1965 г. Ежик без головы и ножек

1965 г. Ежик без головы и ножек
Первым моим домашним животным был, как не странно, ни попугайчик, ни котенок, ни щенок, а ; ежик! Было это очень давно – 45 лет назад, поэтому воспоминания о нем совсем обрывочные. Поэтому то, что я пишу, скорее реконструкция со слов матери, истории про то, как у нас в квартире жил ежик.

Отец, будучи осенью на «картошке» (сельхозработах, обязательных в те дикие советские времена для многих категорий граждан, в первую очередь, студентов и служащих, инженеров и даже рабочих) привез оттуда домой ежа. Зачем он это сделал остается загадкой. Чем приглянулся он моему отцу ; не знаю. Ребенку вряд ли нужна такая колючая игрушка, которую нельзя ни погладить, ни посадить себе на колени, к которой нельзя прижаться щекой и почувствовать живое тепло. Да и умственные способности ежика не слишком велики – не будет он как собака или кошка отзываться на свое имя, не будет прибегать по команде «на», не будет ласкаться у ног. Скукота!

Да и ежику – лесному жителю – квартирный быт не в удовольствие. Ко-готки не втягиваются – только по мягкой земле и ходить, а не по деревянному паркету ; больно однако. Покопаться не в чем (земли нет), а ведь как хочется. Тяжко, тяжко ежику в чуждой для него среде, как мне в Антарктиде. Да и жарко, очень жарко. В общем – какими идеями руководствовался мой отец принося домой этот колючий шарик – не знаю. По-моему – просто сдура. Было парню всего 27 лет, поймал ; во, типа, бесплатная игрушка для ребенка. Самому бы ему такую игрушку…

Меня всегда удивляли люди, которые вот так, с бухты-барахты, притас-кивают домой различных диких животных. Начать с того, что они просто-напросто лишают их свободы, что само по себе уже тяжкий грех. Да и не могут создать хотя бы близкое подобие естественной среды обитания. Про-стительно, когда люди это делают, как мой отец ; по глупости. А ведь есть такие, которые под это варварство еще и морали подводят, что дескать спа-саем их от бед и несчастий, которые могут с ними приключиться на воле. В доме их и волк не съест, и болезни вылечим, и накормим вдоволь. Вот только забывают об одном такие «любители животных» (в кавычках), что, помимо, болезней, еды и опасностей, существуют еще понятия «родина», «со-племенники», «мать», «отец» и просто ; «привычное место обитания». Лишая всего этого живое существо, мы наносим ему невероятный вред, который вряд ли восполним обильной едой и ветеринарной помощью. Спросите таких людей ; желали бы они своему ребенку оказаться одному на острове в тропиках или в Баренцевом море, среди инопланетных существ, которые кормят его, лечат и даже разговаривают с ним на своем непонятном языке. Как бы жил их сын или дочь с сознанием того, что больше никогда не увидит ни родного дома, ни родной матери, ни ляжет спать на своем любимом ди-ване. Это ли счастье? Хотя? Может быть ; как кому?

Помню, что у ежика было очень мягкое и нежное брюшко, и он был почти не колючий, если наловчиться его аккуратно гладить «по шерсти». Сво-рачивался он в клубочек или нет – не помню. Осталось в памяти, что он все-гда очень торопился с уморительно деловым видом. Обычно туда – где по-темнее. При ходьбе он очень смешно дергал носом вверх-вниз, вверх-вниз.

Выбросить его, видимо, не поднялась рука ни у матери, ни у бабки, и он стал жить у нас. И тут же у всех, включая ежа, начались проблемы.

Во-первых, еж оказался ночным охотником. Его любимым занятием было ходить по квартире ночью и чего-нибудь искать. Бабка стала жаловаться, что он сильно топает своими коготками по паркету и не дает спать. Действи-тельно, ясли я пытаюсь вспомнить этот звук, то он мне кажется намного громче звука мышиных коготков. Поэтому ежа стали на ночь запирать в туа-лете. Понятно, что ему это совершенно не нравилось и он каждую ночь пы-тался вырваться на свободу. Между дверью и полом была небольшая щелка – еж засовывал туда свой нос и тер им низ двери. Он то ли хотел ее при-поднять, то ли протереть дырку, трудно сказать. Дверь он, к сожалению, не осилил, зато на его носу осталась очень характерная отметина светлого цвета.

