. И лёгкая тень светлого воспоминания мелькнула перед ЕГО взором. Любимая… ОН идёт к Ней! ОН вернётся и положит свою Мечту к Её ногам. И Она всё поймёт…

                * * *


О, обманчивая Дорога! Зачем ты зажгла искру в надломленной душе? Зачем поманила в Никуда?
ЕГО пропылённое и изъеденное дневным зноем тело зябко наслаждалось первыми леденящими выдохами ночи. Скоро беспощадный мрак начнёт трепать ЕГО колючей стынью. Но зато есть звёзды. Этого Дорога у НЕГО не стала отнимать. Первая звезда – самая яркая, самая любимая. Любимая… Как долго ОН шёл тогда, как долго!..

                * * *

И шёл ОН и днём и ночью, крепко прижимая к груди свою странную Мечту. И превозмогал ОН все тяготы сумрачного пути. И спутниками ЕГО были лишь жестокие вихри, да едкая пыль, да выжженная Дорога. Да ещё искра надежды в душе…

И однажды в безмолвие пустой Дороги влились робкие звуки журчащей воды. И приподнял ОН голову, и увидел конец Дороги у чистого  ручья. Из последних сил рванулся ОН к прохладе источника и припал к ней жадными запёкшимися губами. Свет померк для НЕГО. И только песня водных переливов заполнила всё вокруг:
… мне не нужен рассвет без тебя…
… и зачем солнца свет без тебя…
… и зачем страсти стон без тебя…
… и зачем жизни звон без тебя…

И открыл ОН глаза. И увидел золото волос Её в каждой струйке родника, и услышал звонкий смех Её в каждом биении воды. А предательница память вернула ЕМУ  образ ясноглазой возлюбленной. И  свет очей Её  затмил сияние ЕГО Мечты! И поблекла Мечта, и угасла навсегда.
Протяжный стон вырвался из ЕГО груди, и прикрыл ОН отяжелевшими руками боль в глазах своих…

Ночь, присевшая рядом, безучастно смотрела на НЕГО. И вновь ОН услышал осторожный Шёпот.
- Это ты? – спросил ОН горько.
- Ты… ты… ты… - прошуршало в ответ.
-  Кто ты?! Назовись! – выкрикнул ОН.
- Назови… назови… - и небо будто замерло в ожидании.
- Ты… Ты страдание моё! Страдание!!! Я назвал! Назвал!! – ОН захлебнулся от безысходности и затих.
- Назвал… назвал… - еле слышно звякнул ручей.

И опять ОН увидел Дорогу, твёрдую и бугристую, вяло окутанную предрассветным сизым туманом.
И подобрал ОН свою бессветную Мечту и долго гладил её узловатыми пальцами. И вновь мелькнул перед ним стёртый силуэт. Друг… ОН пойдёт к Нему и отдаст Мечту. И Друг всё поймёт…
Напоследок ОН наклонился к роднику Любимой. И отдала Она ЕМУ часть своей воды – последнее, что могла ЕМУ дать…
И вновь зажглась искра надежды в ЕГО сердце.


                * * *

Растрескавшиеся губы дрогнули тенью горькой улыбки. Тогда ОН ещё верил. Верил и надеялся. На что?.. Что можно вернуться?.. Куда?..
Чернота с россыпью алмазов накрыла мир. ЕГО мир. И ОН опять стал песчинкой этого мира. Не стало видно Дороги и сторонних всполохов. Мёрзлый песок отбирал последние крохи тепла, но ОН уже привык к своей чужеродности всему  на бесконечной Дороге. ОН ждал. ЕМУ осталось лишь ждать да вспоминать. Почему ОН сразу не понял всё? Почему?
А тогда… Тогда…

                * * *

А тогда Дорога повела ЕГО дальше: через голые равнины и безлесные горы, через безводные реки и бесплодные долины. И так тяжело было нести Мечту, и так тяжко хлестали ЕГО злобные ветры! И падал ОН без чувств в ночь, и вставал без сил в день. И только живительная влага Её ручья давала крепость ЕГО телу. И только искра надежды давала крепость ЕГО духу.
 
И вот, когда очередной немой вечер сменил очередной неистовый день, ОН, шатаясь, разглядел, что Дорога упирается в высокое ветвистое дерево. ОН осторожно подобрался к нему и упал на его корнях, прислонившись измученной спиной к тёплой шероховатой коре.
Вот так бы и сидеть долго-долго. И чтоб никогда не наступала стылая ночь, и никогда б не приходил тягостный день…

А листья могучего дерева всё бились и бились с последними ослабевшими песчаными вихрями. Крепкий толстый ствол надёжно защищал ЕГО изнурённое тело. И свинцовый сон вдавил ЕГО в ещё тёплую землю.

