Черные слезы в Мариэле
Через полчаса я уже поднимался по лестнице знакомого дома. На двери квартиры Лурдес была приклеена узкая полоска бумаги с печатями. С минуту постояв в раздумьях возле двери, я стал медленно подниматься со второго этажа на четвертый. Позвонил в дверь Мартина. Он открыл мне сам и молча протянул руку для рукопожатия. Я замешкался:
- У нас не принято здороваться через порог.
Мартин сделал шаг назад и жестом пригласил меня войти.
- Вы, русские, всегда удивляли меня своими странными обычаями.
- Что случилось, Мартин? О каком письме вы мне говорили по телефону?
- Держись, парень. Лурдес и Лолита час назад уехали.
- Куда?
- В Мариэль.
Итак, мои дурные предчувствия сбылись. Накануне мне снилось море и Лурдес в обшарпанной рыбацкой лодке, в которой не было ни весел, ни паруса. Лодка медленно плыла по воле волн, а вокруг нее вода бурлила из-за несметного полчища каких-то крупных рыб. Проснувшись посреди ночи, я долго обдумывал свой сон и пришел к выводу, что звонок от отца Лурдес из Майами близок. Так что по большому счету я уже был готов к тому, что мне сказал Мартин.
- Вы с ними попрощались?
- Да, они поднялись ко мне буквально на минутку. Их внизу ждала машина, на сборы им дали всего полчаса.
- И никаких митингов тут у вас не устраивали?
- Нет, насколько я понял, все сохранялось в тайне вплоть до последней минуты. Думаю, что у Николаса несмотря ни на что до сих пор сохранились друзья на самом верху, он наверняка действовал через них. Я ведь знаю отца Лурдес, Николас на редкость порядочный человек, у него всегда было великое множество хороших друзей.
- Где письмо?
Мартин дружески надавил мне на плечо, усаживая в кресло-качалку, сходил в кабинет и протянул белый запечатанный конверт, на котором были выведены два коротких слова: "Для Антонио".
- Можешь прочесть тут, я пойду сделаю кофе.
- Спасибо, Мартин.
В голове по кругу вертелась одна и та же мысль: "Неужели это все и я ее больше никогда не увижу?" Торопливо оборвав край конверта, я на секунду замер, а затем нерешительно вытащил из него одинокий листок, вырванный из тетради.
"Любовь моя, Антонио, мне никогда не было так тяжело, как в эти минуты, когда я пишу тебе свое первое и последнее письмо. Мы никогда больше не увидимся, и я не увижу твои серые, как осеннее небо, глаза. Как мне будет не хватать тебя, мой милый, только ты один знаешь как. Но обратного пути нет. Если мы с тетей не уедем через десять минут, то я раз и навсегда лишусь единственной возможности увидеть своих родителей и сестру. Это выше моих сил, ведь я в первую очередь дочь, а уже потом все остальное. Постарайся понять и простить меня, все получилось настолько внезапно, что я даже не смогла позвонить тебе, у меня просто не хватило сил. Люблю тебя, моя радость, и буду помнить тебя всегда. Целую крепко-крепко.
P.S. Антонио, я так и знала, судьба сама все решила за нас, ты же помнишь, я фаталистка".
Перечитав письмо дважды, я сидел, уставившись в одну точку. Наконец принял решение.
- Мартин, спасибо за все, я пойду.
- Кофе на дорогу не хочешь выпить?
- Да нет, спасибо. Во сколько они уехали?
- Да чуть больше часа назад.
- Ну ладно, прощайте.
- Что ты решил, Антонио?
- Попытаюсь хотя бы попрощаться с ней.
- В Мариэль не прорвешься, порт наверняка перекрыт со всех сторон.
- Что-нибудь придумаю. Счастливо.
- Приходи в любое время, ты знаешь, что я всегда тебе рад.
Выйдя из дома, я сел в машину и двинулся прямиком к Сан-Санычу. Помочь мне мог только он один. Один на всю Кубу.
К счастью, шеф был в своем кабинете. Он отложил работу и молча выслушал меня, время от времени понимающе кивая головой.
