Не в то время

Не в то время…

Медвытрезвитель был белокаменным с куполообразной зеленой крышей. У входа на подставах сидели два льва с облупившейся гипсовой шкурой.
К медвытрезвителю подкатил «Москвич» с двумя громкоговорителями, похожими на рыльца гигантских цветов.
Из «Москвича» сначала вылез старшина. Молодой, лысый, с крупным лбом и недовольным лицом. Лысина подобралась к ушам и сверкала, как и пуговицы на кителе служивого. За старшиной из «Москвича» показался мужчина. В помятой одежде и седой по грудь бородой.
- Старшина! - сказал мужчина. - За что я попался?
- Эх! - Старшина носком блестящего сапога ударил в гипсовое брюхо. - Не застал я твоих хозяев, не застал.
- Чувствуется мечта! - сказал мужчина.
Он подумал, потом направился к статуе и так саданул ее кулаком, что она, казалось, даже присела от удара.
- Покажи предмет, - пробормотал старшина.
Мужчина выставил кулак. Старшина сличил свои размеры с размерами кулака мужчины и грустно вздохнул:
- Не жалеешь, что не в то время родился? - хмуро спросил он, глядя на статуи.
Они были во вмятинах, словно их обстреляли минами.
- Как не жалею, - тоже вздохнул мужчина. - Еще как жалею! В другое время в двадцать лет империями командовали.
- Кто? - спросил старшина.
- Македонский.
- Нужно запомнить, - бросил старшина. - Для моего метода. Метод у меня такой, - старшина похлопал мужчину. - А тут? - зло закричал он. - Эх! - Носок сапога загнулся коньком. - Никакого авторитета! Никем не командую. Эх! Никого нет в подчинении. Уважения нет. Эх! А знаменитым, ох, как хочется быть знаменитым. - Мощный приступ кончился тем, что старшина заскакал на одной ноге, потом задумчиво посмотрел на кулаки, носки сапога… Вытащил платок и сгреб пот. - Не в то время родился я.
- Не в то! - подтвердил мужчина. - А ведь судя, - он развернул старшину, прошелся руками по ремням, которые так стягивали плоть служивого, что он не рассыпался, если бы даже развалились его кости, - знаменитым должен быть. А не знаменитый. Почему? Не то время, - твердо закончил он.- Вот, вот, -  побагровел старшина. - Я все своим родственникам говорю, а они не верят. Ты веришь. Ты молодец. Да что родственники, -  старшина побагровел еще сильнее. - Всем, всем говорю: вот родился б я в другое время. Эх! Я в детстве бурку из плаща носил, народных героев представлял, штаны матросским клешем, кортик, в войну играл, во сне себя видел, мечтал… И что? Старшина я, а не этот… как его… империей командовал.
- Македонский.
- Вот. Разве я Македонский? Разве это империя? - Он посмотрел на белокаменный медвытрезвитель. - Империя пьяниц. А это разве армия. - Под взглядом старшины оказались двое рядовых, которые разглядывали свои ремни.
- И я тоже мечтал, - вздохнул мужчина. - А если бы ты век назад родился? Да тебе б цены не было… Ты б тогда не то что в штанах, а…
- Подожди, - пробормотал старшина. - Век назад. Это когда же? - Он зашевелил губами, закрыл глаза и стал загибать пальцы. С таким хрустом, словно ломал сухие ветки.
-- Да ты отними сто, -- сказал мужчина.
-- У меня свой метод. Я знаменитые события считаю и, -- старшина закрыл глаза, -- думаю, где бы я в этих событиях был? Нет, -- твердо сказал он. -- Век назад мне родиться было не выгодно. Знаменитых событий не было.
-- Знаменитыми события делают люди, -- сказал мужчина. -- Может тебе попробовать сделать какое-нибудь знаменитое событие?
