На Оке

               

  Это было  невыносимо жарким летом 1972 года.
  На берегу Оки у села Хабаровского  шла киносъемка.  Первое время  у нас во дворе только и разговору было, что о фильме. Режиссер фильма, известный артист и режиссер Матвеев, снимал кино-эпопею о Советском генерале Шаповалове и, даже, название фильма все знали наперед - «Высшее звание».
Сашка Локтев учился в девятом  классе. У него не было  экзаменов и весь июнь он, его ровесники, ребята помладше, провели  на Оке под селом Хабаровское. Они ловили рыбу,  купались, загорали  и наблюдали за съемками фильма.
Было немного завидно -  ребятам не приходилось сидеть за учебниками в такую невыносимую жару.  Солнце палило нещадно.   Температура в тени в полдень достигала 36 градусов по Цельсию, что необычно  для наших мест. В округе, на торфяных болотах, начались пожары и, иногда, смог накрывал наш городок.  Вечером, когда становилось немного прохладней, я выходил во двор и, отдыхая от занятий, общался с ребятами. Они рассказали мне, что  на реке для съемок поставили старинный колесный пароходик, а рядом, на берегу, замаскировали под деревянный барак  кафе-палатку.  Ребята говорили, что снимали всегда одно и тоже: с горы к Оке на лихих скакунах, со свистом и гиканьем размахивая шашками, спускались красноармейцы.  Несколько пушек поддерживали атаку  непрестанной канонадой. Белые держали оборону. Красные с ходу разрывали оборону противника и прорывались к пароходу, который стоял под парами. Пароход отплывал от берега, когда красные были уже на борту. Белые и красные в головокружительных пируэтах падали в воду.  На этом съемка кончалась. В конце рассказа ребята загадочно ухмылялись и перемигивались, что – то не договаривая.
«Когда поедешь с нами в Хабаровское,  увидишь кое – что, ради чего стоит позабыть об экзаменах», - говорили они.
Наконец  закончились  школьные экзамены,  и я решил съездить на Оку – отдохнуть, порыбачить и посмотреть, как снимают кино.
Сашка Локтев,  Мишка Семенов и Лешка Антонов с  радостью согласились составить мне компанию.  Они успели обжиться в Хабаровском почти по-домашнему – обзавелись множеством знакомых и в деревне и на съемочной площадке.
Я приготовил для рыбалки несколько донок, удочку, котелок, вилку и ложку. Мама наварили мне в дорогу яиц, дала круп для заправки ухи, зеленого и репчатого лука для аромата, купила мне батон и буханку ржаного хлеба.
Около шести утра мы сели на велосипеды и выехали со двора. Дорога в село Хабаровское была тогда не асфальтирована, а от продолжительной жары и засухи колея  покрылась толстым слоем пыли, в которой вязли узкие колеса. Где колея была потверже, мы ехали  рядом – так веселее.
Ребята увлеченно рассказывали мне о приключениях,  случившихся с ними летом, я же просто отдыхал душой, вглядываясь в родные просторы, вдыхая свежий воздух полей и лесов. Надо мной было подернутое легкой дымкой, выцветшее от жары небо, а  впереди - петляющая в колосящейся ржи дорога.
Спустя час мы въехали в село Хабаровское и, сойдя с велосипедов, прошли мимо обычного для каждого русского селения скромного памятника погибшим в войне 1941 года сельчанам, подошли к торчащей из земли водопроводной колонке и  по очереди напились холодной до боли в зубах родниковой водой. Лешка  кивнул в сторону длинной рубленой избы и сказал, обращаясь в первую очередь ко мне:
-       Смотри, Пашка, это здешний клуб.  Сегодня точно будут танцы.  Ну как, пойдем?
- Конечно, Леха, сходим и на танцы. Эх, хорошо то как, - расправив уставшие от тяжелого рюкзака плечи и окончательно сбросив с себя груз мыслей о вчерашних экзаменах, ответил я.
- Ну что, едем дальше? – первым поднялся Сашка Локтев, всем своим видом показывая, как ему надоели разговоры про танцы и про девчонок, которых он все еще демонстративно сторонился.
Село Хабаровское стоит высоко над рекой, но несколько порядков изб подходят  близко к реке, русло которой летом обычно  перегорожено сетями местных рыбаков – даже находясь высоко над рекой, мы видели на поверхности реки  бревна. Эти бревна и были поплавками  сетей. Мы понимали, что это для нас рыбалка – развлечение, а для многих жителей села это серьезный промысел. Село  раскинулось на правом, обрывистом берегу Оки.  И, как часто бывает на правобережье, только что шел по заливным лугам, слушая стрекотание кузнечиков, видел речку, где – то там,  вдали, и вдруг обрыв и вот она, у самых твоих ног плещется.  Обрыв изрешечен домиками ласточек, над обрывом луга, под обрывом узкая полоска  песчаного пляжа.
Мы побросали под обрыв велосипеды, снасти, рюкзаки с провизией, одежду и бросились в  воду.
-      Здорово, вода – как парное молоко! – воскликнул я и поплыл против течения, с наслаждением подставляя себя живительной силе, которая, несмотря на все старания, сносила  вниз.    
- Это что, - сплевывая в воду, -  возразил  Мишка, - скоро народу сюда подвалит: видимо - невидимо. Всем интересно съемки посмотреть.
- А в кадр во время съемок вы не попадали? - ложась на спину и нежась в воде, спросил я.
- Может, и попадали, -  фыркнул Сашка. Потом он  нырнул и долго не показывался из воды. Сашка гордился своей способностью задерживать дыхание и просто не мог не показать нам свои навыки.
- А это что за баржа? - спросил я у ребят, накупавшись.
- А, это и есть пароход, который каждый день снимают, - ответил Сашка, - хочешь, пойдем поближе, посмотрим.
Мы, не одевшись, ступая в прибрежную  полоску сырого твердого песка и любуясь игре солнечных лучей в брызгах воды, создаваемых ступнями ног, пошли вверх по реке, приближаясь к месту съемок. Я думал увидеть кинокамеру на вращающейся треноге,  за кинокамерой оператора на маленьком стуле, рядом режиссера,  руководящего какими-то действиями артистов.
«Дубль1, Дубль 2, Дубль 3», – представлял я. Но когда мы подошли к пароходику, не было заметно ни чего особенного.  Только около причала дежурил одинокий милиционер, а выше, на горе, паслось десятка два лошадей. Я долго не мог оторвать глаз от благородных животных. Эти лошади были восхитительны. Такого изящества, грации я ни когда не видел- у лошадей была удивительно тонкая, нежная, чувствительная  кожа, которая  нервно подергивалась при приближении слепня или, быть может, при легком дуновении ветра.   Сашка заметил, что я наблюдаю за лошадьми, и сказал:
- Пашка, а ты знаешь, что это за лошадки? Эти лошадки в «Неуловимых мстителях» снимались, и наездники здесь те же и каскадеры. Смотри, на пригорке палатки расставлены, там  каскадеры живут.
В голосе его слышались нотки благоговения. Что говорить, «Неуловимые мстители» - самый захватывающий фильм нашего детства и только Фантомас и Лимонадный Джо могли соперничать с героями этого фильма по популярности среди мальчишек.
В это время из барака, похожего на сарай, который, как мне сказали ребята, был сколочен специально для съемок, вышел мужчина.  В нем не возможно было не узнать известного  артиста кино. Я не мог вспомнить, как зовут артиста, но знал – он отличный комик. У него и лицо было странное и смешное – какое-то вытянутое, а самое характерное во внешности – уши: огромные, преогромные.
