Как разведка духов схарчила

«Кто где родился, там и пригодился». Уж не знаю, когда и какой мудрый человек до того додумался, но, наверное, было масло у него в голове. Как пить дать – было!

Правда, если как на духу, и не вспомнить, когда сам-то последний раз в родных местах был. Не так чтобы на недельку… Картошку там матери выкопать. Или забор поправить. Наружную проводку в доме поменять.

Нет, неделя – это что? Так. Не успеешь на полную грудь вдохнуть те запахи, которых с самого детства – не было и не будет родней, как и всё уже… Пришло время дорожную сумку собирать.

Хотя, опять же… Что собирать? Зубная паста, щетка, бритвенный прибор. Да пара чистых, запасных носков. Больше времени уходит не на то, чтобы всё это сложить – было бы что! - а на то, чтобы потихоньку, как мать выйдет, выложить из сумки то банку варенья, то по отдельности завернутый в газету десяток сваренных вкрутую яичек. Или трехлитровую ёмкость с солеными огурцами.  Нет, в городе, конечно, хоть обыщись и чего похожего – даже рядом не стояло. Но такую тяжесть… Куда?

И с яйцами этими. Да сейчас по трассе через десяток другой километров если не заправка, то обязательно какая кафешка придорожная обязательно будет. Катишь мимо и приглядываешься. Как увидел, что дальнобои кучкой остановились, и самому можно на перекус притормозить. Примета верная. Уж кто-кто, а они не первый раз по трассе идут. Всю её до последнего кустика изучил. И хлебные места – где вкусно, сытно, недорого и порции такие, что если на раздаче дают, обеими руками принимать надо – без карты, наизусть знают.

И куда я с этими яйцами? Как в Тулу со своим самоваром…

* * *
Да… Давненько я в родных местах не был.

Но ничего. Зато паспортина у меня... Хоть не серпасто-молоткастая и не обоюдоострая, как в те времена, когда датчане канали за «разных прочих шведов», но тоже – краснокожая. Родненькая.

И живу я – в своей стране. Пусть не в той, в которой родился и которой когда-то присягал – «Я гражданин Союза Советских…».

Много воды утекло с тех пор. Давно уже нет Союза. А память… Куда от неё денешься?

* * *
В Афганистан, если кто уже забыл, мы не туристами попали. Так что памятники архитектуры или  достопримечательности нам никто особо не показывал. Да и зачем? Как в первую мото-маневренную группу, в Мазари-Шариф, попадешь, и приспичит тебе… Естественно, прямым ходом – на толчок. А там брюки скинул, умостился на краю выгребного рва поудобнее и…

Вот она – Голубая мечеть. Прямо перед глазами. Смотри, хоть обсмотрись весь. Вот только…
Сам-то тоже. Как живая достопримечательность на краю рва. Из-за забора тебя, конечно, не сильно рассмотришь. Но если чуток повыше забраться… На тот же минарет. Так и оптического прицела не надо, чтобы на тебя, такого красивого, полюбоваться.

А что сделаешь? У них – не то, что у нас. Дома пошел в контору леспромхоза и выписал дровишек. Столько, сколько тебе надо. Обычно куба три. На один самосвал. Эти закончатся, сходишь в контору ещё раз. Снова выпишешь.

У афганцев – такого нет. Какие там кубометры?! Они дрова… На вес продают. Вот прямо так – взвешивают, кому сколько надо, денежки по счету принимают и… Забирай свои полкило! Или килограмм, если сегодня при деньгах.

И это – дрова! Что уж там о деловой древесине говорить? Она у них – на вес золота. Потом в Мазарях и не возводили у выгребного рва какого капитального сооружения по общеармейскому типовому проекту.

Кстати, у нас, в Таш-Кургане, его тоже не было.  Ни стен, ни, тем более, крыши. Сидишь, всеми ветрами обдуваемый, а вокруг… Розовые кусты шахского сада. И запах. Как будто кто-то рядом ведро с духами вылил.

И, самое главное, за кустами, даже если с самолета смотреть, - ни фига не видно. Не то, что в Мазарях этих. Сидишь, как на сковородке. Не только ветрам, но и вражескому глазу открытый.

А за розовыми кустами – роща гималайского кедра. Кора на мощных, в два обхвата стволах толстая, темная, потрескавшаяся. На ветках – с желтоватым отливом. Шишечки – маленькие, но не длинные, на еловые, а тем более лиственничные, - не похожи. Больше на сосновые смахивают. Крона настолько густая, что пару раз, когда нас с ручных гранатометов духи обстреливали, выстрелы прямо там, вверху, взрывались, и ни один осколок вниз, на землю, так и не упал.