- Жди меня в машине, сейчас сделаю пару звонков, посмотрим, что можно сделать.
Минут через десять Сан Саныч плюхнулся на переднее сиденье "Волги".
- Трогай. Нет худа без добра, давно хотел посмотреть на катавасию, которую они в Мариэле затеяли.
Через полчаса мы оставили позади пригород Гаваны и взяли курс на запад. Сан Саныч нарушил затянувшееся молчание:
- Ты меня извини, Антон, но мне кажется, что так будет лучше для вас обоих. Нужно учесть, что девчонка твоя начнет новую жизнь в Америке не на пустом месте, а на всем готовом. Родители ее там давно обустроились. Выучит английский, отдадут ее в университет. А ты в любом случае через пару недель на пароход должен садиться, кончается твоя служба. Если, конечно, твою гаванскую жизнь можно назвать службой.
- Благодаря вам, Сан Саныч, только благодаря вам. По гроб жизни буду вам благодарен за такую службу.
- Да ладно, Петрович, не стоит благодарности, шоферил ты на совесть и вообще мужик надежный. Все у тебя образуется. Приедешь домой, демобилизуешься, а на гражданке возможностей много. Ты куда хочешь податься?
- Еще сегодня утром думал о том, чтобы как-нибудь так исхитриться, чтобы опять на Кубу приехать. Только никак не мог придумать, как мне это сделать.
- Из-за девчонки своей?
- Из-за нее.
- С Кубой я бы мог тебе посодействовать, но для этого тебе пришлось сперва в спецшколе проучиться, а Лурдес бы тебя за это время в любом случае позабыла. Дело-то молодое, то, что сейчас тебе кажется трагедией, завтра будет казаться драмой, а послезавтра и вообще позабудется. Поверь мне, ведь мне уже сорок с хвостиком. Да ты и сам отнюдь не юнец желторотый, с мозгами, мне кажется, у тебя все в порядке.
- Теперь вот выходит, что нечего мне делать на Кубе. Наоборот, лучше ее позабыть поскорей.
- Ну почему нечего, заняться тут всегда будет чем, во все времена. Тем более зря ты что ли испанский язык учил? Мне для того, чтобы добиться хорошего произношения, приходилось сутками напролет в лингафонном кабинете сидеть, а ты учился между делом, а говоришь уже почти один в один как кубинец. Да если тебя на пару месяцев в кубинскую глубинку отправить, чтобы ты по-русски даже думать разучился, был бы ты готовый агент. Кстати, таких, как ты, не так уж много на весь Советский Союз. Подумай на эту тему. Чем черт не шутит, может быть, захочешь родине послужить в совершенно другом качестве? И мир посмотришь, и себя покажешь. Но только не как Антон Петрович Знаменский, а как Антонио Санчес или Хименес.
- Тогда уж Бандерас, знамя-то по-испански будет "бандера".
- Можно и Бандерас, это дело девятое.
- Подумаю, но только начиная с завтрашнего дня, ладно?
- Конечно, время терпит. Только пока мы не приехали, выслушай еще один мой совет. Если удастся нам найти твою Лурдес, то ни в коем случае не уговаривай ее остаться, ей после Мариэля все равно житья на Кубе не будет, поверь мне.
- Да я и сам так думаю, просто хотелось бы попрощаться по-хорошему, повидаться в последний раз. Мы ведь с ней пожениться думали на полном серьезе.
- Догадывался я об этом, но не хотел вмешиваться в твою личную жизнь, парень ты гордый. Помнишь фильм "Зеленый огонек"? Там Папанов все время повторял фразу "Ну вылитый я в молодости".
- Помню, Сан Саныч, раз пять его, наверное, смотрел. А за ваше отношение ко мне отдельное спасибо, век молиться на вас буду.
- Если бы ты еще знал, как это делается, рядовой Знаменский. Кстати, надо было тебе на дембиль ефрейтора присвоить.
- Нет, это лишнее. Вы же знаете поговорку: лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора.
До Мариэля мы домчались меньше чем за час. Въехав в этот пропыленный городок, мы спросили у прохожего дорогу в порт и вскорости уперлись в закрытые железные ворота. Охраняли их парни в форме министерства внутренних дел. Сан Саныч вышел из машины, поговорил с дежурным офицером на КПП и сразу вернулся в машину.