Актер поздоровался с милиционером и по мосткам поднялся на палубу пароходика, взял  удочку, закинул поплавок вниз по течению,  сел в старинное плетеное кресло и замер. Я долго наблюдал за актером, понимая, что это не съемки,  удивляясь неподвижности и сосредоточенности  артиста.
    Лешка  сказал:
     - Смотри, Пашка, это всем известный артист Владимир Басов. Целыми днями сидит в кресле на палубе и ловит рыбу. И когда съемки идут, тоже ловит. Какой - то странный артист. Весь день может неподвижно просидеть на такой жаре.   
       - Ну, хватит отдыхать, - вмешался хозяйственный Сашка, - надо и нам наловить рыбы для ухи. 
     Мы  бросились наперегонки по прибрежной, залитой нахлынувшей волной  полоске песка к нашей стоянке.
Каждый из нас старался  на бегу создать как можно больше брызг: Лешка прыгал, Сашка вращался, я ударял пятками  по воде, Мишка время от времени приседал и бил по воде руками.
                II
Думаю, ловить рыбу на правом берегу Оки интереснее, чем на левобережье. Дно реки у правого берега имеет крутой обрыв,  а под ним обитает лещ,  густера, в норках  прячутся раки. Все потому, что течение вымывает из почвы обрыва личинки жучков и червячков.
Первым делом мы решили закинуть донки. Мы знали, что на донку обязательно поймаются так необходимые для ухи ершики.
Донка, это толстая леска с пятью, шестью поводками, на которых привязаны крючки. Чтобы леску было легко закинуть и не волокло течением по дну, используют тяжелый свинцовый груз. Свинец мы добывали из старых аккумуляторов и делали отливку в форме - столовой ложке. На костре мы разогревали консервную банку с кусочками свинца, и когда свинец расплавлялся, разливали расплав  по ложкам. Ложку с расплавом быстро опускали в воду, чтобы свинец не прилип к ней, то есть, чтобы груз отвалился от формы.
Зарядив крючки донок червяками, мы,  обычно, закидывали со всего размаху грузила донок на метров двадцать-тридцать от берега, при этом течение реки натягивало леску с такой силой, что поклевки мелкой рыбы колокольчик не чувствовал, а крупная рыба нам обычно не попадалась, разве что случайная чехонь или густерка.
Закинув донки, мы с Сашкой решили половить рыбу на удочку. Мишка и Лешка не увлекались рыбной ловлей, больше любили погреться на солнышке, покупаться, поиграть в мяч.  Они с радостью согласились проверять изредка донки и, при этом, занялись оборудованием стоянки. Они выбрали место со следами потухшего костра, прикатили туда велосипеды   и начали собирать по берегу все, что могло пригодиться для поддержания огня: доски, высохшие корни деревьев, сухие ветки и всякий прибитый к берегу хлам.
     Сашка сказал: - позавчера вон там, на косе, ловилась чехонь, айда туда. 
Мы настроили поплавки на маленькую глубину, нацепили на крючки пучки опарышей и, встав по колено в воду, начали ловить в проводку. Сашка вскоре поймал одну чехонь, потом другую. Я  наблюдал, как Сашка выбрасывает из воды  сверкающую серебром рыбу, наслаждался бескрайним простором реки  и ласковым биением волн о разгоряченные ноги.
Поклевок у меня не было, и я решил поменять  наживу и поэтому, забравшись на обрыв,  начал ловить кузнечиков. Скоро у меня в кулаке шевелились, щекотали ладонь несколько жирных  зеленых насекомых. Я прыгнул вниз с обрыва и, взметая облака песка, на пятках как на лыжах спустился к реке.
  На кузнечика так же не клевало. Сашка видимо знал, где надо ловить, и уже поймал штук пять отличных селёдин.  Я перестал ловить и огляделся. Мишка с Лешкой видимо уже натаскали дров, и опять плескались в реке. На пляж стал прибывать народ. Одни купались, другие загорали. Еще больше людей толпилось около причала - заходили и выходили из барака, собирались в группы и опять расходились.  В метрах ста от берега на якоре стояло несколько лодок. На каждой лодке неподвижно сидели два- три рыбака.
«Они, верно, ловят на подпуск леща.  Странно, здесь редко ловят с лодок, а сегодня с десяток лодок стоят на воде. Зря стоять здесь взрослые опытные рыбаки не будут», - подумал я и сказал Сашке: -  У меня не клюет, пойду, проверю донки.
- Хорошо, - ответил Сашка, - я тоже скоро закончу лов – становиться жарко.
  Лешка и Мишка лежа на песке,  лениво переговаривались.   Я подошел к ним и спросил:
-  Вы давно проверяли донки?
-  Нет, недавно, - ответил Мишка
- Что  поймали?
- Ершей с десяток есть.
- Отлично, давайте завтракать, вон и Сашка идет, - сказал я.
- Хорошо, - сказал Лешка.
- Завтракаем сухим пайком,-  издали крикнул Сашка.   Чувствовалось, что настроение у него приподнятое.
Мы вытряхнули из рюкзаков пожитки и решили открыть банку тушенки, банку зеленого горошка и съесть бутерброды, пока не испортилась вареная колбаса.
    Сашка сказал:
   -  Пашка, ты на горох не пробовал ловить.
-  Не пробовал,  и  каши для рыбалки не ловил.
-  Попробуй половить на зеленый горошек, - предложил Сашка со смехом, вдруг лещ или язь возьмет.
Я взял горошину из банки, повертел в руке, понюхал и, почувствовав характерный запах болгарского зеленого горошка, с сомнением, ответил:
- Ладно,  перекусим, тогда попробую,
Мишка  с Лешкой переглянулись – на их губах застыла ухмылка.
«Опять о чем – то недоговаривают, что – то скрывают», - подумал я и спросил:
- Что же такое я здесь узнаю о съемках и, когда это будет, а, Сашка?
- Всему свое время, все узнаешь, - последовал интригующий ответ.
- А когда начнутся съемки?
- Артисты собираются долго, пока выспятся, пока пивка попьют, глядишь – полдень наступил, ты пока рыбку полови, потом все увидишь, - сказал Мишка.
- Ну что ж, пойду, порыбачу на горох, вдруг повезет, - сказал я и, положив в карман несколько горошин,  побежал к брошенной на берегу удочке, решив:  « Надо ловить на глубине».
Я передвинул поплавок  к самому кончику удилища, нацепил горошину на крючок и с удовольствием полез в теплую, ласковую  воду, закидывая наживу и наблюдая за поплавком. Когда поплавок перестал валиться на бок, я был по пояс в воде. Минут пятнадцать я закидывал и вытаскивал, закидывал и вытаскивал приманку, наконец, мне это надоело и,  оставив поплавок лежать, я огляделся, проверяя:  «что делается на берегу, идут ли съемки?». Опомнившись, я обнаружил, что – поплавка то на воде нет и,  дернул удилище,  ощутив мощные толчки сильной и, видимо, большой рыбы. Чуть дыша от волнения, я стал потихоньку, на цыпочках двигаться к берегу. Я стоял так глубоко в воде, что передвигаться было тяжело – меня валило течение реки. Рыбина вдруг успокоилась, перестала сопротивляться.   Я в волнении поднял удочку вверх и опять почувствовал тяжесть и не только почувствовал тяжесть, но  и увидел огромного леща, который плыл ко мне.   Вот он подплыл к моей ноге, коснулся ее ртом,  я попытался провести его в сторону берега, но лещ  резко взмахнул хвостом, натянул леску и неожиданно легко сошел с крючка. Я застыл в недоумении, и, разочарованию моему не было границ.  Еще мгновение назад я с предвкушением победы боролся с сильной, прекрасной рыбой, а теперь бессилен, что – то предпринять.
