Запись 4

Запись 4
Дорогой дневничок. В последнее время ты стал превращаться в некое подобие расписания моих неожиданных и необычных встреч. Во мне крепнет ощущение, что если кто – то прочитает тебя, то мне грозит сгнить в желтом доме, медленно превращаясь в овощ.
Нет, я скажу честно, я ничего не имею против тех, кого общество считает психами. По моему мнению это и есть единственные нормальные личности в нашем трухлявом мирке. Ну, право слово, кто устанавливал законы нормальности? Кто сказал, что если ты спокойно говоришь о смерти, жизни и прочей дряни не так, как остальные, то ты хиппи или псих?
Ведь мы же ни черта не знаем. А вдруг тот, кто ведет себя «неприемлемо» и есть человек нормальный и свободный.
В этом смысле меня всегда удивляли дети. Малолетние подонки и эгоисты, они могут порой выдавать мысли глубже, чем взрослые, видеть шире, чем взрослые. Они могут мгновенно сменить свой стиль поведения с «дикого варвара» на «пай – мальчика» и обратно, даже не изменив выражения лица. Я всегда считал детей некоей точкой поворота. Почему? Да потому что далее человечек либо костенеет под гнетом патриархальных укладов и фальшивой истины этого мира, либо превращается в того самого «нормального психа», о котором я писал выше.
Я хотел бы считать себя «нормальным психом», но, видимо, мне никогда не достичь этого недостижимого и желанного для меня идеала. Мой одеревеневший под воздействием папашиного обывательского воспитания мозг не способен постичь глубину выражения, в котором слова противоречат друг другу. Плюс к тому, это нельзя понять логикой, это можно только прочувствовать.
Кажется, я превращаюсь в какого то заплесневелого философа. Почти каждую свою мало – мальски значительную запись я предваряю длинным вступлением. Почти в каждом из них я выражаю надежду, что никто этого не прочтет. Хотя, по – моему, мое подсознание уже давно желает подкинуть этот дневник кому – нибудь, чтобы тот прочитал и восхитился глубиной мысли и искренностью моих записей. Которых там нет. Но о которых я думаю, что они есть. Короче, я запутался в интригах своей собственной души, потому пожалуй перейду к тому, к чему шел почти страницу.
Сегодня я сидел в парке. Да, не удивляйся, иногда я сижу в парке. Мне не чуждо простое бюргерское наслаждение свежим воздухом и солнцем, даже несмотря на то, что желание погулять у меня возникает крайне редко. Все остальное время солнце для меня просто фонарь.
Я сидел на скамеечке на берегу тихого пруда, созерцая мир вокруг своими ушами. Мои глаза были закрыты. Какой смысл напрягать хрусталик, если ты уже видел все 255 цветов и то, на что их можно наложить. Я слышал, как крякают утки, дерущиеся за хлеб, бросаемый зеваками (вряд ли эти ублюдки хотели покормить животных, они просто наблюдали, как более быстрый вырывыет еду из под носа зазевавшегося селезня). Я слышал шелест листьев в кронах деревьев, я слышал пожилые семейные пары, прогуливающиеся по дорожкам и посыпающие их своим песком. Слышал шуршание велосипедных шин и дребезжание колесиков скейта.
- А у меня котенок. Посмотри какой пушистый, - пропел наивный голосок у моего уха.
Я уже понял, что это девочка лет пяти, убежавшая от мамы – клуши, которая заболталась с другой такой же клушей – и теперь пристающая ко всем с котенком, которого она где – то подобрала. Я решил не открывать глаз, надеясь, что девочка, не услышав ответа, найдет другую цель. Но я просчитался.
- Он очень пушистый, - снова пропел голос.
Открывать глаза мне не хотелось, поэтому я снова промолчал.
- Ну посмотри, - девчонка стала меня слегка раздражать.
- Неужели есть люди, которые ненавидят котят? – скамейка стала ритмично подрагивать и я понял, что девчонка забралась на нее и болтает ногами.
- Посмотри, посмотри, посмотри, - она умела добиваться своего.
Я открыл глаза. Передо мной сидело русое создание с серыми глазами лет пяти (как я и предполагал) в лимонном платьице и белых сандалиях. В руках у нее свернулся белый пушистый комочек, зыркающий из меха двумя точками зеленого цвета. Картина была настолько трогательной, что я чуть было не выпустил наружу пошлые эмоции и лишь в последний момент сдержал умилительный вздох. Террористка болтала ногами и весело улыбалась.
- Я знала, что ты любишь котят и не сможешь устоять, - в ее чистых глазенках мгновениями проскальзывала необычайная наглость.
- Я не люблю котят, - сухо ответил я, собираясь вновь закрыть глаза.
Конечно, этого мне сделать не дали.