-- Нельзя, -- вздохнул старшина. -- Мой метод показывает, что сейчас это невозможно. Вообще никаких событий нет. Я книгу одну недавно знаменитую читал. -- Старшина наморщил лоб. -- И кое-какие расчеты сделал. Сейчас без расчетов жить нельзя. Название книжки не помню. А тебе б она очень пригодилась. Ты б сразу понял, что тебе в то время родиться было очень выгодно, и детям твоим тоже. Ты что, ее не читал? Во зараза! -- воскликну он. -- Забыл. А ну напомни мне как книжка называется. Там речь идет о как их… пароходы они таскали по берегу. Хоть это знаешь… кроме водки?
-- По берегу не помню.
-- Ну в упряжках, грязные такие… с бородами, как у тебя, на грузчиков в винных магазинах похожи.
-- Помню, -- сказал мужчина. -- «Бурлаки» Репина.
-- Репин? Это кто? Хозяин бурлаков и парохода?
-- Хозяин.
-- Эх! Добрался б я до него. Он крупный богач был? Знаменитый?
-- Знаменитый. Его Россия знала.
-- Да… если б я его прихлопнул, то знаменитым точно стал бы… Так вот. Во зараза! Опять забыл. Как их звали?
-- Кого?
-- Этих грязных в упряжках… на тебя похожих.
-- Бурлаки.
-- Так вот. Я бы среди этих бородачей, конечно, первым был бы. Не знаменитым, а первым. А знаменитым, ох, как хочется быть. Да ты не сомневайся, что я первым был бы. Я свои размеры с ихними сравнивал. Вполовину меньше. Слабенький народ…
-- Постой! Размеры ты как снимал? Бурлаков сейчас вроде нет. Вымерли.
-- У меня свой метод. Я по картинке размеры снял, -- снисходительно ответил старшина. -- Во зараза! -- Опять воскликнул он. -- Все знаменитые события помню: революцию помню, гражданскую, мировую помню, а название картинки забыл. Ну черт с ней. Я свой собственный метод разработал. -- Он не спеша стал объяснять свой метод. -- Подсчитал вес парохода сначала, потом сколько этих в упряжках и прикинул на свою силу. Я б его один утащил. Сам. Но мне же знаменитым хочется быть, а бурлаком не хочется. Авторитета никакого. Одна упряжка. -- Старшина оправил ремень. -- В упряжках знаменитыми становятся только лошади…
-- И все-таки век назад родиться тебе было очень выгодно, -- твердо сказал мужчина.
-- У тебя что расчеты имеются. Почему век? По моим расчетам, -- старшина зашевелил губами, закрыл глаза и захрустел пальцами, -- не век!
-- Расчеты есть, -- сказал мужчина. -- Сейчас все на расчетах. -- Он заслужил одобрительное похлопывание старшины. -- Смотри! -- Мужчина расставил пальцы циркулем и приставил их ко лбу старшины. -- Ух! -- воскликнул он.
-- Что ух? -- хмуро спросил старшина. -- Если ухну, так ухну. У меня метод…
-- Да я воскликнул «ух!» почему? В одном музее я знаменитый череп мерил. Так он в три раза меньше, чем твой. Выходит, что ты со своим черепом в три раза знаменитей был бы, чем тот череп.
-- Не спеши! -- Старшина напряг лоб. -- А ну повтори. Помедленней.
-- Знаменитый череп в три раза меньше, чем твой. Так! А твой в три раза больше, чем знаменитый череп. Так! Выходит, что ты со своим черепом в три раза знаменитей был бы… А тот череп сто лет назад родился. День рождения у тебя когда?
-- Вчера был.
-- И у того черепа вчера тоже был.
-- Ну а череп чей? -- оживился старшина. -- Чем занимался? В каких знаменитых событиях был?
-- Не помню! -- ответил мужчина. -- Да ты слышал о нем. В книжках писали. Ну как же ее?
-- Вот так и у меня! -- зло закричал старшина. -- Знаменитые события помню, а остальное все забываю. А все из-за таких, как ты. А знаменитым, ох, как хочется быть! Ну а в каком музее череп тот лежит? Это же доказательство для всех кто не верит мне!
-- Забыл, -- вздохнул мужчина, -- водка…
-- Да ты вспомни! Вспомни! Напрягись! -- наседал старшина. -- Я тебя отпущу. Домой на машине отвезу.