Во-вторых, еж гадит где придется, а его фекалии настолько клейкие, что отодрать их от паркета было очень сложно. Никаких туалетов он не понимал и не признавал поэтому коридор между кухней и комнатами стал липким и грязным.
Ел ежик, в основном, мясо и очень-очень любил молочко. Вот это я  помню отчетливо – чавканье ежа, пьющего молоко. Как будто это не ма-ленький ежик, а большая-большая свинья чавкает в корыте. Ужасно громкий и неприятный звук. Но мне, как ребенку, это было даже очень смешно, ведь меня, как и всех детей, учили не чавкать за столом и мне было очень радо-стно, что нашелся тот, кто обогнал меня в мастерстве чавканья.

Время шло, ежик рос, а с ним росли и проблемы. Чем больше ел вы-росший ежик, тем больше он гадил, да и топанье его становилось все громче и громче. Дверь, которую он тер своим носом не поддавалась, зато нос был постоянно кровоточил.
Зима прошла, приближалось лето. В лесу становилось все теплее и те-плее, снег сошел. К тому же у родителей жизнь дала трещину. Им уже было не до ежиков. Поэтому в мае мать решила отнести ежа в Зоопарк. Сделала она это, почему-то без меня, поэтому мне в душу закралось подозрение ; а правда ли все это. Хотя она рассказывала, что, принимавший этот колючий дар, зоолог сказал, что еж будет направлен в немосковский зоопарк, по-скольку в московском зоопарке ежей навалом. Все. Ежика не стало.

Но получается так, что мы с ним встретились еще один раз. Конечно, он ли это был или нет – точно неизвестно. Но буквально через полгода по те-левизору шла какая-то передача про животных, и там показывали предста-вителя Ленинградского зоопарка, который выступал вместе с ежом. И у этого ежа была та же самая белая отметина на носу, как и у нашего ежика. Ос-талось в памяти, что мать громко кричала ; «смотри, смотри, это наш ежик, вот отметина на носе!» Если это так, то мне его жаль ; значит он умер в неволе.

Но, несмотря на то, что еж недолго жил с нами, образ ежика прочно вре-зался мне в сознание. Ведь это было первое животное, к которому я при-тронулся рукой. Мать не разрешала мне подходить на улице к кошкам и со-бакам, поскольку они могут меня укусить или оцарапать. Она так усердно пугала меня собаками, что лет до 12 я очень боялся собак и, если видел сидящую или идущую собаку, то старался обойти ее стороной, лишь бы только не встретиться. Я шарахался даже от домашних собак, которых хо-зяева вели на поводке. Настолько я был запуган. Поэтому само понятие «ежик» стало для меня олицетворением чего-то очень красивого, доброго и нежного. Я сам, в своих детских играх, представлял себя ежом или челове-ком, но человеком, принадлежащим к клану ежа. Я обожал те детские сказки, где в числе персонажей были ежи. И даже конфетки в виде шариков, ко-торыми угощала меня какая-то мамкина знакомая по имени Люся, живущая недалеко от нашего дома, я называл «ежичками». И так и говорил мамке – «пойдем к тете Люсе за «ежичками». Интересно, что это были за конфетки. Как помню, по виду типичные «кугели», а какие? Может немецкие, может австрийские ; теперь уже не узнать. Завернуты они были в фольгу желто-золотистого цвета с какой-то коричневой эмблемой.

И долго, долго, образ ежика, был для меня, скажем так, тотемным.

А у моей матери, наоборот, еж не вызывал добрых чувств, ведь с его появлением в нашем доме, начался семейный разлад. Конечно, еж тут не причем, но суеверие: «принес колючее», значит «принес злое», получило свое очередное подтверждение. Ежа сдали в Зоопарк, а родители все равно разошлись, причем навсегда ; больше они никогда не встречались.