Тамара

 
 

    Если кто думает, что на свете есть дураки, то он глубоко заблуждается. Все умные, но некоторые просто придуриваются, так жить легче. Им легче. А вот умный рядом с таким придуривающимся порой чувствует себя идиотом.
    Вот такая у меня,  с некоторых пор, философия. Расскажу, как я дошла до неё.
 Когда-то я, совсем молодая, работала на Севере в одном из морских портов, в отделе, который занимался отправками  домашних вещей, различных грузов  на материк и обратно. Люди у нас ведь непоседливые. С места на  место так и тянет их полетать. А когда БАМ начали строить, жизнь в порту превратилась в сплошной кошмар, народ помчался на новую стройку с семьями, со  всеми пожитками. Мы, четыре тальмана отдела по отправке домашних вещей просто перестали справляться с работой. Север – это, как другая страна. Человек мог подойти к нам в обеденный перерыв, проехав 300-400км по  морозу  до -50, мы наливали горячий чай, отогревали. И после работы могли задержаться, не бросать же людей. А пароходы почему-то приходят   в выходные и праздничные, и кому-то из нас опять  на работу. Но силы кончились, и мы  слёзно начали умолять начальство взять ещё одного человека.   
    Выпросили… себе на беду.
    И он  настал, этот день «Х». Мы знали, что новый работник  - молодая женщина, и ждали с нетерпением, приготовив ей и стол, и стул, и пишущую машинку.
    Я сидела напротив двери и всё время поглядывала на неё. Наконец, та отворилась и вошла яркая дама, мимо которой не пройдёшь,  не заметив.
Брюнетка, восточного типа, статная, с высокой грудью. Ярко- красная накидка, темные очки – ну,  королева Шантеклера.
   Она не прошла, она  прошествовала через операционный зал к нам за барьер, сняла  очки, и вот тут – да,  вот тут во мне первый раз в жизни что-то  щелкнуло, насторожило нечто, чему я объяснения дать не могла. Потом  узнала, что это «нечто» называется интуицией, шестым чувством.
   Так вот, Тамара, так звали новенькую, сняла очки, глянула пустыми глазами, шмыгнула носом и, сделавшись как-то меньше ростом,  даже не сказала, а скорее хихикнула: «Здрасте».
«Что за наваждение, - подумала я,- что- то  не так, а понять не могу.»
Так начался этот  кошмар, этот апокалипсис. И имя ему – Тамара.
   Она не могла научиться ничему. Она могла запросто написать вместо станции назначения Курск  какую-нибудь деревню Заколдуево, и жди получатель свои вещи! Все её документы приходилось перепроверять, то есть терять время, которого не было, отправлять теле – и радиограммы с просьбой исправить отправителя, станцию назначения, получателя Иванова на получателя Петрова и т.д. Документы строгой отчётности уборщица приносила утром, вынув из её мусорки,   клиенты сосали валидол, глядя, как она одним пальцем  печатает на машинке, ошибается, берёт новый лист…
   Прошло полгода, но запомнить один – единственный тариф 12 рублей 53 копейки она так и не смогла  и писала, что ей в голову взбредёт. Сначала я учила её терпеливо, потом нервы начали сдавать, и когда я в очередной раз, потратив свой обеденный перерыв на исправление её ошибок, взвилась: « Не можешь работать, не соображаешь ничего,  иди полы мыть», то краем глаза ухватила какую – то смешинку в её глазах, как – то змеисто дрогнули губы, и тут же  какой  - то миг,  и передо мной стояла всё та же,  кислая, плачущая,  непонимающая Тамара. А во мне опять что – то щелкнуло, и я опять не поняла, что же это.
   Так и мучились. Как - то приходит она весёлая, счастливая: влюбилась!       
   А мы обрадовались – все молодые, глупые – думали, что замужем  поумнеет.   
Он художник, двухкомнатная  квартира. Вот повезло. Теперь  только и слышалось «Коленька, Коленька». Принесла пряжу, и все обеденные перерывы доставала нас нытьём, как связать для любимого шарфик.
   А вязала она хуже, чем печатала на машинке.
Очень быстро они дошли до ЗАГСа, и а в отделе везде валялись листочки, листики, огрызки бумаг,на которых молодая жена изобретала роспись для новой фамилии. Пригласила всех в гости знакомиться,  но я демонстративно не пошла, потому что опять поругалась и видеть её не могла. Для меня  она была законченной дурой, и в своём максимализме я не давала ей поблажек. Но, видно, она меня уже просчитала и, как-то  тихо просияла, узнав, что я не пойду. Я решила быть настороже. А только поздно было – то!
Вернувшись, мои подруги с удивлением рассказывали, что дома, принимая гостей, она выглядела очень даже неплохо.  Зря я не пошла.
   Так и работали. Тамара шлёпала одним пальцем на машинке, вязала мужу шарфик, распускала, опять вязала. Я, ругая её на все лады, исправляла ошибки в документах, клиенты жаловались…
   А, однажды горе наше луковое на работу не вышло. Посмеиваясь, что, мол, муж молодой задержал, мы до обеда ждали её, не сообщая о прогуле, ждали звонка,
   Но в обед позвонили начальству, и начался  сыр-бор.
Под конец рабочего дня не вошёл, а ворвался Коленька. Растерянный, взволнованный.
   -Пришел домой,- стонет,- а её нет и ничего нет, ни картин, ни мебели, ни ковров, то есть вообще голые стены, пол и потолок. И записка.
   И протягивает нам клочок бумаги: « Коленька, прости за всё. А шарфик я довяжу и вышлю».
   Дальше была просто рекламная пауза. Потом милиция.
 
    Так и исчезла, затерялась в северных необозримых далях восточная красавица с красивым именем Тамара.
Вывезти вещи из двухкомнатной квартиры, собрав всё это враз,     это как надо   умело организовать дело, и кто?
   Та, которую я за умную и в страшном сне не могла представить. Вот поэтому-то я твёрдо знаю: дураков нет, и, если встречаю такого, то настораживаюсь сразу, и упорно ищу, куда и зачем он свой ум запрятал.