«Лучше бы не было этой поклевки.  Эх, если бы я поймал на удочку леща, да на зеленую болгарскую  горошину, разговоров  об этой удаче хватило бы на неделю, а так…», - переживал  я.
     В конец раздосадованный, я бросил удочку на берегу и пошел к Сашке, колдовавшему около донок, сообщил ему:
- Сашка, у меня сейчас сошел огромный лещ.   Представь, ловлю, смеха ради, на глубине  на зеленую горошину и на тебе – поклевка, да еще какая!
- Ты  большого леща все равно не смог бы вытащить без сачка, - успокоил меня Сашка. Он посмотрел мне в глаза и, видимо для большей убедительности, сказал:
-  Не расстраивайся, мы пока не рыбачим, а тренируемся.  Скоро ты увидишь настоящую рыбалку.
-  Что за  «настоящая рыбалка»?
-  В свое время узнаешь, - ответил Сашка и добавил, окинув взглядом берег:
- Смотри, сколько рыбаков понаехало.
        Я вслед за Сашкой оглядел берег  -  рыбаков было меньше, чем обычно. Наоборот, было много отдыхающих, загорающих и просто болтающихся без дела взрослых и ребятишек. Правда, на реке стояло непривычно много лодок.
- Где рыбаки, - переспросил я Сашку
-  Почти все, кого ты видишь на берегу и на воде, рыбаки, - засмеялся Сашка.
-  Разыгрываете вы меня, что ли, - с досадой сказал я и пошел к стоянке, где Мишка с Лешкой  уже разожгли костер и варили уху.
- Что, скоро будем обедать? - спросил я, ощущая запах ухи и глотая обильную слюну.
- Какой обед, ты посмотри, на горе к съемкам готовятся, - ответил Лешка, - пора браться не за ложки, а за вилки.
-  Не понял, причем тут вилки?
- Скоро поймешь, -  засмеялся Лешка.
- Ага, уже скоро, - вторил Мишка.
Между тем, на горе, вблизи деревни, что – то происходило.  Можно было увидеть гарцующих на лошадях всадников. На ходу они, иногда, взмахивали шашками,  одеты же они были в бушлаты времен гражданской войны.
« Артисты – красноармейцы », - догадался я.
Вдруг с горы кто – то отчетливо выкрикнул громовым голосом – голос разнесся по реке, эхом отзываясь с противоположного берега:
-  Готовимся к съемке!
- Режиссер  Матвеев, верно, командует, - сказал Лешка, - ну, готовьтесь ребята, сейчас начнется потеха.
Прибежал Сашка, одел зачем – то майку, заправил её в плавки, взял вилку, провел по кончикам вилки ногтем, проверяя, как обычно проверяют заточку ножа и, не слова не говоря, с вилкой в руке побежал опять к реке. Лешка заметил:
- торопиться Сашка, еще рано.
- Сашка всегда суетится раньше времени, - подтвердил Мишка, продолжая помешивать варево деревянной ложкой с привязанной палочкой для удлинения ручки.
Между тем, одна за другой раздавались  команды невидимого режиссера, и, как по мановению волшебной палочки, началось разворачиваться действие. С горы на лихих скакунах со свистом и гиканьем, размахивая  над головой шашками, спускались к реке красноармейцы. Атаку поддерживали неизвестно откуда появившиеся пушки. При каждом выстреле, языки пламени вырывались из жерла, пушка подпрыгивала и откатывалась назад.
На берегу красноармейцев встречали солдатики в длинных серых шинелях Они вставали на колено, целились, стреляли в сторону всадников и тут же отступали к реке. Наконец, красноармейцы ворвались на пристань, разметав на пути солдат – белогвардейцев и устремились к пароходу.
- Пароходу малый ход,- громыхнула команда режиссера.  Колеса пароходика завращались и, он, не спеша, отчалил от берега.
- Дымовая завеса, - прогремела еще одна короткая команда, и клубы сизого дыма заволокли палубу парохода.
Сквозь дымовую завесу было видно, как с палубы в пируэтах один за другим падают в воду одетые в красноармейские и белогвардейские одежды каскадеры.
«Где артист Басов? Неужели все еще ловит рыбу?», - подумал я.
  С горы прогремела новая команда:
    - Взрыв!
Все дальнейшее происходило, как во сне.
- Пора, - крикнул Мишка и с вилкой в руке бросился к берегу, вслед за ним побежал Лешка. Я тоже взял  вилку, повертел её и, в сердцах, бросил назад в рюкзак. Я не отводил глаз от реки, а на ее поверхности чуть ниже по течению медленно плывущего поперек реки пароходика происходили странные вещи. Все рыбаки, до этого неподвижно сидевшие в лодках, как по команде, а позднее я понял, что действительно по команде  «взрыв», снялись с якоря и поплыли против течения  на перерез пароходику.  Человек двадцать отдыхающих, среди которых были  мои товарищи, столпились на берегу, напряженно всматриваясь в поверхность воды.
Прогремел взрыв, одновременно рядом с пароходиком  высоко в небо поднялся высокий водяной столб и рухнул, превратившись в миллиарды сверкающих на солнце брызг. По воде пошли  волны, пароходик закачался, лодки рыбаков поднялись на высокой волне, и казалось, должны были перевернуться, но  выдержали этот натиск. С горы прогремела команда:
-  продолжаем снимать.
А рыбаки, преодолевая течение реки, направили лодки к эпицентру взрыва.
- «Что это? Да, они ловят рыбу, глушенную рыбу, так вот в чем секрет Мишки, Лешки, Сашки!» - наконец догадался я.
Лешка плыл к эпицентру  классическим кролем, опередив Сашку, Мишку и остальных отдыхающих  метров на тридцать.
- Люди в кадре! Внимание, прошу посторонних выйти из кадра, не мешать съемкам! - гремело с горы, но ни кто не обращал внимания на  приказы режиссера. Красные стреляли в сторону удаляющегося от берега парохода, белые отстреливались с палубы, гремела  пушечная канонада  и в то же время, как я понял – в кадре, кто с лодок сачками, кто из реки вилками – рыбаки ловили глушенную рыбу. Вот Лешка поплыл в сторону одной из лодок, сидящий на веслах дядечка промерил взглядом расстояние до Лешки и вдруг бросился в воду в одежде, другой, с лодки кинул ему сачок. Дядечка что – то поймал сачком и закинул в лодку. Обессиленный неравной борьбой Лешка, схватился за борт лодки и чуть не перевернул ее. Слышалась ругань, все торопились:  только бы не упустить время, только бы успеть, пока глушенная рыба не проснулась.  Я ни когда не видел такого – как будто, два параллельных мира на минуту сошлись в ста метрах от берега реки. В одном мире шел жестокий бой времен гражданской войны, в другом – шла вполне современная,  не менее жестокая охота на оглушенную взрывом беспомощную рыбу.
Наконец, стихла канонада, усталые, потные артисты скинули, не по погоде, тяжелые шинели и поспешили в барак – наверное, пить пиво.
Сашка, Лешка, Мишка, как и все остальные рыбаки, выбрались на берег. У Лешки майка прилипла к загорелому, тренированному телу. Сашка с Мишкой взбирались на берег, поддерживая закрытые майками разбухшие животы.
