Рамон Меркадер и русские борзые

      Мы с Лурдес возвращались из гаванского кинотеатра с забавным названием "12 и 23" (никакой кабалистики в  этом нет, просто кинотеатр расположен на пересечении улиц с такими номерами). Смотрели мы с ней в тот вечер кубинскую кинокомедию "Выжившие", хотя правильнее было бы назвать этот фильм трагикомедией. 
     Сюжет картины построен на абсурдной ситуации. Семья кубинских аристократов живет в свое удовольствие в загородном доме, где их обслуживает куча слуг, и вдруг происходит революция. В отличие от остальных богатеев семья не уезжает в Соединенные Штаты, а остается в своем барском доме, окруженном огромным садом, поскольку глава семейства уверен, что им удастся переждать бурные времена. Они пытаются выжить несмотря на то, что их фабрику по производству рома национализирует революционное правительство, старые деньги после реформы превращаются в пыль, а слуги постепенно разбегаются. Проходят годы, разорившиеся аристократы разбивают на месте розовых кустов огород, с которого худо-бедно кормятся, ходят в лохмотьях, но упорно ждут, когда вернутся старые времена.
     - Ты знаешь, Антонио, самые богатые кубинцы после революции, конечно, все уехали, но кое-кто из просто богатых остался.
     - А ты кого-нибудь знаешь?
     - Конечно, у нас на четвертом этаже живет МартИн КесАда, он в прежние времена был владельцем всего нашего дома.
     - Старый уже?
     - Да нет, не очень, лет шестьдесят, наверное. Очень интересный сеньор родом из Испании, большой любитель истории и литературы. Я к нему часто захожу за книгами, у него огромная библиотека. Хочешь познакомиться с ним? Он о тебе уже знает, но понаслышке, предлагал мне как-то зайти к нему в гости вместе с тобой.
     - Вообще-то я не против, любопытно было бы на него взглянуть.
     - Так пойдем прямо сейчас, он по вечерам почти всегда дома.
Мы поднялись на четвертый этаж. Дверь открыл пожилой мулат с абсолютно женскими манерами. Даже голос у него был похож на женский, вплоть до интонаций. Пропустив нас в красиво обставленную гостиную, он пригласил присесть и отправился вглубь квартиры оповестить хозяина о приходе гостей. Через минуту вернулся и предложил пройти в хозяйский кабинет.
     Мартин Кесада оказался сухощавым, жилистым мужчиной с густым седым ежиком волос. Одет в темные брюки и потертую бархатную куртку темно-синего цвета. Взгляд спокойный и проницательный. Одна рука, похоже, плохо слушается, видимо, серьезно повреждена.
     - Привет, Лурдесита. А это наверняка Антонио, по глазам вижу, что не кубинец.  Очень приятно, Кесада, ваш покорный слуга. Или можно на ты?
     - Конечно, мне всего двадцать четыре.
     - Присаживайтесь, пожалуйста, будьте как дома. Когда мне было двадцать четыре, я носился по  Барселоне с винтовкой в руках и со всей дури палил из нее по своим же согражданам, о чем теперь в глубине души сожалею. Никогда не приходилось слышать о барселонском восстании?
     - Нет, я не силен в истории Испании. А вы ведь испанец?
     - Нет, я каталонец. Русские, которых я знавал в прежние времена, никогда не видели особой разницы между испанцами и каталонцами. Впрочем, на Кубе уже давно всех испанцев называют галисийцами по той простой причине, что среди иммигрантов из Испании выходцев из Галисии всегда было больше всего. Что поделаешь, самый бедный испанский край.
     - Вы давно на Кубе живете?
     - Да уже больше двадцати лет. Приплыл на пароходе простым матросом сразу после выхода из тюрьмы. Денег было в обрез, приходилось экономить на всем.
     - В тюрьме в Испании сидели?
     - Да, в Барселоне, пятнадцать лет как один день.
     - Можно спросить - за что?
     - Дело прошлое, почему бы и не спросить. Банк мы с товарищем ограбили. Он с деньгами оторвался на машине от полиции, а я отстреливался до последнего патрона и потом до суда лежал в тюремном лазарете. Вот левая рука с тех пор почти не работает. Веселые были времена, есть что вспомнить на старости лет.
     - И много денег было в банке?
     - Вопрос поставлен грамотно. Денег было два мешка. Один мешок причитался мне, за ним я и приехал на Кубу. Товарищ мой тут скрывался под другим именем. Пришлось искать его довольно долго, но в конце концов Гавана не такой уж большой город. К тому времени, когда я его нашел, моя доля составляла почти полмиллиона песо. А до революции кубинские песо были один в один с американским долларом. Хватило, чтобы купить весь этот дом из шестнадцати квартир. Если бы не революция, то жил бы сейчас на широкую ногу. Ну да ничего, мне хватает того, что местные власти мне выплачивают.
     -  Выплачивают?
