Поссорились на час, а вышло на всю жизнь

               
 Лариса  Ильинична, еще не старая женщина, сидит на лавочке и подъезда и чутко прислушивается к разговору двух молоденьких соседок. Не сдерживая голосов, те яростно обсуждают сначала своих нерадивых мужей, а вскоре начинают разбирать «по косточкам» свекровей. Какие они у них  непонимающие и вообще мешающие   снохам  строить семейную жизнь.
    -А мой-то совсем рассудка лишился,- жаловалась одна из собеседниц.- Как чуть  поссоримся, сразу к своей мамочке бежит на исповедь. Уж не знаю, что она там ему напевает, но как  приходит домой,  начинает уму-разуму меня учить.
-  Да и мой не лучше,- в  тон ей откликнулась другая.- Повадился секретничать с Ниной Петровной - это матушка его, она еще учительницей в нашей школе работала. А мне о своих делах ни гу-гу. Говорит, что я его понимать перестала. - И что за мужики пошли!- чуть ли не в один голос возмущенно заключили подружки.
    Женщина слушала сетования юных особ и вспоминала свое… Как безоглядно поверила молодому безусому солдатику, служившему в одном из поселков под Самарой. Как уговорил он ее, глупенькую, уехать на его родину, в Белоруссию. И там зачалась у них с Борисом новая жизнь – сыночек Венечка. Планировали молодые построить свой дом и не кланяться строгой хозяйке богатого  подворья в ноги по каждому случаю. Свекровь  Ларису, чужачку, сразу невзлюбила. И  когда Василий загулял по своим прежним подружкам, а зареванная невестка попыталась найти поддержку  у его матери, то Раиса Семеновна резко отчитала ее:
  - Негоже молодухе права свои устанавливать. Нагуляется Василь, да и к своей ненаглядной Ларочке   вернется. А ей, дурехе, не следовало бы мальчонку к своим в далекое Заволжье отправлять. Был бы Венечка рядом и отец вился бы вокруг  своей  семьи.
   Лариса пыталась объяснить свекрови, что в начале большой стройки, которую Василий бурно развил, малыш мешал бы им, так как Раиса Семеновна сама в ту пору работала, и нянчиться с внуком могла только по выходным. Но на все доводы свекровь только  усмехалась и винила в семейных неурядицах ее, Ларису.
   Окончательный распад семьи наступил, казалось бы, неожиданно. Мать  из далекого села за Волгой-рекой писала дочери, что Венечка стал ее уже забывать, и надо бы с ним хотя бы повидаться. А еще чует ее сердечко, что Ларисе в чужих людях живется трудно и скучает она по своим  кровиночкам. Вот и сны какие-то тревожные одолевают ее бедную голову…
   Сборы  были недолгими. Василий, как всегда, до утра прогулевал у очередной Матани. Даже не попрощались. Но свекрови Лариса сказала, что если нужна она ее сыну, а ему нужен  их Венечка, то пусть поскорее приезжает. С тем и расстались. И, как оказалось, навсегда. Но это расставание положило начало еще одной разлуке, которая длится почти три десятка лет...
  Воспоминания почтенной женщины прервал гомон детворы. Буйной ватагой они вывались из подъезда  и начали так громко галдеть, что у бабушки Ларисы заломило в висках и зарябило в глазах.
  -Кыш, вы, грачата!- грозно воскликнула она и чуть успокоившись,  посоветовала: - Пошли    бы вы лучше в  парк. Там и качели, и карусели,  ну что вы тут асфальт толкете и кричите как оглашенные.
 Ребятишки  недовольно заворчали,   кто-то из девчонок пренебрежительно заметил:
  - Да не связывайтесь вы с ней. Целыми днями сидит на лавочке и все о чем-то думает. Старая она. Умирать пора. А давайте за яблоками двинем в сады, а?
      Лариса Ильинична сердито покачала головой. Вот пострелята. В глубокие старухи ее уже записали. А ведь, похоже, среди таких вот вихрастых мальчишек  и девчушек могли бы бегать  ее  правнуки. Да они, может быть, и бегают, но не у ее ног,  и  досаждают своими криками какую-то другую бабашку, но не ее, не у ее подъезда, не под ее  окошками. И снова клубок воспоминаний, словно по велению прожитых лет, покатился по ее жизненной дорожке. 