-- Забыл. Помню вокруг музея дома большие, большие, а потом все меньше, меньше… Беда. Я против стакана устоять не могу. Видишь, -- мужчина приставил пальцы циркулем ко лбу старшины так, что пальцы доставали до ушей служивого, потом измерял свой лоб и вздохнул. -- Мой в два раза меньше…
-- С этим я, конечно, согласен, что меньше, но, -- старшина ткнул в расставленные пальцы мужчины. -- Метод верный? Без дефектов? Как его? Во зараза! Опять забыл. Как ее… та… что… ну по моему методу она самая верная.
-- Твоя жена?
-- Причем здесь жена! -- налился старшина. -- По моему методу они сейчас самые неверны. Я же о твоем методе говорю. Фу! -- Он вытер лоб. -- Бестолковый ты. Изобрел метод и не знаешь, какой он. Ну, это! На нее сейчас вся опора наша! О ней пишем, говорим. Эх, не понимаешь! Вот у меня метод научный. Ну да! -- закричал он. -- Наука! Научный он у тебя?
-- Без дефектов и научный, -- заверил мужчина. -- Я же им знаменитость с картинки измерял, а потом его учеников. А у них лбы все меньше, меньше… И у нас здесь все меньше, меньше, -- он постучал по лбу. -- Если ты и этому не веришь, так мы это сейчас проверим. Вот берем и измеряем сей лобешник! -- Мужчина приложил пальцы к лбу тронного зверя.
У царя зверей лупились от жары нос, и он приобретал лик, не подобающий сим крупным повелителям животного мира.
-- Да у него лоб больше, чем у тебя, старшина! -- воскликнул мужчина.
-- Так это же… как ее? Во зараза. Знаменитое помню, а эту? -- Он уставился на статую и тер лоб, пока он не стал красным. -- Это же статуя! Лев!
-- Ну статуя, -- ответил мужчина. -- Кто ж против этого спорит. Но зверь тоже мыслит…
-- Так ее же этот делал… Как его? -- вскипел старшина. -- Во зараза. Опять забыл. Ну, как их? Лепят, лепят…
-- Штукатуры, -- подсказали рядовые.
-- Да они же не знаменитые! -- Старшина так выжал легкие, что на медвытрезвитель обрушилась ударная волна.
-- Скульптор, - подсказал мужчина.
-- Вот, вот… скульптор, -- вздохнул старшина.
-- Ну и что?
-- Как что? -- налился старшина. -- Как его, который лепит? Скульптор. Он же ее лепит за… Да что же это такое? -- взревел он. -- Даже эти стал забывать…. как и…, а все из-за того, что не в то время родился. А родился бы я в то время, когда их не было, так и не забыл бы. Фу! -- Он вытащил платок, из кармана посыпалась мелочь. -- Вот, -- торжественно сказал он. -- Скульптор лепит статую за деньги. А за деньги любой скульптор любой лоб на какую хочешь длину растянет, -- рубил он. -- Я вот недавно в одной галерее был. Во зараза! -- Он побагровел. -- Боже мой. Опять забыл. А все из-за таких, как ты. Не могли в другое время родиться! Хотя по моему методу вы… такие и должны были родиться в это время, а я в другое. Ошибка вышла, -- вздохнул он. -- Ну ладно. Хрен с ней, с этой галереей. Она не революция. Там портреты царей и цариц висят. А зачем, я спрошу тебя, их повесили? Место для других не нашли? -- Царей повесили, а тебя нет.
-- Наверное, -- сказал мужчина, -- не в то время родился, не в то… А то точно висел бы…
-- Это хорошо, что ты понимаешь, -- вздохнул старшина. -- Знаешь, -- доверительно шепнул он. -- Мне даже кажется, что эти каменные твари тоже понимают. А самый близкий человек, -- напрягся старшина. -- Во зараза. Опять забыл.
-- Начальник?
-- Ну да, начальник! Не понимает. Эх!
С каменного брюха посыпался гипс.