     - Ну да, может быть, слышали о городской реформе? Если домовладелец добровольно отдавал государству свою недвижимость, то сохранял за собой квартиру и получал солидную сумму ежемесячно в качестве компенсации. Раньше на эти деньги можно было жить без всяких проблем, содержать машину с шофером и яхту с собственным шкипером, а теперь все по карточкам, остается их только по ресторанам тратить. Все что угодно можно купить только за доллары, но у меня их уже не осталось. Зато книги по-прежнему продаются за песо, чем я и пользуюсь в полном объеме. Вот Лурдесита иногда заскакивает, кроме нас двоих, никто мое собрание книг не читает, а жаль, их у меня уже больше трех тысяч, по-моему. Эмилио, мой дворецкий, не большой любитель чтения, он больше по хозяйству хлопочет. Карточки отоваривает, готовкой занимается, да по телефону со своими подружками целыми вечерами болтает.
    - С подружками?
    - Ну да, он их так называет, хотя чисто формально они должны были бы называть себя дружками. По характеру они как престарелые девочки, некоторые даже называют себя женскими именами. Несчастные по своему люди, таким, как они, на Кубе нелегко приходится.
     - В Советском Союзе вообще есть уголовная статья, наказывающая за гомосексуальные связи.
     - Ну да, у вас и еще, по-моему, в Румынии, где правит откровенный диктатор типа Франко. На Кубе до этого дело не дошло, хотя после революции голубых посылали в специальные рабочие лагеря вместо армии.
     - Кесада, а можно вам задать вопрос - почему вы не уехали?
     - Куда? В Испанию мне дорога заказана, там я как бывший троцкист по сей день находился бы на учете в полиции, хотя генералиссимус Франко уже несколько лет лежит под свинцовой плитой в Долине павших. А в Соединенных Штатах у меня слишком много знакомых, которые с особым удовольствием пристрелили бы меня за мои старые грехи. Я ведь пока своего приятеля в Гаване разыскивал, имел дело с мафией и даже допустил неосторожность и вступил в конфликт с некоторыми сеньорами из числа тех, кто держал в своих руках казино и контролировал проституцию. Все они перебрались в Майами давным-давно. Последний раз с некоторыми из них я виделся в тот вечер, когда Фидель Кастро лично закрывал казино в гостинице "Ривьера".
     - Сам Фидель?
     - Ну не один, конечно. Мы с друзьями играли в покер, когда в зал вошел Фидель с большой охраной. Нас всех уперли руками в стену. Парни в военной форме свалили все игральные фишки посреди одного из столов, свернули зеленую скатерть как мешок и вынесли. А на входной двери потом цепь с большим замком повесили. У нас проверили документы, кое-кого давно искали, их увезли, а основную массу игравших в тот вечер отпустили по домам, предупредив, что возвращаться туда бесполезно, заведение закрывается раз и навсегда. Мне это было только на руку, я уже соображал о том, как буду выбираться из "Ривьеры". В тот вечер как назло столкнулся в казино с негром СеверИно, который меня пытал в батистовской тюрьме.
     - Вы и тут в тюрьме побывали?
     - Да, меня туда сдал тот самый товарищ, с которым мы банк в Барселоне ограбили. Он к тому времени сильно забогател и оброс связями, а деньги возвращать ему совсем не хотелось. Вот он и навел на меня тайную полицию. Северино меня живым оттуда не выпустил бы, конечно, но помог случай. Среди его начальников оказался мой старый знакомый, тоже каталонец, который в молодости, как и я, был троцкистом. Он меня выпустил и потом помог выбить деньги из моего подельника.
     - Вы были троцкистом?
     - Был, все мои друзья как на подбор были троцкистами. Дело в том, что в Каталонии среди троцкистов в гражданскую войну были самые лихие ребята, если не считать тех, кто подался в анархисты. Те вообще пистолета из рук не выпускали даже во сне, народу перестреляли - не перечесть.   
     В разговор впервые вступила Лурдесита:
     - Мартин, вы тут такие страсти рассказываете, я лучше пойду ужин готовить. Антонио, ты потом спускайся к нам, хорошо?
     - Ладно, Лурдес, я долго не задержусь.
     Кесада проводил соседку до дверей, а вернувшись, спросил меня:
     - Кстати, Антонио, из твоих родственников в Испании случайно никто не воевал?
     - Нет, мой отец воевал с финнами, а потом с немцами.
     - Ваши парни хорошо себя в Испании показали, их там немало полегло. А из тех, кто вернулся, многие под сталинский нож попали. Чистки в вашей армии были жестокие, я много об этом читал. Если хочешь, дам тебе пару книг на эту тему.
     - Нет, если только прямо тут у вас полистать, а с собой я их взять не смогу. Про сталинские времена у нас до сих пор все под семью замками, хотя лет прошло немало. Кое-что, конечно, известно, но главным образом от родственников, а не из книг.
     - В твоей семье были репрессированные?
