И он умер

                Деду моему, ушедшему сегодня, 9 апреля 2011 года, в землю. обетованную.

Он родился летом. Жарким августом 1920 года. На Украине. Никто не знает зачем рождается человек, но я знаю зачем родился он. Наверное причин множество, но мне известна лишь одна. Он родился для того, чтоб на свете была я.  А вот зачем на свете я – это еще неизвестно.

Я ничего не знаю о нем. Почти ничего, несмотря на прямое родство. Знаю одно, моя угрюмость, молчание и тяжесть – это от него. Моя замкнутость, упрямость, неласковость - всему этому есть корень, и корень этот – он. 

Корень. Странно, что корень и крона – части одного дерева - дерева жизни? Но крона растет в небо, прорывает густую синеву пустоты, стремится в НАД-ничего, а корень – врастает в ПОД-землю, стремиться в глубь плоти, в ее материю, обеспечивая своей кроне основу, стабильность, силу, такую нужную для полета в НАД-куда, в НИ-куда, в НЕ-материю. Казалось бы материя и не-материя – не имеют ничего общего, ан нет. Одно является корнем другого. И ангелу нужны перья. Как свету тьма. Да, противоположные сути, но одно невозможно без другого.

Не родись мой дед 6 числа жаркого месяца Элула, года 5580-го, и моя песенка была бы спета... вернее не спета. И то и другое. Смешно и не смешно. Выходит ничего не появляется из ничего? Что это? Еще одно доказательство существования Бога?

Я стою на воображаемом кладбище в Палестине. Говорят там никто не наводит порядка, могилы запущены, памятники покосились, никто не навещает вросших в землю с головой.  Взлетев, крона забывает о своих корнях? Вскоре ей предстоит врасти в землю своими ветвями и стать корнями новых крон. Эти метаморфозы похоже на мервую петлю: взлет, оборот,  падение.

Отчего это запустение? Неужели забвение приходит так быстро? Весна, пятое число месяц Нисана, год 5771. Какой старый год... Суббота. Сегодня похорон не будет, но на старом иерусалимском  кладбище уже вырыта яма. Все случится завтра... В воскресенье. Туда опустят мои корни. Почему так грязно вокруг, отчего разруха? И я понимаю. Корни, уйдя в землю, растворяются в ней, превращаются в землю. Я  понмаю – там, в этих ямах, под этими тяжелыми камнями кривых памятников – никого нет. Никого. Чтобы вспомнить свои корни, люди не приходят на кладбище. Наши корни живут в нас самих. В нас, и в наших кронах. А в том мире, куда ушли наши предки, нет ни этого древнего города, ни этой жары, ни этих камней, ни этой мусорки... Я все понимаю... И все же мне хочется взять грабли и вычистить это место. Пусть там нет никого, но там были, БЫЛИ мои корни.

Древний мир. Почему он выбрал его? Мы уехали в Новый, а он поехал в Старый. В моем Новом – гроза. Молнии на черном небе. Гремит салют в его честь.

Дед, ты помнишь тебе было пять лет, ты помогал отцу в кузне? Помнишь, как осколок раскаленого железа отлетел от наковальни и пронзил твой глаз? Я в детстве побаивалась твоего взгляда, искуствнный глаз всегда смотрел слегка в сторону... А помнишь Яблочный Тупик? Ташкентскую махаллю? Гору угля, которым отапливался дом? Печку, помнишь? Такие вкусные вкусности на ней готовила бабушка... Арык, который стекал в обрыв в тупике? Страшный такой был обрыв. Ты строил ванную во дворе с горячей водой...

Прадед рубил старую урючину и таскал бревна в день своей смерти. Ему было 86 лет. Он приустал, лег передохнуть и... заснул. Крепкий, беловолосый старик-кузнец, с широкой спиной и крепкими руками. Прабабки тогда уже не было, прадед женился во второй раз в 83 года. А прабабка, твоя мама – была умной женщиной. И умела лечить, накладывая руки. Папа рассказывал, как она снимала головную боль... Двор... Двор, в котором жил ты с бабушкой, твои родители и твои сестры с семьями. Был ли этот двор дружным? Было очень чисто, и замечательно пахло  вареньем и углем...

Помнишь, ты показал мне тутовник шириной в шесть обхватов?  Белый тутовник, на коротый когда-то лазил мой папа, а потом лазила я? Не было в жизни тутовника слаще!
А войну? Помнишь войну? Ты служил, не смотря на отсутствие одного глаза...Кажется в пограничных войсках...

А бабушку помнишь? Ты любил ее? Мне никогда не узнать. Ты рисовал ей диковинных птиц, а она вышивала. Ты вел ее в роддом, там родился твой сын, которого ты пережил... А помнишь, как вместе с папой в тот же роддом вы вели мою маму? Пешком? В тот самый год страшного землятрясения? Земля гудела и шаталась под ногами. Помнишь, меня приняла на свет та же самая повивальная бабка, что принимала папу?

Однажны вы взяли меня на парад, ты и бабушка. Первое мая, мне было не больше трех. Я очень устала, но ты не взял меня на руки. А еще мы ходили в цирк и мне стало жалко ослика. Я заплакала, но ты не посадил меня на колени. Твое неумение любить передалось и мне. Я всю жизнь борюсь с этим пороком, с неумением проявлять свои чувства, нет, не отсутствием их, но неумнием выдавить их из себя. Наследство.. Чего только не передается по наследству. Есть ли что-либо, что мы не наследуем, что-нибудь преобретенное нами самими? Есть ли материальная клетка, духовная нано-частица, которая бы не была частью нашего перерожденья, превращения предков в потомков? Если так, то не в этом ли наше бессмертие?