Лешка первым дошел до стоянки и, возбужденно размахивая руками, с перекошенным от возмущения лицом, стал мне объяснять, что  увидел оглушенного взрывом огромного леща и решил не размениваться по мелочам и выловить именно его:
- только подплыву к лещу, а он ударит хвостам и на боку, на боку в сторону, я к нему, он от меня. Гонялся я за ним, гонялся – устал, а тут с лодки кто – то – прыг с сачком, и мой у него. Я к лодке подплыл,  думал отдохнуть немного, так там второй дядька, начал меня ругать, веслом угрожать: « мол, сейчас задам, отпусти лодку». Моего леща взяли, да еще ругаются.
Тут и Сашка с Мишкой подошли, из маек рыбу вывалили. Там и подлещики и чехонь, и окунь, и подъязки, и щуренок. Я и не представлял, что  такое разнообразие рыбы  таит река.
- Знаете, а мне эту  рыбу жалко, - сказал я.
- Нам тоже жалко,- ответил Сашка, - да только ни чего с этим  не сделаешь. Каждый день съемки идут и ни как остановиться не могут, потому что рыбаки в кадре после взрыва всегда оказываются. И с одного бока снимают, и с другого и с вертолета уже снимали, но все не так да не эдак.   Наверно, я раз десять в кадр угодил. Когда фильм будут показывать, обязательно пойду в кинотеатр, посмотрю, вдруг себя или кого знакомого разгляжу.
- Ни чего ты не разглядишь, потому что снимают  издали, а мы – так, точки на экране, - сказал Мишка.
- А что же они точек бояться, каждый день новый дубль снимают, - спросил я.
- Да ничего они не боятся, лето жаркое выдалось, артисты отдохнуть, погулять хотят. Вечером будешь в деревне, увидишь, как артисты гуляют. А днем до съемок и после съемок из барака, в котором кафе спрятано, не выходят. Всегда они веселые и пьяные. Зачем им съемки кончать – городскую пыль глотать? - со злостью, видимо из-за неудачной рыбалки, сказал Лешка.
Как – то сразу говорить стало не о чем, и мы принялись солить рыбу. Подсоленную рыбу мы завернули в лопухи, потом положили в пакеты и закопали в тени ивняка  глубоко в песок.  Рыбачить больше  не хотелось.  Мы, сидя над обрывом, долго наблюдали за тем, как  катер буксирует пароходик к берегу, возвращая его на место. Вскоре река очистилась от рыбаков, и  только чайки своими резкими криками нарушали тишину отдыхающей от  людской суеты природы.

                II.

- Пора  собираться  на танцы, - сказал Лешка, - кто остается дежурить?
- Я подежурю сегодня, - сказал Сашка, - а вы Пашку сводите в Хабаровское - ему, поди, невтерпеж с местными девчонками познакомиться.
       Мы отряхнули брюки, одели  рубашки  и начали подъем в гору. Взобравшись на гору, мы подошли к клубу.  Он был закрыт на замок. Старичок- сторож в ватных штанах и валенках, но в майке на голое тело, сидел на крылечке и с интересом глядел на нас слезящимися лукавыми глазками.
   - Что, ребятишки, на танцы собрались? - спросил он, почесывая седую ершистую голову.
- Да, дедушка, а почему сегодня клуб закрыт? - спросил Мишка.
- И охота вам, милые, в такую жару в клубе париться, когда на улице гулять и вольготнее и веселее. А клуб закрыт потому, что сегодня свадьба у младшей дочки Авдотьи Степановны.  Слышите, частушки поют? Это там, значит, свадьбу гуляют. Не будет сегодня танцев в клубе, милые, все село на свадьбе пляшет.  Вот, стало быть, как.
Мы переглянулись.
   - Ну что ж, пойдем, посмотрим на свадьбу, - сказал Мишка.
Мы пошли на звук гармошки, и вскоре увидели трех девочек, которые сидя на завалинке, лузгали семечки, посматривая по сторонам и беззаботно пересмеиваясь, как и положено девчонкам.
- Здравствуй, Оля, - сказал Лешка и подсел к девочкам, приветливо им улыбаясь.  Познакомь нас с подружками, - продолжил он.
- Наташа, Вера, - назвала подруг Оля.
- Мишку ты знаешь, а это Павел, он школьные экзамены сдавал, не ездил с нами, а теперь он, как и мы свободен, отдыхает, - сказал Лешка.
- Моя старшая сестра то же весь месяц просидела за учебниками, к бабушке не поехала, в институт готовиться. В такую то жару сидит, учит, и охота же ей, - сказала белокурая, краснощекая и улыбчивая Вера.
- А, вы не деревенские – приезжие, - догадался я.
- Я  здесь, в Хабаровском  родилась, - ответила Вера, - а вскоре родители на заработки в Дзержинск уехали. Сначала мы в общежитии жили, а потом нам квартиру дали. Наташа, вот она не здешняя, ее родители привезли сюда, чистым воздухом подышать, они в съемках фильма участвуют, квартируют у моей бабушки.
Я посмотрел на Наташу – хрупкая, черноволосая, смуглая, задумчивая. «Точно, не здешняя», - мысленно согласился  я.
-  А кто твои родители, артисты? - спросил у Наташи Мишка.
- Нет, моя мама гример, а папа взял отпуск на работе, чтобы с нами отдохнуть, здесь здорово, - ответила девочка.
Девочки, смотрите, молодые вышли воздухом подышать, -  прервала разговор Ольга. Мы все посмотрели в сторону избы, из распахнутых окон которой доносились пьяные возгласы и  залихватские частушки. Вскоре развеселая толпа выкатила на двор. Молодых не было видно, потому что круг них вертелись толстенные женщины и  совсем старые бабки и пели вразнобой звонкими  голосами. Иногда к ним присоединялся вдруг проснувшийся от пьяной спячки, какой ни будь, мужик. Он, топнув  ногой и присев разок – другой и при этом, невнятно пробормотав  куплет, неведомой силой  выталкивался с круга и терялся в толпе  неутомимых женщин. Всякий раз, заметив пьяные танцы мужиков, девчонки не выдерживали и смеялись, закрыв лицо маленькими ладошками.
- Смотрите, девочки, дядя Вася пошел в круг. Ой, да он на карачках уже пляшет, смотрите, пополз, пополз. Ха-ха-ха, - смеялись они.
Но вот молодые ушли в избу, за ними потянулись, приплясывая и продолжая петь, женщины. Начало смеркаться и небо на западе стало излучать остатки тепла, запасенного за долгий день неутомимым летним солнцем.  Я думал: «как хорошо  рядом с девчонками»
А они о чем – то шушукались, иногда бросая лукавые взгляды на меня, на Лешку, на Мишку, и смеялись без видимой причины.  Запах волос краснощекой Веры, темные, как омут, глаза смуглой Наташи, длинные пальчики голубоглазой Ольги и их улыбки и беззаботный смех, и отблески вечерней зари на  их ровных зубках, все это было по-новому знакомо, притягивало и волновало. Мы сидели рядом с девочками, впитывали их беззаботность и отдыхали.
   Мимо прошли взрослые парни и девчата с гармошкой, звук которой беспрепятственно гулял по спящей деревне и пошли на свадебный двор. Вдруг стало тихо, а потом тишину нарушила грубая брань и  как барабанная дробь, посыпались удары кулаков.
 - Драка, - взвизгнула Ольга.