- Нет ты любишь котят, просто еще не знаешь этого. А я знаю, - с этими словами она ткнула мне в лицо пушистый комок, от неожиданности выпустивший маленькие острые коготки, от которых я еле успел увернуться.
- Где твоя мама? – спросил я, собираясь отвести террористку к ее мамаше, раз уж мой покой был нарушен.
- Не скажу. Ты меня к ней отведешь, а я хочу тут посидеть, - моя мучительница засмеялась, потом вдруг покраснела и спрятала лицо в шерсти любимца. Или нового любимца, который был подобран пару минут назад.
Она знала все на пару ходов вперед, но от ее смущения мне вдруг стало смешно и я сам расхохотался.
- И чего это мы покраснели? – весело подмигнул я созданию.
- Ничего, - буркнуло создание и тут же пошло в атаку. – Как тебя зовут?
- Не скажу, - ответил я. Мое раздражение сменилось приподнятым настроением и странной легкостью.
- А меня Лейла, - с достоинством ответила девочка.
- Зачем же ты незнакомым людям говоришь свое имя? – поинтересовался я.
- А мы знакомы, - ответила девочка, снова заболтав ногами.
- Это откуда же? – мне вдруг стало любопытно, что ответит ребенок на такой непростой вопрос.
- Черно – белый котенок просил передать тебе привет, - сказала она и стала смотреть на уток. – Правда они смешные.
«Черно – белый котенок». Эти цвета каждый раз вызывали во мне легкую, но ощутимую судорогу. Но ведь это просто ребенок. Она не может знать о моей жизни. Я привел мысли в порядок и спросил:
- Какой – какой котенок?
Она снова рассмеялась.
- Ты тоже смешной. Черно – белый. С красным пятнышком на виске. Он живет в моем шкафу. У него длинная – длинная шерсть. А в ней весь мир.
Воображение глупого ребенка играло со мной глупую шутку. Ведь это же просто совпадение. Так же не бывает. Я взглянул на девочку. Она смотрела мне прямо в глаза и уже не улыбалась. Лицо ее было серьезно. Я отшатнулся и почувствовал на лбу холодный пот. Как несколько месяцев назад, глядя на парня под дождем. Но ребенок не может знать.
- А смерть это совсем не больно, - вдруг произнесла она.
Я судорожно сглотнул. Все это мне не нравилось.
- Откуда ты знаешь про смерть? – спросил я.
- Черно – белый котенок сказал. Он говорит со мной иногда, когда мне страшно в темноте, - она качалась из стороны в сторону, прижав к себе белого котенка.
Я решил перевести тему.
- А этот котенок тебе зачем? – спросил я, показывая на животное в ее руках и надеясь, что она забудет про свои фантазии.
- Черно – белому котенку скучно без друзей, - произнес ребенок зевая.
Меня мелко трясло.
- Откуда черно – белый котенок знает меня? Почему он просил тебя передать мне привет? – я начинал терять контроль над собой. Эта девочка казалась мне уже исчадием ада.
- Он всем просит передать привет. Все люди знакомы – это он мне так сказал, - ответила мне мучительница и звонко рассмеялась.
Я вздохнул с облегчением. Это было просто совпадением. Но фантазия ребенка была просто поразительна. Когда она качалась из стороны в сторону, сжимая котенка в объятиях, я видел перед собой умалишенного, который в своем бреду выводит четкие логические формулы, которые противоречат традиционной логике, но при этом во многом ее превосходят.
- Лейла, - раздался приятный женский голос.
- Я тут, мама, - девочка вскочила и побежала навстречу молодой женщине, идущей к нам.
- Вот ты где. Не убегай больше,- женщина погрозила девочке пальцем.
- Она не очень вам мешала? – обратилась она ко мне.
Я выдавил из себя улыбку и произнес:
- Конечно нет. Милый ребенок.
Лейла подмигнула мне и, взяв мать за руку, пошла с ней по парковой дорожке. До меня долетали обрывки их разговора: «Смотри какой пушистый…можно его оставить?...конечно можно…правда он пушистый?...правда…а черно – белому котенку понравится?...очень…ну, ма, правда он пушистый?…».
Дневник. Вероятно, ты скажешь мне, что я встал на прискорбный путь самоповторения своих мыслей. Ведь эта встреча может показаться похожей на ту. Ты, вероятно будешь прав, но оставляя в тебе мой разум, я не претендую на писательское мастерство (а может и претендую, но втайне).
И, знаешь, почему – то меня не покидает такое ощущение, что в будушем мне придется описать еще множество таких встреч.
(Я не знаю точно были  ли между прошлой и этой записью какие – либо еще записи, доступные мне. Эта запись потому следует за той, что в ней упоминается странный парень под дождем. Я не претендую на достоверность хронологии, в конце концов, читатель волен разорвать этот дневник на отдельные записи и читать их в произвольном порядке)