Но не из-за этого мы те кедры не рубили. Защита и маскировка дело, конечно, хорошее, только… У кого на такую красоту рука поднимется? Берегли мы рощу и пока стояли в шахском дворце, ни одного дерева не тронули.

Буржуйки в блиндажах углем разжигали. А как разгорится, чуть хомутик отвернул на шланге, что от «капельницы» - расширительного бачка с бэтээра – к печке идет, отрегулировал скорость подачи соляра и переложил противопожарную безопасность на дневального.

Ни одного кедра не срубили. Ни мы, ни те, кто до нас был. И те, кто потом пришел, тоже рощу берегли. А как ушли…

Как ушли, так местный народец все блиндажи по бревнышкам раскатал. И рощу вырубил. Подчистую. Так-то оно, вроде бы, и понятно, – напряженка у них с дровами. С другого боку тоже, - не своё. А всё равно – жалко. Такая красота была. А сейчас…

Посмотришь на свежие фотографии – голое поле. Пустой двор. Только «домик советско-афганской дружбы» стоит. Целёхонький.

* * *
Его, домик этот, уже при нас построили. Для встреч офицеров оперативного отдела с афганскими осведомителями и главарями банд формирований.

Естественно, что страна ничего не должна была знать о своих героях. Поэтому встречи проходили под покровом темноты. По ночам. И когда приходили «гости», чтобы не раскрывать бойцов невидимого фронта, караул на всех постах сменял наш взвод разведки. 

Частенько приходилось всю ночь напролет сидеть в густых розовых зарослях напротив окон домика «советско-афганской дружбы». Охранять «товарищей». В том числе и главарей банд формирований. 

И вот как-то в очередной раз бросили нас на прикрытие.

Ну, мы вчетвером и залегли в кустах по периметру. А Касима, переводчика, в домик отправили. Там же телефончик ещё стоял. Без звука, чтобы крепкий бандитский сон не тревожить. Но чтобы дежурный понимал, что трубочку-то снять надо, в аппарат лампочка вмонтирована была. Как замигала, значит, особист звонит, о беспробудном сне афганских «товарищей» справиться желает. Как не уважить беспокоящегося? Трубку снял, да всё чин-чинарем и доложил.

Так, мол, и так. Тихо всё. Дрыхнут.

В общем, хочешь – не хочешь, а на кухоньке кому-то сидеть надо. Вот мы Касима, как самого смелого, и спровадили к телефону. А сами залегли. Бдим.

Ладно, как эти бугаи Касиму шею свернут – не велика потеря для пограничных войск Союза ССР. А если пол маневренной группы вырежут?

Вот и лежим. А тихо так. Изредка откуда-то повеет ветерком, кусты колыхнутся, зашелестят листвой. Какая  мышиная мелочь прошебуршит в густой траве, замрет, сама себя испугавшись, и дальше – уже тихонечко. Откуда-то издали, от предгорий Гиндукуша, на выглядывающую из-за туч луну коротко взвоет шакал.

И опять – тихо.

Только храп богатырский - из распахнутых настежь, из-за жары, дверей. Да раскладушка под Касимом скрипит, практически не переставая. Ворочается, бедолага. Переживает.

Ещё бы, не переживать, когда бок о бок с тобой шесть не хилых мужичков. И поди, проверь, что у них на уме. Кто его знает, что им присниться может? А оружие – у каждого под рукой.

«Тебя как убить? Не больно? Или ножичком? Чик по горлу… А может, лучше пулю в живот? Нет, мин, извини, у нас нет. В следующий раз принесем. Если доживешь… Ха-ха-ха!».

Не спит, Касим. Ворочается. Скрипит под ним раскладушка.

Ну, и нам эта скрипичная музыка тоже как-то совсем не в кайф. На нервы действует. Да ещё как!

А с другой строны… Вроде, как ворочается. Значит, жив ещё.

Но всё равно. Вот не то что-то. Лёг спать – спи. Не спится, - бди у телефона. Но тихо чтобы! А то – ни два, ни полтора. И сам не спит, и нам подсиропил. Создал обстановку. Нервозную. 

Тьфу! Ни дна этому Касиму, ни покрышки!

Первым не выдержал Юрка, водила со второго бэтээра.

- Пацаны… Я - в домик. Скажу Касиму пару ласковых. А то забодал уже…
- Давай. Только по-тихому. Врагов не побуди. И быстро чтобы…
- Ага.

Только его и видели.

* * *
- Касим. Каси-им…

- А! Кто тут?

- Тс-сс. Тихо. Я это. Юрка.

- Юрка? Ты чего?