- Дядя моего отца был объявлен кулаком за то, что в его семье жила дальняя родственница, которая ухаживала за детьми. Жена дяди была парализована и не могла заниматься хозяйством. Моего двоюродного деда объявили эксплуататором и всю семью отправили за Урал. Только младший сын его остался на свободе, да и то благодаря тому, что он в детстве был очень низкорослый и на вокзале при прощании бабушка спрятала его под своей длинной юбкой и потихоньку увела по перрону прямо под носом у охраны. 
     - И что, все остальные погибли?
- Нет, только дядя отца, которого придавило деревом на лесоповале, и его жена, которая умерла еще по дороге в ссылку. Старшего сына и дочь отдали в детские дома.
     - Но дети потом встретились?
     - Братья встретились при удивительных обстоятельствах. Старший брат после детдома ушел на фронт, а младший тоже попал в армию, в самом конце войны. И встретились в Берлине после победы. Там две соседние воинские части, которые оказались в одном районе города, отмечали победу, и братья оказались за одним столом. Солдаты поднимали персональные тосты, и когда выяснилось, что у двоих из них одинаковые фамилии, то они виду не подали, но когда остались одни, то стали выяснять как и что. Оказалось, что они родные братья. Но никому об этом не сказали, так и сохранили тайну. Мне эту историю отец рассказал, да и то совсем недавно, тоже скрывал.
     - Да, война много сюрпризов приносит, это я по себе знаю. И не только война, жизнь вообще полна неожиданностей. Например, я встретил на улице Гаваны человека, которого никоим образом не ожидал увидеть. Ты про убийство Троцкого слышал, надеюсь?
     - Имею самое смутное представление.
     - Когда Сталин выгнал Троцкого из Советского Союза, то потом сильно об этом пожалел. Особенно сильно троцкисты развернулись во время войны в Испании, здорово мы тогда карты перепутали усатому. И он дал команду убрать своего старого врага. Троцкий перебрался из Европы в Мексику. Там на его дом сначала напала группа боевиков во главе с художником Сикейросом, но они действовали как сумасбродные бойцы Панчо Вильи: открыли беспорядочную стрельбу, расстреляли две сотни патронов и сбежали. А Троцкий с женой и внуком чудом уцелели.
     И вот тогда  в дело вступил мой земляк РамОн МеркадЕр, который под видом то ли бельгийца, то ли канадца - сейчас уже не помню - втерся в доверие к одной дамочке, входившей в ближайшее окружение Троцкого. Сыграл свою роль настолько хорошо, что Троцкий на свою голову, - лучше не скажешь, - разрешил ему приехать в свой дом. Тот выдавал себя за троцкиста и якобы хотел показать ему какую-то статью. Под пиджаком Рамон спрятал альпеншток с укороченной ручкой. И когда Троцкий углубился в чтение, ударил его этой альпинистской штукой по голове. Троцкий получил смертельное ранение и на следующий день умер.
     - Ничего себе история. И что случилось с этим Рамоном, его убили охранники?
     - В том-то и дело, что нет. Избили очень сильно, но сдали полиции, его судили и вынесли  максимальный по мексиканским законам приговор.
     - Смертную казнь?
     - Опять не угадал. Мексика всегда была одной из самых либеральных стран в Латинской Америке. Рамону Меркадеру дали двадцать лет тюрьмы, которые он, как и твой покорный слуга, отсидел от звонка до звонка. Вышел и сразу покинул Мексику, оказавшись через некоторое время проездом на Кубе, а потом в Советском Союзе. Было это в 1960 году. И с тех пор много лет прожил в твоей стране.
     - Так кого же вы встретили недавно на улице, неужели его?
     - Вот на этот раз ты угадал. Приехал я пару лет назад к своему старому знакомому в гости, он тоже мой земляк, но не из троцкистов, а из старых испанских коммунистов. Вспомнили мы с ним старые времена, выпили слегка, и он мне говорит: "Ты Рамона Меркадера знал в Каталонии?" А Рамон учился в одном классе с моим старшим братом, который погиб в гражданскую. И даже у нас дома бывал неоднократно. Потом я его больше не встречал, но много раз видел его фотографии в журналах после убийства Троцкого и когда Рамон вышел на свободу. 
    И вот мой друг смотрит на часы и подводит меня к окну. Смотри, говорит, в сторону вон того дома. Смотрю, оттуда выходит представительный мужчина с двумя русскими борзыми и идет с ними по улице. Когда он приблизился, я узнал в нем Рамона. Мы с другом переглянулись, помолчали и вернулись за стол.
    А в прошлом году Рамон умер, и его тело увезли хоронить в Россию. Поразительной силы воли был человек. Просидел двадцать лет в тюрьме, но так и не признался в том, кто он на самом деле. Настоящий каталонец. Таких людей, Антонио, уже больше не делают, старой закалки мужчина был. Хотя и мой идейный враг. Да чего уж там, дело прошлое, я себя уже давно троцкистом не считаю.