Шашлык от фронтового кунака

-



                ШАШЛЫК  ОТ  ФРОНТОВОГО КУНАКА…

     Лето. Август. Кабардино-Балкария. Ослепительные вершины. Окрестности  горного аула. Отец  давно «грозился»  показать мне  горный перевал…. Но  не случилось на этот раз.  Когда мы достигли  уровня альпийских лугов, то на нашем пути встретились кочующие чабаны с  овечьими отарами. Здесь же  кошара с сырной молочарней. У чабанов наступила жаркая пора: время  делать брынзу.  Всё  бы ничего, но обойти кошару нам не  удалось. И на этот раз нашлись у моего отца давние знакомые. Не  взирая на  лето все чабаны  были в папахах. Оно-то  тепло, но вдруг  с  тающих  ледников   нет-нет  стеганёт холодом.   Ну и  понятно: в  альпийских лугах как раз и соседствуют два сезона  года,- зима обнимается с летом. Ещё утром склонами стелился плотный и промозглый туман, а в полдень  с обнажённым торсом  я сходил  к леднику набрать воды для чаю.
    По тому, как отец разговорился  с чабанами  и с одним из них бросился обниматься, я понял, - уйдём мы отсюда не скоро. И уже немного сожалел, что пошёл в горы с отцом. Тем более одноклассник Толька Курбатов звал поехать на велосипедах в Долинское, там «классные» асфальтированные дороги. Но папка скучать мне никогда не давал. Вот и сейчас меня позвали. Оказалось овец выпасали чабаны-осетины. Ими руководил  худой, жилистый  усатый  мужчина в белой папахе. Когда я приблизился  к ним, то попал в объятия  мужиков. Одни похлопывали меня по плечам, кто-то накинул на мои обнаженные плечи  тёплую душегрейку. А обнимавший папу усач нахлобучил мне на голову свою папаху и обратился к папе с улыбкой:    «Настоящий джигит!»  Папа с чабанами  очень оживлённо беседовал, - то  по-русски, то переходил на осетинский. И пока я был молчаливым свидетелем этой встречи, но успел   кое-что   понять. Усатый осетин оказался  кавалеристом  папиного полка во время войны . Его звали Якуб Агоев, был он в  полку  командиром сабельного эскадрона  в 1942 году.  И вот они случайно встретились   спустя десять лет.
        По такому  случаю  вместо рабочего у чабанов и нас наступил праздничный день. В отаре выбрали хорошего барашка и вмиг закололи.  Неподалёку от пылающего костра  скатертью-самобранкой  расстелилась  войлочная кошма с нехитрой  снедью.  Не удивительно, но к столу  появились в бурдяках чача и вино.  Что-то варилось в казане, а прямо в пузатом чайнике заварили плиточный чай.  Пока у  костра шла работа «поваров» , за трапезой  уже наполняли сосуды вином, ломались чуреки и лаваши,  нарезалась свежая брынза, появились пучки пряной зелени.  Я  смотрел на все действа с интересом: ранее я такого пира у подножия гор не видел.  Немало удивления у меня вызвало  «колдовство» дяди Якуба: тот  содрал с зарезанного барашка шкуру, тушу, курдюк и «ливер» порубил на куски, посолил, поперчил, нарезал чесноку и посыпал горсть тмина и  ягод  можжевельника. Всю эту мешанину он завернул в баранью шкуру и положил этот тюк неподалёку от кострища… Не смог удержаться и  подёргал отца за рукав. Когда я ему рассказал о свёртке, папа засмеялся: так это шашлык по – чабански. Когда костер прогорит, барашка будут запекать в золе, а утром будем пробовать.
       Как ни странно, помошники  чабанов, -  кавказские    овчарки  спокойно  улеглись  неподалеку,  не делая даже попытки приблизиться  к  свёрнутой шкуре.  Похоже они усвоили ритуал и знали, что костями наградят-таки их. И были спокойны. А  меня всё же беспокоила  любопытная мысль: какой же это шашлык? Но взрослых это не беспокоило. Они весело беседовали, поднимали тосты,трапезничали в поднебесных  лугах Кавказа, потом тихо пели песни на незнакомом  мне языке. Вечер мгновенно шагнул в тёмную ночь, а туманная пелена  спрятала от нас яркие-яркие звёзды.  Только  горячие уголья потухающего костра  слабо освещали  округу. У кострища мелькали фигуры чабанов, а отец  укутал меня буркою и  прилёг рядом.  Под буркой было тепло, пахло валяной шерстью  и  незаметно  для себя  я заснул младенческим сном.
          Утро  занялось  сплошным  туманом,  белым  молоком  пронизывающей  влаги, близким  блеянием баранов  и гортанными голосами  чабанов.  Пока мы  разминались после ночи( спать на земле – это вам не в постельке почивать),  чабаны уже успели  подоить  овец   и   передали  удой в молочарню. Солнце  разогрело  склон  и туман  растаял, оставляя  на  травах яркие бриллиантовые капли .     Заметив, что гости его уже проснулись, дядя Якуб  весело приветствовал нас  у  ручья, где обнажив свой торс, умывался   пригоршнями ледяной воды.    Вскоре  все  мужчины  горного   лагеря собрались  на завтрак.  На этот раз была только еда и свежезаваренный  чай. Не было уже ни вина, ни чачи… Впереди трудовые будни.  Меня, случайно попавшего в  такой быт, никак не трогали  незнакомые мне блюда -  но , раздирало неуёмное любопытство: а  где же  вчерашний  шашлык?  Того, как его  стали готовить, увидеть мне не удалось. Однако, финал я  не упустил. На  месте вчерашнего костра возвышалась  приличная гора  золы..
 Разгребая  её, дядя Якуб  добрался до пирамидки  каменьев. Теперь стало понятно, для чего их вчера калили в костре: под ними находилась шкура с бараниной.  Всю ночь камни ,засыпанные золою, свой жар сосредоточили на кожаном свёртке. Теперь из кострища извлекли  не  свёрток из овчины, а  твёрдый кожаный короб. Он послужил  надёжной посудиной, в которой томилась баранина.  И вот папин друг мастерски вскрыл кинжалом заветное   яство и стал выкладывать  содержимое на большое  медное блюдо.  Баранина благоухала ароматами специй, испускала облако пара и  отставала от костей при одном прикосновении к  куску мяса.    Более вкусного блюда из баранины мне ещё не приходилось пробовать. Этот рецепт  мы с отцом не раз повторяли  путешествуя по горам Кавказа. А  перебравшись  на европейские равнины  нашей страны, мы неоднократно повторяли этот приём, запекая добытую птицу в глине, либо рыбу в листьях. Все, кто брал участие в наших охотничьих биваках , непременно  брали наши рецепты на заметку.  Но в  этой истории гастрономические изыски – не главное.  В те дни  мы так и не добрались до перевала… Жизнь внесла свои коррективы, более существенные,-  встретились два боевых друга  спустя десять лет   после смертельных боёв с фашистами.  А это многого  стоит… 


                Нальчик, лето 1952 года
-