-- Отпустить тебя, что ли, -- сказал старшина. -- Понимающий ты. Я вообще люблю понимающих сажать, а дураков отпускать. У меня здесь тоже свой метод. Ладно. Отпускаю. Иди. Подожди. Ты хоть понял, почему я тебя отпустил.
-- Добрый ты, -- ответил мужчина. -- Очень добрый и умный. Я как увидел тебя и послушал твои расчеты понял, что добрее и умнее не сыщешь…
-- Хорошо, -- пробормотал старшина. -- У тебя что? Свой метод на добро и мозги имеется.
-- Ну а как же без него. Добрый ты!
-- Да сколько раз вам всем говорить? закричал старшина. -- Я, конечно, человек добрый. Все знают. Но дело в другом. Понимаешь ли ты? Несчастный я. Понимаешь? Несчастный. Не в то время родился. Эх! Ну ладно, иди. Подожди. Вопрос у меня к тебе. -- Он подтянул ремни, словно собирался шагнуть со ступенек на парад. -- Как думаешь? стоял бы против меня этот… как его? Боже мой, -- простонал он. -- Опять забыл. Начальника помню, заместителя помню, а этого? Как его? Ну! Царь. Знаменитое окно он куда-то рубил.
-- Да окон много рубили…
-- Почему много? Я только про одно читал!
-- Это Петр Первый! В Европу рубил он.
-- Нужно было в Азию.
-- Почему?
-- Метод у меня на этот счет свой есть. Так устоял бы против меня Петр первый или не устоял? Да ты не бойся. Говори. -- Он похлопал мужчину. -- Говори это… как ее? Во зараза! Опять забыл. Ну, как же ее. Революцию помню, гражданскую помню, мировую помню. А эту? Лучшее горькую, чем сладкую…
-- Воду что ли! -- бросили рядовые
-- Вот, -- вздохнул старшина. -- Родись среди таких и знаменитым никогда не станешь. Я же говорю о знаменитой пословице: лучше горькую, чем сладкую…
-- Правду! -- сказал мужчина.
-- Да. Правду говори. Я тебя все равно отпущу, если даже правду мне скажешь.
-- Дай подумать, -- начало мужчина.
-- Ту и думать нечего, -- отрезал старшина. -- Я тебе сейчас докажу, что не устоял бы. Идите сюда, -- приказал он двум рядовым, которые подпирали спинами тронных зверей. -- Я тут свой метод разработал, -- пояснил он, когда рядовые неохотно стали по его бокам.
-- А может не нужно, старшина, -- попросили они.
-- Как это не нужно? -- воскликнул старшина. -- Вот так всегда, -- хмуро бросил он. -- Как я берусь что-нибудь доказывать, так мне и говорят: не нужно. Что значит не нужно? -- загорячился он. -- Почему не нужно. Сейчас всё все доказывают, а я должен не доказывать. Что также я делаю. Я говорю о здоровой, нормальной… Во зараза! Опять забыл. Как ее. Ну, ну, ну… от нее ничё не скроется!
-- Милиция, - подсказали рядовые.
-- Эх, выдумал! -- махнул старшина. -- Здоровая, нормальная милиция. Милиция от нее сама не укроется. Ну, как же ее? Знаменитые события она всегда точно отражает.
-- История, - подсказал мужчина.
-- Да, -- вздохнул старшина. -- История. Говорю здоровую нормальную историю здоровому нормальному… Да что же это такое? -- вскипел он. -- Опять забыл. Как его? Фу! -- вздохнул он. -- Муки-то какие. Никак не вспомню. А почему? Да если б я был знаменитым… авторитетом, я б все знал. -- Вспомнил старшина не скоро. -- Человек. Да. Что же здесь такого, если я говорю нормальную здоровую историю нормальному человеку, что я, человек… не в то время родился. А? Становись, -- крикнул он рядовым.
--Так мы твой метод знаем, -- ответили рядовые. -- Он человек умный, со слов поверит. Правда! -- Они заискивали перед мужчиной и трусили перед намерениями старшины.
-- Со слов я не поверю, -- ответил мужчина. -- Сейчас какое время: хватит слов, давай поступки.