- Все путем, поехали.
Створки ворот распахнулись с противным скрипом, и мы оказались на территории порта. Доехали до первого пирса, припарковали машину и дальше двинулись пешком. Вокруг повсюду стояли выцветшие армейские палатки, тут и там сновали озабоченные люди в военной форме и в штатском.
Нас обогнал автобус, до отказа забитый угрюмыми мужчинами. Остановился возле одной из палаток, из распахнувшейся двери выскочили двое рядовых с автоматами. Вышедший вслед за ними офицер махнул кому-то рукой и громко прокричал:
- Выходим по одному, строимся в шеренгу. Быстро, сеньоры эмигранты, быстро.
Из автобуса один за другим стали выходить мужчины в мешковатой гражданской одежде. Все как один держали руки за спиной, видимо, по давно сложившейся привычке. Судя по рукам за спиной и лицам с пустыми глазами, явные зэки. Построив своих подопечных в шеренгу, офицер начал перекличку. Отвечали ему без всякого энтузиазма.
Сан Саныч вполголоса прокомментировал высадку из автобуса:
- Не на шутку местные ребята решили тюрьмы почистить. Слышал, что после Мариэля не только тюрьмы, но и сумасшедшие дома наполовину опустеют. Рационально действуют, ничего не скажешь, никого не забыли, включая диссидентов.
Оставив арестантскую команду позади, мы подошли к большой армейской палатке. Сан Саныч уверенной походкой вошел в нее, сделав мне жест рукой - подожди, мол. Меня всегда удивляло, как мой шеф в любой ситуации умудрялся чувствовать себя как рыба в воде, обладая завидным свойством моментально обнаруживать нужных людей и мгновенно находить с ними общий язык. Минут через десять он вышел из палатки в сопровождении молодого офицера, оживленно разговаривая с ним.
- Познакомься, Антон, капитан Моралес.
Ни на секунду не переставая болтать, капитан повел нас по направлению к морю, плескавшемуся метрах в ста от палатки. На голубой поверхности воды слегка покачивались десятка полтора яхт и катеров, судя по названиям на английском языке, приплывших в Мариэль с другой стороны Флоридского пролива. Небольшое рыбацкое судно с крупными пятнами ржавчины на рубке стояло кормой к пирсу. По переброшенному на него деревянному трапу медленно шли люди с чемоданами и сумками в руках. По большей части мужчины с одинаково серьезными лицами, но попадались среди них и женщины с детьми. В самом хвосте грустной очереди, тянувшейся к трапу, я увидел Лурдес и Лолиту, изумленно смотревших в нашу сторону.
Взглянув на мое лицо, Сан Саныч все понял и быстро дал команду:
- Ну, иди, Антон, пять минут тебе на все про все. Больше нельзя, судно уже отходит.
Не успел я сделать и двух шагов, как вылетевшая из очереди Лурдес, громко всхлипнув, повисла у меня на шее. Все ее тело вздрагивало от рыданий, она пыталась что-то сказать, но слезы просто душили мою ненаглядную кубиночку, никак не ожидавшую увидеть меня в эту, и без того тяжелую для нее минуту прощания с родиной.
Обняв хрупкие плечи, я крепко прижал Лурдес к себе, почувствовав мелкую дрожь ее тела, и прошептал ей на ухо:
- Ну все, все, успокойся. Держись, любовь моя, у нас всего пять минут. Давай попрощаемся без слез. Ты не думай, я все понимаю, ты просто не могла поступить по-другому.
- Антонио, милый, у меня сейчас просто сердце разорвется. Не могу, не могу оставаться без тебя, я умру от разлуки с тобой.
- От этого еще никто не умирал, глупенькая. Все образуется. Увидишься наконец со своими родителями, будешь жить с ними, наверстаешь упущенное счастье. Все будет хорошо.
Обернувшись по сторонам и убедившись, что нас никто не слышит, я прошептал:
- Жизнь полна сюрпризов, а вдруг мы с тобой еще встретимся?