В моем мире льет дождь, гроза набирает силы. Новый дикий мир...

Почему ты не поехал с нами? Я помню почему... Рая, твоя троюродная сестра. Одесса, море... Она была замужем, ты уже женат. Папа говорил, ты любил ее? С самого детства? Но на сестрах не женятся? У нее были родители-долгожители и сестра. Рая была бездетна, а у сестры был сын.   Рая любила своего племянника, как сына... И она уговорила тебя поехать «на родину», туда, куда уехали ее родители и сестра. Но это позже...

Когда умерла бабушка, ты не подождал и года. Сколько тебе было тогда? Лет 60? Через три месяца после смерти бабушки, ты привез Раю в Ташкент. Она носила бабушкины платья, ее сережки. Раю не любили даже ее родные. Только ты?

Почему ты не поехал с нами? Папа хотел этого...

Когда папы не стало, ты был в Палестине. Ты был уже слишком стар, чтобы приехать на похороны... Год был в трауре. Ты любил своего сына? Папа любил свою маму, мою бабушку. Я никогда не слышала, чтобы папа говорил что-либо теплое о тебе, ни воспоминаний не помню, ни слов добрых... Он звонил тебе в твой древний мир кажду неделю, так хотел, чтоб вы с Раей переехали к нам, но Раины родители были живы, им было под 100 и сестра жила рядом, а к ней приезжал сын, любимый Боренька. Рая проводила недели у сестры, общаясь с любимым племянником, даже навещала его иногда в Германии, ездила в Берлин. Надеялась уехать к Бореньке вместе со своей сестрой на старости лет. Сестра уехала, а Раю Боренька не захотел. Тогда Рая решилась...

Это произошло, когда папы уже не было, когда родители Раи были похоронены на этом мусорном кладбище, когда сестра ее давно перебралась в Германию. Рая собрала все ваши сбережения, общие деньги, и... послала их Бореньке...

Когда ты узнал об этом, ты, скупой человек, что ты пережил? Помнишь, когда у бабушки случился инфаркт, ты вел ее ПЕШКОМ в больницу? Ты не взял такси? Ты был настолько скуп? Или просто не понимал, что происходит? Папа и все вокруг будут вспоминать тебе это. Неужели это была скупость? Может Бог все же наказывает нас за наши грехи?

Когда ты узнал об том, что у вас больше нет ни копейки, ты, скупой человек, дороживший каждой монетой, боящийся немощи, приюта для престарелых, болезни, полной слепоты, может быть мечтавший оставить своей правнучке какие-то деньги после своей смерти, что ты испытал тогда? Ужас? Безнадежность? Голость? Ведь ничего не осталось после 90 лет жизни на белом свете? Что произошло между тобой и Раей? Ты ругал ее, ты не разговаривал с ней? Что произошло с Раей?

Знаю только одно - Рая перестала узнавать мой голос по телефону. Она больше не бежала к телефону, не брала трубку. Мы беспокоились о ней. Мы привыкли к ней, были ей благодарны за то, что она заботится о тебе. Рая заболела.  Альцгеймер – начальная стадия.  Ты не соглсился отдать ее в дом престарелых. Тебя уговаривали, пугали будущим, но каким будущим можно испугать 90-летнего человека?!

Раю ты не отдал.

Помнишь, когда папа еще был жив, вы с Раей приезжали к нам? Моя дочка так полюбила вас обоих! Мне показалось, что я в первый раз в жизни увидела в твоих глазах улыбку. Даже твой искуственный глаз, казалось, светился. Помнишь ты брал ее на рыбалку, ты, папа и ваша «красавица» - с удовольствием выловили всю мелкую рыбешку в местном пруду? Мы спекли ее и съели, словно дикие аборигены. Помнишь?

...

Он встал засветло, надел костюм, повязал галстук, положил в карман тощий партмоне и вышел на лестницу... Позже его спросят, куда он шел и он, не смущаясь, ответит: «Как куда? На работу! Я – рабочий человек!»

Я не помню кем он был. Какой профессией владел. Помню одно, он был Мастер. Мастер чего? Чем занимался? Но умел делать все.  Папа унаследовал это мастерство. Какая-то часть досталось и мне и мой дочери. Наследство...

Я ничего не знала о нем. Он ничего не знал обо мне. Ничего... не смотря на то, что я его наследница по прямой. Не было ни тепла, ни интереса, ни сюсюканья, ни разговоров. Ничего. Ничего...

Он спускался по лестнице, один, Рая больше не выходила во двор. Он шел не спеша, полуслепой... покачнулся, потерял равновесие... Он упал на ступени, потерял сознание. Пролежал так много часов... Когда его привезли в больницу, он был без сознания, у него было множество гематом, начался отек легкого.

Рая сидела в своей квартире-клетке и ничего не понимала, птичка божья. Она никого не ждала, ибо никого не помнила. Ее тоже положили в больницу. Она не понимала, ни где она, ни что происходит. Ее хотели определить в приют для больных, но на это нужны были деньги.

Дед приходил в себя, что-то говорил, снова впадал в небытие. Раю выписали из больницы – ибо денег не было и на это. Она снова оказалась одна в своей комнатке. Но она больше не узнавала и комнату. Ее посещала медсестра, назначенная в помощь бедным и немощным, будущее 90 летней Раи было предрешено.

Думал ли он о ней? Когда приходил в себя, спрашивал. Ему говорили, что она в больнице. Он понимал, что не сможет больше заботиться о ней. 

Жить больше было незачем...

И он умер.


            9 апреля 2011
            елена рейн
            шарлотт, северная каролина