   Из избы выскочили, прекратившие приплясывать, женщины и их визг заглушил шум и брань дерущихся.
 - Ах, вы, бесстыжие, да что ж вы делаете, окаянные, да что б вас. А ты, Петр, опять тут как тут, чтоб тебя.… Смотри, мамане все доложу.  Тебе в армию осенью идти, а ты, паскудничаешь, руки у тебя чешутся, да!
- Верка, Наташка, а ну, подь-ка сюда, вечереть пора!
-  Это  мамка, услышала, поди, драку. За Наташку волнуется, надо идти. Пока! Оля, завтра заходи за нами. Хорошо? Ребята, вы Олю проводите, пожалуйста – быстрой скороговоркой выговорила  Вера.
- Конечно, проводим, - сказал степенный Лешка.
Мы молча, стараясь не спотыкнуться и не задеть случайно девочку, шли по деревне, провожаемые лаем собак. Появились первые звезды, но сумерки еще не поглотили силуэты  спящих изб, небо еще не потеряло своей глубины, земля дышала теплом.
- До свидания, ребята, - сказала Оля и, отворив калитку, заторопилась в избу.
- Быстрее к реке, пока не стемнело, - сказал Лешка и мы, понимая, что слишком задержались в деревне,  начали спускаться к широкой темной ленте, которая слегка освещалась  мерцающими  точками костров  и яркими огнями медленно проплывающих  кораблей.  На пути – огромная темная палатка, рядом – костер, вокруг  полулежа, отдыхают, покуривают солдаты. Мы подошли и  присели, делая вид, что вглядываемся в переливающие и потрескивающие угли, а на самом деле с любопытством вслушиваясь в разговор солдат.
- Что парни, к девчонкам бегали? - спросил нас один из солдат.
- Мы тоже не прочь познакомиться со здешними девушками, да вот старшина за нами следит, ну просто глаз не сводит, от палатки отойти даже по нужде – проблема, - смеясь, продолжил он.
- Это я то вас не пускаю погулять, да ты, Витек, со вчерашнего увольнения еще не просох, а балаболишь, уж лучше бы молчал, - послышался ответ другого солдата, постарше.
- А что это у вас за форма такая? - приглядевшись, спросил я.
- Форма, как форма, - сказал тот, что был старшиной, - Мы в съемках фильма участвуем, называемся массовкой. Вот и форму нам выдали – времен гражданской войны.
- И ружья времен гражданской войны? – спросил Лешка
- А как же, вот смотри, год выгравирован, 1903.
- Вот это да, такая старинная винтовка, какая красивая, - я не смог скрыть восхищения, когда увидел на прикладе винтовки тонкую резьбу.
- А она стреляет? - спросил Мишка.
- Конечно, в полной боевой готовности, но во время съемок стреляем только холостыми патронами, - улыбнулся солдат, -  а вы, ребята, здешние?
- Нет, мы на рыбалку приехали.
- А, так это вы съемке фильма мешаете? - солдаты засмеялись, - Мешайте, мешайте – когда съемки кончаться, нас в казармы возвратят, а здесь вольготно, сухой паек выдают.
- Хватит болтать бес толку, - остановил веселый разговор старшина.
- Ну, мы пошли, до свидания – сказал Лешка.
- Сашка наверно наелся до отвала и дремлет у костра, - сказал Мишка, и я сразу почувствовал ноющую пустоту в желудке.

III.
Еще издали  мы увидели нашу стоянку, которая освещалась мерцанием костра. Вокруг костра  сидели, лежали, передвигались какие-то люди-тени. Мы попытались разглядеть, кто, кроме Сашки, греется у костра, а когда подошли поближе, увидели, что эти тени принадлежат нескольким взрослым девицам.
-  У нас гости? - спросил, разглядывая девушек, Лешка – вы откуда?
-  Ребята, можно  у вашего костра переночевать? Нам одним оставаться ночью страшно, а ваш товарищ уже разрешил пристать к вашему костерку, - заговорила  полная девушка, одетая в длинный пиджак и казавшаяся издали взрослой тетей.
- Понимаете, мы из Дзержинска на метеоре приплыли: на съемку фильма посмотреть. Назад метеор только завтра днем отплывает. Саша нас ухой накормил. Он у вас добренький, хозяйственный…, - продолжила другая, то же довольно полная,  да еще, и высоченная девица.
- Кстати,  меня зовут Настей, а это: - Катя, Оля, Света, Маша, Римма, - назвала она подруг, сопровождая слова движением полной руки.
- Места на всех хватит, - сказал за нас твердым голосом Сашка и спросил:
- Ну, что, на танцы попали?
- Танцев не было – в деревне свадьба, - ответил я.
- Ой, девоньки, а наши мальчики уже на танцы ходят, - воскликнула та, что, должно быть, была Олей, а может Светой  - я еще не успел запомнить имен всех девушек.
- А может быть мы и ухаживать за дамами умеем, - подхватила шутку другая.
- Не смущайте ребятишек, - со смехом остановила веселый разговор третья, - они голодные, усталые, давайте поможем Сашеньке накормить ребят, а уж потом поговорим, - закончила она.
     Мы с аппетитом набросились на остатки густой, похожей на кашу, ухи. Через пять минут все было съедено до последней крошки. Мы облизали ложки и легли у костра, отдыхая и ожидая, когда в котелке закипит вода, что бы заварить  кипяток смородинным листом и напиться.
- Ой, девочки, кого я видела сегодня, -  завела разговор Ольга, откинувшись на спину и мечтательно глядя на звезды, - я этого артиста всегда любила, он такой красивый, элегантный, а голос у него…. Как заговорит – мурашки по коже.  Какой мужчина…
- Это ты о Владимире Басове, да? Не знаю, что в нем может нравиться. Ни чего  в нем не нахожу, - сказала с вызовом Римма. Я одного каскадера приглядела. Как он на лошади гарцевал – с ума можно сойти. Спина прямая, взгляд всю насквозь прожигает. Я как его увидала – чувствую, ноги подкашиваются, собой не владею.
- Как бы я хотела пообщаться с артистами, - продолжила мечтать Ольга.
- Проще простого, - вступила в разговор Катя. Она повернулась на бок и, опираясь на локоть,  положила голову на пухленькую ладошку, поглядела на Ольгу: - Нам надо попасть в массовку.
- А как попасть в массовку фильма, где участвуют только военные, и все они мужчины? - задумчиво спросила Ольга.
- У меня есть идея! - вдруг воскликнула до сих пор молчавшая Маша, - утром пойдем к солдатикам и попросим одолжить на время съемок актерские реквизиты – брюки, шинели, а потом  пойдем на съемки вместо них, вот будет хохма.
Я представил крутобедрых девушек в роли  белогвардейцев и невольно рассмеялся, смех подхватили и Сашка и Мишка. Лешка не засмеялся, он  так ласково смотрел на Машу и, она ему отвечала такими обнадеживающими улыбками, что он просто не мог себе позволить рассмеяться над ее идеей.
С девушками было легко общаться, а когда  из кромешной темноты   у костра возникли две зловеще-темные фигуры, сердце у меня екнуло. Что можно ждать о неожиданно появившихся ночных гостей? Невидимые пришельцы некоторое время разглядывали наши, освещенные костром лица, а мы все молчали скованные страхом. Наконец, тот, кто был выше ростом, подошел к костру и сел на корточки. Мы увидели его улыбающееся добродушное лицо, и напряжение, охватившее нас, потихоньку спало. Вслед за первым к костру подошел и второй. Он был,  каким то усталым, и, похоже, немного пьяным.