- «Чего-чего»… Да забодал ты уже всех. Ворочаешься, ворочаешься. Что, не спится?

- Не-е. Никак. Не спится.

- Мандражишь?

- Да не так чтобы сильно. Но… Есть немного. Да ты бы сам тут полежал. Не так бы небось…

- Ладно, ладно, не гундось. Завел шарманку. Надо было бы и я полежал бы. Как миленький. И не хуже тебя. А мандраж начинается - так возьми, погрызи сухарика. У меня это – первое дело…
Куда?.. Куда корявые тянешь?! Чуть своим пальцем мне глаз не проткнул!

- Так сам же сказал – «сухарик».

- «Погрызи». А не «пальцем в глаз»! Разницу чувствуешь?

- Чувствую. Так что, у тебя сухарика нет?

- Касим… Ну, ты даешь! И был бы, так я его уже давно бы. У самого что, не заныкано? А у этих?

- У кого?

- «Кого-кого». Ты Касим, как молодой.  Ни фига в башке нет, кроме устава.
У «друзей» наших! Они ж правоверные небось? Тушенку со свининой им в лом харчить. А судя по рожам – навряд ли они святым духом питаются. Значит… Значит что-то у них должно с собою быть. 
Касим… Должно! Вопрос только – где?

- Так в хурджинах, наверное.

- А ты что, столько тут валяешься, и даже не пошарил? Ну, Касим…
Касимчик. Слушай. Ты ж тут… Устал весь, наверное. И глаз не сомкнул. Эти уроды храпят так! У нас, в кустах, и то. Уши сами (!) в трубочку сворачиваются. А уж тут…
Нам то что? Отдежурили, потом и поспать можно. А тебе? Завтра ещё и переводить. И как ты? Если уже сейчас от бессонницы лыка не вяжешь. А ведь ты не переведешь, кто? Кто тогда?!
Касимчик. Только тихо! Чтобы мужики не видели. И не слышали. По-пластунски. Вот, сейчас луна за тучки зайдет и… Вперед. В блиндаж. Там поспишь, спокойненько. И завтра – как штык.
Переводить начнешь, только от зубов отлетать будет.
А я уж тут. Как-нибудь. Возьму на себя все тяготы и лишения.
Ну, что стал истуканом? Видишь, луна уже за тучами? Пошел, пошел, родимый. По-пластунски. И задницу… Задницу от земли не отрывай. А то ведь прострелят её эти ухари, что в кустах. У них уже с предохранителя всё снято. И патрон в патроннике. Так что ты уж постарайся, Касимчик.
А то ведь твою задницу отстрелят. Не мою. Ну, с Богом…

* * *
В общем, пока мы спохватились. И стали подозревать, что нечисто тут.

Какого лешего Юрка так долго Касима вразумляет? И с чего у них там раскладушка скрипеть перестала?

Пока спохватились, призадумались… Пока сами в домик просочились.
В хурджинах тех уже ничего практически не осталось. Ну, так. По горсточке миндаля на рыло. Да вяленого инжира. С десяток. Не больше.

Мы конечно, как обратно в кусты заползли, всё этому удаву высказали. Что не дело это, когда о товарищах забываешь. Нашел провиантский склад, поделись с другом. По братски. А не так что, на тебе Боже горсточку миндаля да две изюминки…

Правда, толку от того... Мы ему правду-матку в его сытую рожу беспощадно, а он только щурится довольный и отломленной от розового куста веточкой в зубах ковыряется.

* * *
Утром ещё и афганцы командиру маневренной группы нажаловались. Мол, его бойцы, совсем плохой  «товарищ». Всё-всё ночью скушал. Совсем всё! Ничего не оставил.

Хорошо, что у «папы» с юмором всё в норме оказалось. Он только и сказал взводному, что пора, мол, разведку переводить в советники к афганцам, а начальнику продовольственно-фуражной части – снимать их всех с довольствия. Ну, и добавил. Про то, что кобыле легче.

И всё это – только лейтенанту нашему. А уже к обеду в маневренной группе невозможно было найти человека, который бы не знал, что разведка все продовольственные запасы у афганцев схарчила. Все. До последнего зернышка.

И ведь не объяснишь, всем и каждому, что мы, вообще-то, - не при делах. Так только - по горсточке миндаля. Да по вяленой инжирке. И всё!

А кто харчил, так про то у Касима спросите. Он там, в домике, сам, лично был. Собственными глазами видел!
*************
На фото, к сожалению, только один из героев рассказа. Вернее, одни. Гималайские кедры. Вот они - за спинами командиров. Позади бассейна.
А Шахский дворец остался за спиной снимающего.