Всплыв из смуты тусклых сновидений, ОН не сразу уловил явственный шорох листвы, спокойный и доверительный.  И услышал ОН предание о Дружбе: о слабости и силе, о верности и предательстве, о долгих бесплодных поисках, о жертвенности, о смерти в муках, о возрождении в могучем дереве, и о прощении …и о надежде… о надежде на встречу…
И затопила душу ЕГО горечь. И приник щекой ОН к шершавистости коры и показалась она ЕМУ приятней зеркальности ЕГО Мечты. И не могла эта промозглая ночь отнять у НЕГО тепло крепкого ветвистого Друга.

И опять услышал ОН мягкий Шёпот.
- Опять ты… - устало промолвил ОН.
- Ты… ты… - было лишь ответом.
- Мне тебя назвать? – горько выдавил ОН.
- Назвать… - проскользил холодок по лицу.
- Горечь… Да, горечь…  - Он прикрыл тяжёлые веки.
- Горечь… - задумчиво шелохнулась  предрассветная мгла.
- Я должен идти? - безнадёжно спросил ОН.
- Идти… - грустно шелестнули старые листья под деревом.

А потом беззвучье нарушало только бессвязное трепетание кроны от пока ещё лёгкого дуновения просыпающихся шквалов. И опять у ЕГО истерзанных ног возникла угрюмая Дорога, и опять уходила она в Никуда.
И опять пустыми глазами посмотрел ОН на свою Мечту, утратившую всё… Всё, кроме сладкого запаха. И всколыхнулась память последним видением. Мать… Мама… Такая далёкая… Единственно оставшаяся искра в ЕГО  остывшем сердце. Принести Мечту ей. Обнять её колени и почувствовать ласку старческой руки. И она всё поймёт. И простит.
 
Дрожащие ноги не хотели держать ЕГО. И протянул ОН руку к дереву, и взял то, что Друг смог дать ЕМУ напоследок – лёгкую и прочную ветвь.
И поплёлся ОН на непослушных ногах по тоскливой Дороге, опираясь на посох, неся с собой остатки живительной воды и прижимая слабой рукой к чахлой груди призрачную Мечту.

                * * *

ОН уже не чувствовал своего остывающего тела в этом остывшем мире. Звёзды льдисто мигали ЕМУ из бездонной выси. ОН осознавал, что завтра вряд ли настанет для НЕГО. И был почти спокоен. Почти… ОН не хотел уйти с безмолвным одиночеством в обнимку. ОН хотел, если не увидеть, то хоть услышать что-то, что будет рядом в ЕГО смертный миг. ОН ждал странного Шёпота… ОН прислушивался изо всех сил. Но память всё не оставляла ЕГО. Вторгаясь в ожидание, она желала, видно, под конец уязвить ещё раз истерзанную душу. И опять ОН увидел себя. Себя на Дороге…

                * * *

Обнажённая в своей бесконечности Дорога всё тянулась и тянулась в расплывчатую даль. Знойная пыльная заверть истрепала ЕГО. ОН потерял счет дням и ночам. И только прозрачная влага и верный посох поддерживали ЕГО на этом мрачном пути. И только  мерцающая тёплая искра в душе давала силы брести вперёд.

И вот, когда ЕМУ стало казаться, что эта дикая Дорога не имеет конца, она вдруг влилась в бескрайнее душистое поле. Бархатное, волнистое оно распахнуло свои изумрудные объятья. Спотыкаясь и падая, ОН дополз до щедрого разноцветья и прильнул всем своим исстрадавшимся телом к росистой траве.
           Тонкие  пряные запахи слегка кружили голову, а звонкоголосое стрекотание и щебетание умиротворяло. И мрачные безжалостные вихри, и иссушающее солнце не могли здесь тронуть ЕГО.
 
И потянулась ЕГО рука к нежному цветку. И внезапно стал погружаться ОН в сладкий долгий сон. Забытое детство коснулось ЕГО лба рукой матери. И проснулись далёкие запахи полыни и донника, яблок и древесной смолы. И зазвучали забвенные мамины напевы, вплетая в себя щемящий вздох кроткого прощения и сожаления о скоротечной старости.  И свилось это всё  меж собой и раскинулось широким полем безбрежной и неодолимой любви покинутой  матери… 
Сон быстро испарялся, обнажая ЕГО перед закатом. Но песня мамы тихо звенела над вечерней зарёй, лаская и утешая ЕГО лёгким призрачным касанием к поседевшим кудрям, к ввалившимся щекам, к загрубевшим рукам…
И содрогнулся ОН от невысказанной боли, пытаясь всем существом  своим   врасти в это поле, в эту землю…