Первый несколько раз обвел смеющимися глазами нашу стоянку и сказал с задором:
- Привет честной компании,  разрешите нам посидеть  у  вашего костерка.
Второй молча присел, разглядывая девушек, потом его  взгляд остановился на Ольге. Он явно был старше своего товарища, ему можно было дать  двадцать, а то и двадцать пять лет. Лицо его было покрыто крупными, похожими на фурункулы, прыщами. Он то рассматривал землю у себя под ногами, то резко вскидывал голову и смотрел в упор на Ольгу.
   Между тем, первый представился нам: - Я – Сергей, он – Виктор, а вас как звать?
Все назвались, а я подумал:  «все равно мы не запомним такого количества имен. Мне уж точно не запомнить, кто есть кто».
- Сегодня день знакомств, - проворковала Ольга, сверкая глазками в сторону Виктора. Она явно не выдерживала его самоуверенного взгляда.
- Давайте споем, - сказала Римма, и девчата запели. Они пели то русские народные песни, то лирические песни певца Ободзинского, которые молодежь семидесятых проигрывала по десять раз подряд, до дыр в пластинках  на свадьбах, на танцах, на  домашних посиделках. Как – то уютнее и теплее стало нам всем от этих песен, разносящихся далеко по реке и замирающих где – то там, вдали. Я боялся присоединиться к пению, потому что ни кто из парней не пел, а душа у меня, конечно же, пела. Старший из вновь прибывших парней, Виктор, вынул из-за пазухи фляжку, отпил глоток, потом прервал пение девушек, предложив: - кто хочет для «сугрева» по глоточку?
- Мы не пьем, - сказал я.
- И правильно делаете, - чуть улыбнулся Виктор, а вы, девчата, не хотите согреться?
- Хотим, бойко ответила Ольга, еще раз сверкнув в сторону Виктора глазами, только вино нам вряд ли поможет, нам нужно другое тепло, так ведь, девочки, - и рассмеялась.
Действо неожиданно было прервано все тем же Сашкой:
- Ну, так мы будем ложиться спать? Вы как хотите, а я хочу спать!
- А сможем ли мы заснуть на голой земле? - спросила Вера.
- А зачем спать на земле? - удивился Сашка, - вон там, за оврагом стог. Надо сходить всем вместе, каждый по охапке сена принесет, вот и постель.
- Страшно через овраг идти – такая темень, - сказала Ольга, поглядывая на Виктора.
- У меня есть фонарик, веди – Сусанин, - сказал  Сергей.
Все пошли по узкой тропке за Сашкой в сторону оврага и  каждая девушка выбрала себе парня, на которого в случае чего можно опереться.
  Ольга, разумеется, выбрала Виктора, и даже взяла его под  руку. Маша уже давно приглядела себе высокого, спортивного Лешку.  Они шли рядом о чем - то весело разговаривая. Настя, кажется, выбрала Сергея, по крайней мере, она старалась идти с ним в ногу и не на шаг не отставала от него. Впереди всех шел Сашка, он держал в руке фонарик и освещал только ему известную тропку, ведущую к стогу - за ним шла Света. Катя шла рядом со мной, Римма шла с Мишкой.
«Как странно, - думал я, - нас было четверо, пришли шесть девушек, и вскоре, откуда  ни возьмись, появляются двое недостающих для равновесия полов взрослых парней…»
Мы благополучно дошли до стога и  набрали по охапке дурманящих и дразнящих воображение луговых трав, заготовленных каким то трудолюбивым крестьянином на зиму для своей скотины.
Я нес большую охапку сена, стараясь не растерять ношу и не сойти с узкой тропинки. Вот и овраг.  Я стал спускаться, приседая и гася пятками скорость, и вдруг кто – то скатился на меня сверху, осыпав  с ног до головы сеном и громко взвизгнул.  Я попытался встать, но на меня свалился еще кто – то и кто-то еще. Я опять попытался встать, хотел опереться о землю, но под руками  почувствовали горячее, податливое девичье тело. Одни девчата смеялись, катаясь по земле, другие – барахтались в общей свалке.  Все девушки и парни, осыпанные пахучими летними травами, я так думаю, пользовались неожиданной возможностью прикоснуться друг к другу. Когда свалка прекратилась, и все поднялись, легко было заметить, что уже раньше обозначившиеся пары стали еще ближе. Было темно, но иногда луч фонарика, блуждающий по   окружавшим нас в овраге  зарослям ивняка и островкам малины и ежевики,  освещал то одну, то другую пару – все девушки шли, тесно прижавшись к парням, и обхватив их для надежности за талию.  Я тоже шел, держа обеими руками охапку сена, а рядом,  продолжая обсуждать неожиданное общее падение в овраг, семенила Катя. Мое сердце гулко билось в груди от  волнения и возбуждения чувств.
Девчата по хозяйски расстелили душистый ковер, в изголовья положили кто пиджак, кто куртку и все улеглись, отдыхая. Легли, как и шли, парами. Однако, если Ольга положила  голову на плечо Виктора, Сергей и Настя полежав немного рядом, куда то ушли, а Лешка, пытаясь не отставать от старших парней, уткнулся лицом в волосы Маши, то я с Катей, Мишка с Риммой и Сашка со Светой лежали на некотором расстоянии.
Я не хотел и даже боялся прилюдных легких отношений с взрослыми и малознакомыми девушками, но  вопреки разуму все во мне замерло в ожидании, в предвкушении чего – то  и не давало мне уснуть. Воображение  то рисовало интимные сцены, то страшные последствия этих сцен. Не мог уснуть и Мишка, только Сашка мирно спал рядом со Светой, свернувшись калачиком и подложив  под голову руку.
Не спали и Ольга с Виктором. Они подолгу целовались, затем Виктор отпивал очередной глоток из фляжки, начинал стонать, плакать, клясть свою судьбу: - Ох, как болит сердце. Нет сил терпеть!  Не выдержу, сейчас умру.
Он хватался за грудь, сгибался от боли,  через  несколько минут успокаивался и, спустя мгновение, опять обнимал и целовал Ольгу. Ольга, в свою очередь, обнимала Виктора за шею, запрокидывала голову, отдаваясь его ласкам. Она молчала, а я пытался понять, почему еще недавно Ольга восторженно говорила о полюбившемся ей артисте – Басове, а теперь сладострастно целуется с незнакомым, угреватым, больным и пьяным парнем, не пытаясь даже, как следует, узнать, кто он такой.
Пришли Сергей и Настя и сели рядом с Виктором.
Было видно, что и они стали  друг другу ближе – Настя прильнула к Сергею  - он нежно обнял ее. Виктор стал еще громче стонать и плакать. Сергей успокаивал Виктора.
- Потерпи, друг, до утра потерпи,  пожалуйста, - повторял он.
В голове моей проносились плохо очерченные мысли и образы, кружившие вокруг одной неожиданно вставшей во весь рост проблемы: как мне вести себя с лежавшей рядом  Катей.  Она не была красавицей, но и ничего отталкивающего, уродливого не было в ее лице. Она лежала рядом со мной на спине с широко раскрытыми глазами и  ждала. Я чувствовал: несомненно, она ждет от меня каких то действий.
Я посмотрел на Лешку. Он  почти не шевелился, но, все же, я заметил, как он осторожно перемещает руку поближе к высоко вздымающейся груди  Маши. Вдруг она порывисто взяла его за кисть и ускорила ее движение.