     Своего Василия она так и не дождалась. Мать и старшая сестра Инна настояли на том, чтобы Лариса поскорее нашла работу в  ближайшем поселке нефтяников. Венечку решили оставить пока в деревне, где после развода временно жила Инна. Родители, едва опомнившись от разладов супружеской жизни своих дочерей, пытались как-то помочь обеим обрести себя в новой жизни. Вскоре Лариса познакомилась с Юрием, который был к этому времени разведен и платил алименты на сына. О Венечке только и сказал:
-Если родители Ларисы не против и им не в тягость воспитывать внука, то пусть будет так, как есть. Тратиться  на детей будем одинаково, навещать - по возможности.
     У них и вправду к тому времени не было ни квартиры, ни домашней обстановки. Ютились в вагончике, затем получили  жилье в городке. Долго стояли в очереди на расширение жилплощади. Родилась в их семье  доченька. Веня к этому времени уже в школу пошел. К деревенской жизни прирос всей душой, и даже погостевать к маме Ларе отправлялся неохотно, как бы стесняясь, что вдруг рассердится крестная Инна.
    Лариса тогда как-то не придала особого значения  Венькиным  опасениям и зависимости от тетки. Что скрывать, не она, мать, чаще всего была с мальчонкой рядом, а любимая крестнушка, которая племянника баловала, холила, зацеловывала. Своих-то деток Бог ей не дал, да и второй брак счастья ей не принес. Так и жила одна, заботясь о Венечке, при каждом случае подчеркивая, что не та мать, что родила, а та, что воспитала…
   Пришло время провожать Вениамина в армию. Все чин-чином сделала Лариса Ильинична, чтобы по-хорошему  проводить сына на службу. При расставании море слез и причитаний, конечно же, исходило от крестной Инны. Повиснув на плечах новобранца, она голосила так, словно никогда уже не увидит своего любимца. Венька виновато посматривал на мать, тоже хлюпал носом и хрипловатым баском уговаривал обоих:
-Вы че, одурели что ли? Не на войну провожаете. Вернусь. Ждите!
  Первое письмо  из Афгана Лариса и Инна получили в один день. Но старшая сестра настырно утверждала, что написано оно было на неделю раньше, чем ей, Ларисе. Та промолчала, молясь Богу, чтобы их Венька не лез под пули, не тратил себя понапрасну на эту непонятную для русских матерей войну.
    И молитвы ее дошли до спасителя. Вернулся сын живой, хоть и подштопанный, да еще и успел жениться на  госпитальной медсестре. На семейном совете отчим сказал, что молодые должны жить с ними вместе. Квартира у них большая, места хватит всем.
    Крестная к тому времени, будучи уже в годах, вышла замуж за старика-инвалида, и  Венькины семейные заботы  для нее отошли на задний план. Но какими-то незримыми крепкими нитями она держала  своего крестника на коротком поводке и при удобном случае этот поводок натягивала.
  У Ларисы Ильиничны, загруженной заботами, и в голове не могло уложиться, что ее союз с сыном  вскоре будет нарушен.
    Как-то Венька заявился после работы сильно пьяный. Мать прикрикнула на него:
- Хватит мне и того, что муж от  рюмки  намедни едва отлепился. И ты туда же метишь?
    Горячий в мать, он не сдержался, начал грубить. Слово за слово,  разгорелась перебранка, а затем Венька, схватив руки  матери, сильно толкнул ее в грудь и грязно выругался:
-Ты вот тут меня упрекнула, что я  на тебя, свою кровную мать.  голос повысил и руку поднял. Была бы действительно мне настоящей матерью, этого я бы не позволил никогда. Я Афган прошел. Меня  там убивать знаешь, как научили. Но, чтобы с матерями воевать-это не в моих правилах. Тогда почему  я в этом доме как чужой? Словно из милости взятый на квартиру. Иду сюда, как подневольный , а сам все думаю - откуда идет холод? Да от тебя, мамаша.
    Правильно крестная мне говорила, что это она меня воспитала, а ты, ты свою жизнь с этим  пьянчугой устраивала. Меня, как кутенка, на деда с бабкой бросила. Вот и получай, что заслужила,-  и залепил ей звонкую пощечину.