Подкравшаяся ночь не смогла обжечь ЕГО стужей, но холодной рукой загасила последнюю искру в ЕГО сердце. И взял Он в руки свою неприкаянную, потерявшую аромат  Мечту и положил её у края материнского поля и сел рядом, опустив голову на грудь.
 Когда вызвездилось небо, затаённый Шёпот  вкрадчиво прошуршал в траве.
- Что нужно тебе? – обречённо спросил ОН.
- Тебе… - не согласилось поле.
- Я устал. Мне ничего не нужно… - ОН неотрывно глядел в небо.
- Нужно… - мягко упорствовали звёзды.
- Кто ты? Скажи…
- Скажи… - глухо попросило небо.
- Боль…
- Боль… - вздохнула ночь.

И вновь увидел ОН мрачную постылую Дорогу. И не хотел ОН идти по ней. Но поле, родное чистое поле, растаяло вместе с ночью в предрассветной мгле, оставив горсть земли в судорожно сжатой ладони. И только Мечта холодным обелиском стояла у края Дороги.  И понял Он, что не прошёл ещё  свой путь до конца. И, что надо идти по этой выбранной им и только им Дороге …

                * * *


И брёл ОН по своей Дороге: день иссушал ЕГО душу, ночь замораживала его сердце. Впереди лишь умудрённая дряхлость, позади   бесплодная молодость, а рядом одиночество. Всегда. ЕГО выбор. ЕГО Дорога.
Но были ещё и воспоминания. Заветные… Мама… Друг… Любимая… Далёкие, призрачные, тающие в дымке прошлого… Беспощадная Дорога  сжалилась, не отняла их, но в последнее время всё чаще стала забавляться с ЕГО памятью. И ОН с внутренним страхом следил за этими играми, боясь забыть, не вспомнить…

Но сегодня ночью ОН уже ничего не боялся. Вот они… С ним. Последние капли чистой прохладной воды, сломанный, но верный посох и горсть душистой земли…
И в эту ночь отступит одиночество, и ОН дождётся. ОН знал.
 
- Ты здесь? – осторожно спросил ОН, приподнявшись, когда ночь сгустилась до слепой черноты.
- Здесь… - ответила тишь.
- Ты со мной всегда? – губы ЕГО дрогнули.
- Всегда… - мягко отозвалась чернота.
- Почему я сразу не понял этого? Почему? – Он горько возвысил срывающийся голос.
- Почему… - насторожилось небо.
- Я не слышал. Не хотел… Не слушал… - скорбно пробормотал ОН, слабея с каждым словом.
- Не слушал… - опечалились  звёзды.
- Я так устал… Давай останемся… - попросил ОН, пытаясь унять дрожь одряхлевшего тела.
- Останемся… - милостиво согласилась ночь.
- Ты ведь будешь… со мной… до конца? – Он уже не сомневался в ответе.
- До конца… -  успокоила ЕГО ночная прохлада.

ОН последним усилием положил перед собой дары любимых и опять прилёг на песчаный холмик.
И безразличны стали ЕМУ  вихри и зной. И одиночество ушло. На другие дороги… А ЕГО Дорога заканчивается здесь. И ОН не один. ОН не знал этого раньше, но знает теперь.
 
- Ты знаешь,.. мне сейчас легко… - с трудом разлепив растрескавшиеся губы, сказал ОН.
- Легко… - с пониманием отозвался предутренний туман.
- Я всё делал не так… Прости… - слеза скатилась из ЕГО глаз.
- Прости… - ласково попросила Дорога, проглядывая сквозь дымку.
- Рассвет… - еле выдохнул ОН.
- Рассвет… - тёплый весенний ветер лизнул ЕГО огрубевшую руку.
- Рассвет… - первый золотой луч поцеловал ЕГО морщинистое лицо.
- Рассвет… - колыхнулась шелковистая трава, умываясь росой.
- Рассвет… - защебетали ранние птахи, взмывая в ярко синее небо.
- Рассвет… - восхитилась зеленоокая весна.
И как же давно ОН не видел мир таким! И попытался ОН в последний раз погладить его и благодарно вздохнул.

                * * *

Яростное солнце палило нещадно. Грозно завывали хлёсткие ветры, взвихряя пыльные столбы. И алчный песок всё засыпал и засыпал сгорбленную фигурку на раскалённой дюне. Остывающая рука всё старалась погладить эту колкую заверть, которая уже успела замести сломанный посох, разметать горсть земли и досуха иссушить капельки воды на пропыленной одежде старика.