У меня в голове одна за другой лихорадочно пробегали странные мысли:
«Катя наверно  подумает, что я не нормальный, если  не сделаю того, что делает  Лешка? А когда  вернемся домой, меня вообще ребята засмеют»!
Я знал, что они скажут: - лежал всю ночь с  женщиной и ни чего не смог сделать! Салага!
Я посмотрел на Мишку.  Мне показалось, что он пребывает в такой же нерешительности.
« Мишка моложе меня, о нем забудут, а смеяться будут надо  мной», - крутилось в моей голове.
Что бы как – то разрядить ситуацию, я подошел к Сергею и шепотом спросил: - Виктор что, очень болен?
- Да, у него порок сердца, все время он страдает из-за сердца, тем более, когда выпьет.  Его и в армию не взяли  из-за болезни. А меня этой осенью обязательно призовут, - тихо ответил он.
Наш костер догорал.
- Пойду, соберу хворост, - сказал я и пошел к реке. От воды веяло прохладой. Мне стало зябко в легкой рубашке, но я не торопился к костру, где оставил свитер – он служил одеялом для Кати.  Я неспешно шел по берегу, почти на ощупь собирая высохшие корневища, щепки, прибитый к берегу хлам. В голове моей крутились все те же мысли:
«мужчина я или нет, если не бросаюсь на девушку, чувствуя, что она доступна».
    Тут я вспомнил, что мне рассказывали  ребята с нашего двора об одном парне, жившем неподалеку. Его звали Артем. Ему было около 20 лет. Я его часто видел на нашем дворе. Он только что пришел из армии и,  не было у него отбою от девчонок.   Артем был невысокого  роста, всегда опрятен в одежде, у него были ясные, лишенные хитрости, красивые, окаймленные длинными ресницами васильковые глаза, прямой нос и твердый подбородок.  Рассказывали, что он специализировался на девственницах.  Девушек привлекала его красота, обаяние, смелость, а он пользовался этим.  Вскоре он стал настолько самоуверен, что решил: «не одна не должна уйти от меня не испорченной». И он портил  одну за другой  молоденьких девчонок, которым не стукнуло и  семнадцати – так говорили его друзья. Однажды мы  сидели вокруг сбитого из досок стола, который стоял по середине нашего двора. Одни играли в домино, другие следили за игрой, ожидая своей очереди.  К нам подсел Артем. Он был сильно пьян. Голова его клонилась к столу, но он не давал ей упасть, приподнимая подбородок руками. Вдруг он заговорил, обращаясь к своему закадычному другу – Игорю.  Я сидел рядом и ненароком услышал: - Я сегодня дал  маху. Представь, Наташку Круглову, сестру Максима я две недели обхаживал. А сегодня  она сама повела меня  в сад. Я выпил  крепко, потом признался ей в любви, в конце концов, она сдалась, я ее  разложил на столе, и, надо же, заснул, прямо на ней заснул? Она плачет, а я ни чего поделать не могу, засыпаю, и все тут.
    Голова Артема упала на стол, немного погодя он снова поднял подбородок:  - А давеча познакомили меня с одной девчонкой. Красавица. Я к ней и так и эдак: - «Жить, - говорю, - не могу без тебя». Решил я взять ее сразу, в первый же день. Обхаживал – обхаживал, вижу - дошла она до нужной степени одухотворения, достал нож, учись Игорек, пока я жив, достал нож и кричу: - «если ты не будешь моей, покончу счеты с жизнью», - и режу вены. На, смотри, шрамы на левой руке видишь? Я уже не раз вены резал, знаю, как кровь пустить и вены сохранить.  Как только она увидела кровь, сразу сдалась, так то.
Я слушал хвастливые рассказы пьяного Артема, а сердце мое билось, как затравленный зверь. Я верил и не мог поверить, что так легко можно вести себя с девушками. Они для меня были недосягаемыми богинями.  И со мной они, как правило, вели себя – как богини. Конечно же, я чувствовал, что многие из них со мной играют по моим правилам, а с другими по другим правилам, но ни чего не мог с собой поделать. Та же  Наташка, на которой заснул Атрем, однажды, когда я попытался быть наглым, а наглость и хамство у нас во дворе многим прощалась, сразу меня поставила на место.
- Тебе это не идет, - сказала она, и мне стало стыдно.
Ребята, тот же Мишка, думают, что я уже набрался опыта, раз с девушкой дружил.  Они, конечно, видели, как мы ходили по парку в обнимку.  Думают не весть что, а на самом деле было вот как.
Приходит ко мне как-то мой друг, Колька Спирин, и говорит: - Пашка, ты знаешь, у моей Маши есть подруга, ее зовут Света и она хочет с тобой познакомиться. Она видела тебя на танцах и ты ей понравился. Хочешь познакомиться?
- -А это удобно? – спрашиваю я
- А чего тут не удобного, все будет, как бы, между прочим, опять - же на танцах - допустим, на следующей неделе.
Так мы и познакомились. Ходили вместе на танцы, гуляли по парку, разговаривали. Света оказалась хорошей, симпатичной девочкой, с ней было интересно. Прошел месяц. Мы с Колькой часто встречались. Он мне, как другу, рассказывал  о своих сердечных делах, всегда спрашивал: - а как у вас со Светой?
А я не умел, да и не хотел рассказывать о своих сердечных делах, и обычно отвечал: - все нормально, вчера в кино ходили, потом весь вечер  фильм обсуждали.
А он: - а вы целуетесь, обнимаетесь?
- - Нет, - отвечал я. 
- - Уже пора, - авторитетно заявил Колька. – Я обычно на третий день начинаю целоваться. Вот что, ты завтра – же, как бы невзначай, когда вы будете в парке на лавочке сидеть, очередной фильм обсуждать, обними Светку. Это обязательно надо сделать. Стыдно месяц с девушкой гулять и не обнять ее. Ты же нормальный, здоровый парень.
- -А если она обидится?
- -Ты сразу тоже сделай вид, будто обиделся. Притворись, что тебе плохо, грустно, голову пониже опусти, скажи, что пораньше надо домой, что уроки не выучил.
- -А дальше что?
-   На следующий день она сама тебя найдет, сама тебя первая обнимет и поцелует.
После этого разговора я долго разбирался в своих чувствах к Свете. Я в нее не был  влюблен, но она мне нравилась, с ней было интересно. А был я  тайно влюблен в другую девочку, я весь дрожал от одного ее взгляда, боялся подойти, заговорить с ней,  мечтал только о ней и по детски надеялся, что она, вдруг, тоже меня полюбит. Ни кто, даже Колька не знал о моей тайной любви.
И все же, не смотря на внутренний протест, я сделал так, как советовал Колька, и все произошло именно так, как он предполагал….
Мы стали не просто гулять, разговаривать, обсуждать фильмы – мы начали целоваться. Я видел, чувствовал, как Света привязывается ко мне, я знал, что она готова на все и, поэтому постарался вскоре разорвать нашу дружбу. Я знал, что могу только так сохранить свободу -   не хотел, не мог жить – как сердцеед Артем, которому, впрочем, свобода давалась легко и непринужденно…
Я уже давно набрал полные руки хвороста, но повернул назад, к догорающему костру, когда на востоке  начала разгораться утренняя заря. К счастью,  все спали, тесно прижавшись друг к другу – чувствовалась утренняя прохлада. Я лег рядом с мирно спящей Катей и попытался заснуть, но не мог – меня пробирало от холода. Я вынужден был придвинуться к девушке и укрыться свисающим кончиком свитера. Мне стало теплее и, я уснул.