     Через час  молодые, собрав скромные пожитки, покидали дом Ларисы Ильиничны. В голос ревела младшая сестренка. Одубевший после очередного запоя отчим растерянно топтался в прихожей.  Мать, с окаменевшим лицом сидела на скамеечке у подъезда  и сквозь горькие слезы вглядывалась в удаляющие фигуры сына и снохи. Вскоре она узнала от  чужих людей, что Веня  и Света устроились  в Самаре. Там и жилье снимают. Ждут прибавления в семье.
  От чужих людей узнала, что родилась у нее внучка, но на крестины ее не пригласили. Ездила одна крестная Инна. А затем  с ответным визитом к крестной стали приезжать  Веня с семьей. К матери не заглянули ни разу. Они же взяли на себя похороны тети Инны, которая с того злополучного дня к сестре на глаза не показывалась. Ссора и обида разрушила родственные нити, крепче которых, как казалось  Ларисе Ильиничне, не может быть ничего.
    Давно уже покоится прах родной сестры на местном кладбище, но Лариса Ильинична ни разу не навестила ее могилку. Ни разу с того страшного дня не виделась и с Веней. Года три назад пришла телеграмма со скорбной вестью о гибели Олеси - дочки сына. На похороны приглашалась только сестра Вени. Про бабушку и мать не было сказано ни слова. Решили с дедом  послать денег на похороны. Сами не поехали. Дочка поддержала мать:
 - Если  даже в таком горе   Веня не вспомнил о тебе, то и я не смогу быть там, с ним рядом. Мы же должны быть вместе. Все вместе, а не на выбор. Я, мам, выбираю нас.
      Что чувствует мать, переживающая столь долгую разлуку с любимым сыном-первенцем, столь жестокий разрыв между  самыми родными людьми? Отвечая на свой мысленный вопрос самой себе, Лариса Ильнична размышляет:
  - Нет ни одного дня, чтобы я не вспомнила об этом. Огненная стрела от затылка до пят пронзает меня всякий раз, как только я возвращаюсь к  тому злополучному дню. И виню уже не столько свою  сестру за то, что вольно или невольно внесла  разлад в наши с сыном отношения, сколько себя одну. Мне тогда не хватило терпения и мудрости, понимания и милосердия. После Афгана сын изменился сильно. Если бы он  тогда  мог рассказать, через какие страхи и страдания прошел  на этой проклятой войне… Может быть, полегче стало бы на душе. И  у меня, и у него. Может как-то это сблизило нас.
  И за свою Светку он переживал сильно. Ведь, по сути, она оказалась в таком же положении как я когда-то. Меня свекровь не поняла и не поддержала. Выходит, и я тоже так же сурово и несправедливо  поступила. Надо бы мне тогда не с сыном объясняться, а хорошенько поговорить с сестрой. Чтобы язычок-то прикусила и не делила бы Веню. Она ведь  призналась, что всю жизнь мне завидовала и Венечку перетягивала на свою сторону, чтобы в старости не быть одинокой. И что получилось? Три несчастные судьбы. Три одиночества.
     Сердцем чую, что мается мой Веня  без  материнского благословения и покрова. Тяжело ему. Вот доченьку потерял. И оплакивала ее я в одиночку. А он себе там слезы проливает. Кому нужны такие потери и разрывы? Кому?
    …Давно уже отгорел закат. Угомонились ребятишки. Покой и тишина опустились на тихий наш городок. Одинокая фигурка  притулилась на скамеечке. Окна ее квартиры темны и глухи. Но вот мелькнула фигура парнишки:
 -Ба-б, ты, что тут притихла? Спать собираешься? Я заночую у тебя?
   Лариса Ильинична встрепенулась:
-Ох, Венька, достанется же  тебе от матери!  Она и так на меня сердится, что своего любимого внука к себе  чуть ли не на житье переманила. И че мы ей завтра  скажем в оправдание?
-Как всегда, ба!  Скажем, что невест с тобой долго выбирали. Они тут перед тобой весь день венчались у подъезда. Мамка и поверит,-  ласково откликнулся на ее воркотню юношеский басок.
   Подхватив легенько бабушку под локоток, сильный и красивый Венечка - вылитый дядя Вениамин - зашагал вместе с бабой Ларой к двери.