-- Ты это брось, брось! -- закричали рядовые. -- Ты кому это верить не хочешь? Нашему старшине. Он на доске почета. Его выбирают… Старшина. Ты слышишь. Он не хочет верить тебе.
-- Оно, конечно, плохо, -- пробормотал старшина. -- Что ты не веришь мне, ну я тебе сейчас докажу. Я тоже слов не люблю. Держись! -- гаркнул он.
Старшина неожиданно присел, ухватил рядовых за ремни, кровавая краска съела блестящую лысину. Рядовые зависли в воздухе, крича, что основатель окна в Европу не стоял бы против старшины. Мужчина засмеялся так, что всколыхнулась борода. Лицо старшины каменело, становилось твердым, как и тронные лики статуй. Рядовые ругали не старшину, а мужчину, грозили своими методами.
-- Так одолел бы он меня или нет? -- ревел старшина, выжимая живые «гири».
-- Одолел бы! -- хохотал мужчина.
-- Что же он этот… как его…? Во зараза! Опять забыл. Как его?
-- Император он, император, царь российский.
-- Что же. Этот император… гад российский… народный сильнее меня. -- Он опять что-то забыл.
Старшина напрягался, слышался скрежет, словно отвинчивали ржавые гайки. В голове у него мутилось. Он даже назвал императора слугой народа и хрипел: так одолел бы или не одолел бы? Рядовые оставили брань и смотрели с высоты двух метров на каменную площадку, словно на собственную надгробную плиту. Старшина рухнул лицом вниз после титанического сражения с земным притяжением. Судьба подручных оказалась более удачной. Они приземлились на собственные опоры и украдкой даже перекрестились.
Старшина лежал без сознания. Рядовые подняли его. Неудачный исход не смутил старшину. Он вновь ухватил рядовых за ремни. Они ухватились за его ноги. Старшина убрал руки, но рядовые прикипели к его сапогам.
-- Этот, как его? Во зараза! Опять забыл! -- закричал он. -- Все знаменитые изобретения помню: бомбы, пушки…, а его, который вечно изобретается, забыл.
-- Вечный двигатель, -- сказал мужчина.
-- Вот, вот. Вечный двигатель, -- сказал старшина после нескольких попыток поднять рядовых вместе с собой на воздух. -- Я могу поднять их, только не самого себя, -- вздохнул он.
-- Что поделаешь? -- тоже вздохнул мужчина. -- Сейчас поднять себя очень трудно… Не то время. В другое время это удавалось И только одному человеку в мире.
-- Это кому? -- буркнул старшина.
-- Мюнхаузену, -- ответил мужчина.
-- Кто такой?
-- Барон.
-- Барон? Врешь. Я сколько знаменитый книжек прочитал, а про этого что-то не слышал. Правда, в знаменитых книжках о баронах не пишут. Может он народный герой какой-нибудь? Не врешь?
-- Не вру! Это человек из сказки, -- ответил мужчина. -- Его дети любят.
-- Эх! -- От сокрушительного удара сапог даже треснул. -- Не напоминай мне о… как их? Во зараза! Опять забыл! Не знаменитые они. Ты сейчас о них говорил.
-- Дети.
-- Да. Дети. Они меня заставили новый метод разработать. Слушай. Пригодится. Я, конечно, старшина. Не рядовой. Но к своему начальнику захожу по своему методу… с согнутой холкой. А если б я был знаменитым, так разве я согнул бы холку. Так вот. Слабость у моего начальника: любит он согнутую холку и на праздник мне за это прибавляет. Для детей. Я же человек семейный. Но не в этом главное метода. Главное в том, что ходи, ходи с согнутой холкой и никого не стесняйся, не стесняйся и не обращай внимания, потому что сейчас знаменитых нет, но, -- он торжественно помолчал, -- но только во время разогнись. Понял.
-- А как же этот момент, время… уловить, чтоб разогнуться, а то можно и согнутым остаться?
-- Я вот сейчас над этим работаю, думаю, -- серьезно сказал старшина. -- Дорабатываю метод. Может, через него хоть капельку знаменитым стану. А знаменитым, ох, как хочется быть знаменитым.