                IV.

От пульсирующего наслаждения я проснулся и вспомнил последние мгновения сна – улыбку моей любимой девушки, ее опущенные ресницы, ласковый поцелуй.
Я лежал, окутанный полуденной жарой и  слушал шелест набегавшей волны, то приближающийся, то удаляющийся  шум проплывавших моторных лодок,  призывные крики птиц и не торопился встать.
- Ты сегодня проспишь съемки, - прозвучал голос Сашки.
- Где девушки, Виктор с Сергеем? - ответил  я вопросом, оглядевшись.
- Они уже давно уехали на метеоре, тебе передают привет. Мы утром и искупались, и перекусили, а тебя решили не будить.
- А ты крепко держал в объятиях Катю, - засмеялся Лешка
Я с недоумением посмотрел на него, что вызвало всеобщий смех.
- Точно, точно, - сказал Мишка, - ты так крепко ее держал, что она не могла подняться, когда проснулась, ну ты силен!
Сашка решил спасти меня от издевательств:
- А ты сам то, Леша, все время чмокал во сне рядом со своей Машей, шлепал губами, чмо…чмо.
          Наступила моя очередь смеяться.
Устав от смеха, я спросил:
-  готовить мне вилку для рыбалки или как?
- Сегодня, наверно, рыбалки не будет, - сказал Сашка, смотри.
Я посмотрел на реку и опешил от изумления. Фарватер реки  был перегорожен с обеих сторон от мирно стоящего у причала пароходика  катерами речной милиции.  Столько милицейских катеров   одновременно ни кто из нас не видел.  Катера,  а я насчитал шесть катеров, стояли на якоре, и, казалось, не давали  шансов рыбакам прорваться к съемкам и попасть в кадр.
- Видно режиссеру надоело отдыхать, решил заснять – таки, взрыв, - сказал Лешка.
- Жалко, - сказал я, - так хочется попробовать половить рыбу вилкой, вчера то я растерялся, да и вы от меня скрыли смысл рыбалки.
- Если б мы знать, что будет сегодня, - пробормотал Мишка.
- Хватит ныть.  Давайте собираться домой – есть то нам нечего, вчера такую ораву накормили, - сказал Сашка.
Мы собрали вещи и побежали к реке, что бы искупаться напоследок и не просохнув отправиться в дорогу – так легче переносить жару. Мы вяло ( давала знать накопившаяся усталость) барахтались в воде, когда прогремела с горы знакомая  команда режиссера: - Внимание, начинаем съемку. Всех посторонних прошу выйти из кадра.
Дальше действо развивалось на удивление похоже на вчерашнее.
Мы не стали ждать окончания съемок и, взвалив на себя поклажу, покатили велосипеды в гору, двигаясь в сторону Хабаровского.
Уже гремела канонада и лихие всадники- красноармейцы спускались к причалу, когда Сашка оглянулся и с восхищением воскликнул: - вот это да, быстрее смотрите, вон там, в протоке, видите?
Мы стояли, в изумлении наблюдая за происходящим. С горы  была видна  протока,  ранее закрытая от наших глаз высокими кустами ивняка.    В протоке в цепочку выстроились лодки. В каждой лодке было по два человека – один в напряженной позе гребца, готового каждую секунду к широкому взмаху веслами, другой на корме готовился отдавать команды рулевого. Казалось, они ждали стартового выстрела, чтобы начать движение.
- Ребята, рыбалка продолжается, - воскликнул Лешка.
Прогремела команда режиссера: - Взрыв!
Лодки одна за другой стали выплывать из протоки, а  река забурлила от ударов весел.
Милицейские катера оказались бессильны помешать лодкам, выплывающим из узкой, скрытой от глаз зарослями ивняка протоки, прорваться вдоль берега к пароходику, который уже был окутан дымовой завесой. Прогремел взрыв.
И опять переплелись два измерения, слились в одно – бой наступающих красных кавалеристов и отступающих белогвардейцев времен гражданской войны и соревнования по ловле глушенной рыбы.
- Кто послезавтра поедет со мной на рыбалку в  Хабаровском, - спросил,  широко улыбаясь, Сашка.
Мы  все подняли руки, выражая всеобщую готовность продолжить нашу рыбалку на нашей реке при поддержке нашего любимого режиссера и охраняемые нашей родной милицией.
Мы ехали домой, переговаривались, смеялись, вспоминали прошедший день. Я тоже смеялся и шутил, но время от времени, что – то омрачало мое настроение.
Я спросил ребят: -  Если бы мы  не лезли в кадр во время взрыва, не мешали съемке, фильм сняли бы быстрее?
Лешка  ответил  вопросом: - А тебя волнует, быстро или не быстро снимут фильм? Если бы режиссер хотел закончить съемку, он сначала заснял  бы все без взрыва, а потом заснял бы взрыв и наложил кадры.
-Да, это возможно? - спросил я.
; В кино все возможно, - авторитетно ответил Лешка.
«Выходит, мы не очень мешали съемке фильма», - подумал я и мне, почему – то, намного легче стало крутить педали. И все же в глубине моей души поселилось сомнение.  Оно говорило: - Не может быть, что бы от нас ни чего не зависело. И, что бы окончательно успокоиться, я пообещал себе не ездить в ближайшее время  в Хабаровское.
 
                V.
               
Прошел  год. Я учился в  институте, а летом  приехал домой на каникулы .
Дома меня ждала новость.  Сашка сообщил мне: - В кинотеатр «Мир» привезли новый фильм, называется - «Я Шаповалов». Помнишь съемки в Хабаровском?
Я обрадовался:  «наконец то можно посмотреть, как выглядят с большого экрана наша родная Ока, наше Хабаровское».
- Пойдем, купим билеты, - ответил я Сашке.
Фильм оказался двухсерийным.  Это была кино – эпопея, в которой в очень краткой форме прослеживалась вся жизнь генерала Шаповалова.  Прошел час, действие развивалось стремительно, и вот я увидели родной пейзаж. Сашка ткнул меня локтем: - смотри, начинается.
Действительно, у берега тот самый  пароходик, артист Басов на палубе. Он садится в старинное кресло, закидывает удочку.   По знакомым тропинкам  с крутой горы спускается  конный отряд красноармейцев. Они машут шашками, их встречают солдаты в шинелях. Солдатики отступают, красноармейцы во главе с будущим генералом, а пока вожаком красноармейцев Шаповаловым, прорываются к пароходику, пароходик отчаливает и…. Взрыв.
Взрыв во весь экран – брызги, струи, потоки воды.
После взрыва действие переноситься в незнакомые нам места. Мы просмотрели весь, довольно таки скучный, фильм – родное  село  больше не показывали.
Когда фильм закончился, и мы, жмурясь от яркого дневного солнца, вышли из кинотеатра, Сашка спросил:
- Что, видел?
- Видел, узнал каждую тропку. А Матвееву за все лето так и не удалось заснять то, что он хотел, да?
- Кто его знает, ответил Сашка.  Когда начали показывать Хабаровское и атаку красных, я засек время. Все действие длилось одну минуту.
- Одну минуту снимали все лето? Вот это да, - с восхищением ответил я.
Несколько дней и взрослые, и дети нашего двора обсуждали фильм, на который сходили даже больные старики, что бы воочию убедиться, что снимали не какие то посторонние деревеньки и речушки, а наше Хабаровское – нашу Оку. А потом разговоры  о фильме прекратились. Жизнь шла своим чередом, давая новую пищу уму и воображению.
 
2003 г.