Лурдес замерла, сдерживая слезы.
- Встретимся? Но как? Где?
- Вот возьму и приеду к тебе в Штаты. Только под другой фамилией. Приютишь меня где-нибудь у себя на чердаке?
В широко раскрывшихся глазах моей возлюбленной читались десятки вопросов.
- Ни о чем не спрашивай, лучше поцелуй меня покрепче и плыви с легким сердцем. Помнишь, как в песне поется? Бесаме, бесаме мучо.
Наш прощальный поцелуй деликатно прервала тихо приблизившаяся Лолита.
- Антонио, помнишь, я тебе говорила, что не вижу вашего будущего? Сегодня ночью мне приснился сон, он наверняка будет вещим. Вы с Лурдеситой еще встретитесь, поверь мне, старой колдунье.
- Да какая вы старая, Лолита. Плывите с богом, берегите мою красавицу.
Погладив растрепавшиеся волосы Лурдес, я шепнул ей на прощанье:
- Буду плакать черными слезами, пока снова не увижу тебя. Жди меня, где бы ты не оказалась. Привезу тебе земляничного мыла.
С трудом оторвавшись от моей груди, Лурдес в ответ на мои слова впервые улыбнулась:
- Твое мыло у меня с собой, милый, но если привезешь еще, то снова сделаешь меня счастливой.
В последний раз моя кубиночка чмокнула меня в щеку, обняла тетку и с новой силой зарыдала. Лолита обняла ее за плечо и тихо повела по направлению к уже опустевшему трапу. В последний момент она обернулась ко мне и неожиданно взмахнула рукой. В воздухе мелькнул какой-то предмет. Поймав его на лету, я машинально спрятал руку в карман, ни на мгновенье не отрывая глаз от Лурдес. Вот она вошла на борт судна, подняла голову и изо всех сил замахала мне рукой.
Подбежавший к трапу матрос ловко задвинул его на судно и вслед за ним одним прыжком оказался на борту, уцепившись за леера. За бортом суденышка забурлила вода, оно вздрогнуло, как живое, и медленно отвалило от берега. Впереди у Лурдес с Лолитой были 90 миль Флоридского пролива. Если повезет с погодой, то всего через несколько часов для них начнется совершенно новая жизнь.
Сан Саныч с капитаном Моралесом ждали меня метрах в десяти. Шеф неловко улыбнулся мне, хлопнул по плечу и пошел вперед. Кубинец, напротив, довольно засмеялся и пошел рядом со мной, тараторя без остановки:
- Слушай, ну у вас все просто как в кино. Красивая любовь, ничего не скажешь. Еще бы, наши девки могут любого околдовать. Ничего, новую найдешь себе, у нас их много. С белой покрутил, теперь давай мулатку себе ищи. А черную невесту не пробовал найти? Искренне советую попробовать, не пожалеешь. Потом благодарить меня станешь.
До меня его слова доносились как будто откуда-то издалека. В голове крутились вопросы один труднее другого и ни на один из них у меня не было ответа.
Когда мы с Сан Санычем в полном молчании отъехали от Мариэля километров на пятнадцать, я вспомнил о прощальном подарке Лолиты. Сунув руку в карман, вытащил оттуда браслет из мелких африканских ракушек, выцветших от старости.
- Сан Саныч, я подумал. Согласен сменить род занятий, а в случае необходимости даже фамилию. Если меня возьмут, конечно.
- Насчет этого можешь не сомневаться, мы за тобой уже два года пристально наблюдаем. Вся подноготная твоя нам известна. Думаешь, ты случайно что ли ко мне в водители попал?
- Учиться долго придется?
- Не важно сколько, важно что интересно. Не пожалеете, сеньор Бандерас, гарантирую.
Пока мы добирались из Мариэля, почти совсем стемнело. Впереди показались знакомые огни Гаваны. Города, в котором мне было так хорошо последние полтора года. И в котором в одночасье стало так одиноко.
Вот черт, и без того тошно, а тут еще мелодия эта грустная привязалась как назло:
"Бесаме, бесаме мучо"...
Свидетельство о публикации №211041101161