Портрет

У каждой юной девушки есть свой рубеж, за которым она начинает чувствовать себя женщиной. Часто он связан с какой-нибудь историей, которая, как катализатор, проявляет то, что рано или поздно должно проявиться.
Моё осознание того, что я уже не ребёнок, произошло в результате как раз такой жизненной истории, которую я вспоминаю до сих пор.

Тогда мне было шестнадцать. Несмотря на уже недетский возраст, в душе я была ещё совсем ребёнком – домашним, застенчивым, полным комплексов и предрассудков. Я считала себя некрасивой. То, что периодически в классе и на улице ко мне приставали мальчишки,  не могло убедить меня в обратном - ведь все свои физические несовершенства, незаметные для других,  я рассматривала словно под микроскопом: ресницы мои были слишком светлыми; грудь – слишком маленькой; волосы – недостаточно пышными, а ноги - недостаточно длинными. 
На самом деле, была я очень даже симпатичной натуральной блондинкой, с прекрасной спортивной фигурой. Но это я уже сейчас понимаю.

Однажды мамина коллега по работе спросила, не могла бы я после уроков позировать её дочери, которая училась на последнем курсе художественной академии: ей нужно было сделать несколько работ для выставки. 
Я с радостью согласилась: во-первых, это занятие было мне уже знакомо – дочь-художница (назовём её, к примеру, Валя) иногда приходила к нам домой и рисовала меня и мою старшую сестру - художникам надо много рисовать, и я с удовольствием наблюдала, как из штрихов и цветных пятен вырисовывается красивая картина или портрет; а во-вторых, я восхищалась самой Валей. Это была настоящая художница, красивая, миниатюрная, с огромными глазами и загадочной, немного отрешенной улыбкой.

После школьных занятий я поехала к Вале. Теперь она жила отдельно от родителей, потому что недавно вышла замуж за художника-однокурсника. С её мужем я была незнакома.
Валя усадила меня в кресло и сделала нужный свет. Пока она рисовала, мы болтали о том-о сём, и я была горда тем, что Валя разговаривает со мной как со взрослой. Вскоре пришёл её муж – симпатичный весёлый парень.
- Привет, - сказал он мне.
- Здравствуйте, - вежливо поздоровалась я: для меня он был уже взрослым дядечкой.

Я приходила к Вале через день. Валиного мужа я стеснялась, и старалась общаться с ним поменьше. Хотя он был очень приветлив, и вовсю старался меня растормошить.
Честно скажу: позировать – нелёгкое занятие.  Нужно сидеть, не шевелясь, по тридцать-сорок минут в одной позе. При этом всё тело начинает, как бы,  цепенеть, что очень неприятно. Но и долгая дорога туда и обратно, и затёкшая спина  были мне нипочём:  портрет, который постепенно вырисовывался на Валином холсте, поражал меня и приводил в неописуемый восторг.
На нём я была такой, какой всегда мечтала быть – красивой, уверенной в себе, и в то же время удивительно нежной и женственной. Обладая несомненным талантом настоящего художника, Валя увидела во мне то, что лежало на дне моей души в зародышевом состоянии. Увидела – и перенесла на холст. 

Как все художники, Валя не любила показывать незаконченные картины, но мне, перед уходом, всегда позволяла смотреть – и я не могла оторвать взгляда от себя, нарисованной.
- Валя, ты – потрясающая художница, - сказала я ей однажды, глядя на свой портрет.
Валя отшутилась, но я видела, что ей было приятно моё восхищение. 

Я поняла, что этот портрет должен быть моим. Потому что, когда я смотрела на него, то становилась именно такой, какой была на нём изображена.
Обычно Валя всегда оставляла нам свои рисунки в благодарность за наши труды – после того, как показывала их преподавателю,  но эта картина должна была висеть на выставке в художественной галерее. Тогда я решила её купить – на все деньги из своей копилки.
- Валя, - отважилась я однажды, как и положено, неподвижно сидя в кресле – я хочу купить у тебя эту картину.
- Ну-у, - протянула Валя, не отрываясь от работы – у тебя на неё денег не хватит.
- Я серьёзно, - сказала я, видя, что она шутит – Можно мне будет её забрать? Это самая лучшая картина, которую я когда-либо видела.
Валя поняла, что мне ужасно хочется её иметь.
- Вот повисит на выставке, и заберёшь, - великодушно согласилась она, и я готова была её расцеловать. – Портрет, и вправду, удался.

Я была на седьмом небе от счастья. Даже поборола свою робость и запросто  болтала с Валиным мужем, пока, по Валиному приглашению, пила чай на кухне. Мне казалось - ей приятно то, что я, наконец, перестала дичиться её мужа.   
- Ну, а парень у тебя есть? – спросил он.
- Пока нет, - честно призналась я.
- Почему?
- Да не знаю, - пожала я плечами. – Не нравлюсь, наверное.
- Как же ты можешь не нравиться? – Удивился Валин муж. – У тебя – и внешность, и характер – всё на месте.
- Это смотря, на чей вкус, - вдруг как-то жёстко сказала Валя, и я только сейчас сообразила, что она всё время молчала и не участвовала в нашем разговоре.
Муж замолчал, а потом сменил тему:
- А как ты к нам добираешься?
Я рассказала.
- Эх, ты, - сказал он – есть дорога гораздо короче. Если хочешь, покажу.
- Конечно, покажи, - ответила вместо меня Валя, и улыбнулась мне на прощанье, но  как-то очень натянуто.

Валин муж пошел со мной, чтобы показать мне короткий путь. Выйдя из парадного, я оступилась, и он подхватил меня под руку. Я поблагодарила и стала отряхивать куртку. Машинально глянула вверх, и увидела на балконе второго этажа Валю. Она стояла на балконе и внимательно смотрела нам вслед. Я радостно помахала ей рукой, и она помахала в ответ.

Потом я приходила к Вале ещё несколько раз, и, наконец, портрет был готов. Мы договорились, что Валя позвонит мне, когда его можно будет забрать.
Я ждала, сгорая от нетерпения, и так красочно расписывала его своим родителям, что и им тоже не терпелось увидеть этот замечательный портрет.
- Только обязательно купи конфеты или букет цветов, - посоветовала мне мама. – Раз этот портрет так уж хорош.

Через две недели Валя позвонила.
- Всё, - сказала она. – Можешь забирать.
Я радостно её поблагодарила, но что-то в Валином голосе мне не понравилось. Несмотря на детскую наивность и доверчивость, я почувствовала, что что-то не так. Валя явно сердилась на меня, но я не могла взять в толк – почему. Мне не хотелось забирать портрет самой, и я попросила сестру поехать со мной.

С букетом в руках и коробкой конфет под мышкой, мы позвонили в Валину квартиру. Дверь открыл её муж. Он был какой-то поникший  - не такой как всегда. Поздоровался, потом, видно,  хотел что-то сказать, но промолчал.
- О, цветочки! – Насмешливо сказала Валя, выйдя нам навстречу, и приняла цветы.
Она проводила нас на кухню, стала угощать чаем и болтать с моей сестрой. Муж прошёл за нами и, прислонившись к стене, молча наблюдал за Валей. Она же его полностью игнорировала, точно так же, как и меня.
- Ну, а где же портрет? – Наконец, спросила моя сестра.
- А, портрет… – Валя мило улыбнулась. – Ну, пошли.
И она повела нас в комнату. Посреди комнаты стоял мольберт. К нему скрепкой был прикреплён обычный  лист ватмана, на котором на скорую руку был сделан набросок в виде шаржа: нелепая девочка с длинным носом, сидящая в кресле, в руке – огромная роза.
Моя сестра засмеялась:
- А что,  похоже, - сказала она.
- А где ТОТ портрет? – Тихо спросила я.
- А тот портрет я загрунтовала, - невинно ответила Валя, сняла ватман с мольберта, свернула его в рулон и вручила моей сестре. Её муж смотрел на меня с каким-то страдальческим выражением лица, но я думала только об одном – поскорее уйти, чтобы не доставить Вале удовольствие увидеть в моих глазах слёзы.

Мы с сестрой вышли на улицу. Я подошла к ближайшему мусорному баку и затолкала туда ватман, свёрнутый в рулон.
- Ты чего? – Удивилась моя сестра. Она не поняла, что произошло. Я тоже не совсем это понимала. Я  только чувствовала, что меня несправедливо обидели – специально, причём так, чтобы было больней.
Что произошло, объяснила мне мама:
- Ну, успокойся, - обнимала она меня, пока я рыдала у неё на плече - она просто приревновала к тебе  своего мужа.
Помню, я так поразилась, что даже плакать перестала. Как такое может быть? Она – красавица, талантливая художница,  богемный человек – ревновала ко мне – неуверенной в себе девчонке-школьнице, застенчивой серой мышке?
И, несмотря на всё моё горе, я почувствовала гордость.

После этого случая моё отношение к самой себе резко изменилось - я поверила в свою привлекательность.
Через год я узнала, что Валя с мужем разошлись – надеюсь, это случилось не из-за меня.
И всё же мне очень жаль, что обида, злость и ревность уничтожили такой прекрасный портрет.