Дневник. Предисловие

ДНЕВНИК

Предисловие.

Из всего того, что я могу сказать о том человеке, про которого пойдет речь в данном предисловии, честным будет лишь признание факта, что я не знаю как бы он отнесся к моему поступку. Придушил бы он меня или же саркастично рассмеялся, я не знаю и знать не хочу.
Но я отвлекся. То, что я хочу донести до читателя, я вляется не просто рассказом или повестью. О нет, это нечто больше. Это история жизни необычайного человека, написанная им самим.
Стоит наверное сказать пару слов о нем и нашем с ним знакомстве. Я не помню кто нас представил друг другу. Просто этот посредник был мгновенно затенен маленькой коренастой фигуркой в черном абсолютно безвкусном фраке с дорогой трубкой в зубах, из которой, однако, шел запах дешевого крепкого табака. Я помню, что меня представили как подающего надежды писателя. Я помню, что при этих словах фигурка рассмеялась хриплым смехом и протянула мне руку. Кажется, я был слегка обижен, но моя обида улетучилась после первых пяти минут разговора. Этот человек в одном предложении смешивал изысканные манеры, холодный цинизм, юмор, стоящий на грани приличия и пошлости и ругательства, искусно завуалированные под латинские афоризмы и цитаты из английской поэзии 16 века.
Кстати, о той самой английской поэзии мы и говорили. Он восхищался математичности и выверенности строк британских поэтов, что, впрочем, не помешало ему в первые же минуты обозвать всех англичан чопорными придурками, а всех поэтов подзаборной пьянью.
Однако, я увлекся. Рассказать о своих впечатлениях не является целью данного произведения.
Так вот. Мы много общались, я часто бывал в его роскошном особняке, где мы пили дорогое вино (впрочем, он почему – то всегда пил коньяк) и курили трубки.
Он рассказывал много и с удовольствием. Слушая его четкую речь, я удивлялся, как такой мастер слова не пишет романы. Ответом на мое изумление был смех и колкие фразы про то, что он недостаточно беден, чтобы заниматься такой ерундой. Это всегда вызывало во мне обиду, но он хлопал меня по плечу и просил не обижаться на выходки старика.
Но однажды ответ был другим. Он признался мне, что с пятнадцати лет ведет дневник, в который записывает свои мысли, вплоть до философского, как он выражался, «бреда». Я тут же ухватился за странную идею, возникшую у меня в голове, и потребовал, чтобы старик опубликовал свой дневник, как мемуары. Перед этим, дав его мне, чтобы я привел его записи в стройный порядок.
Не знаю, как у меня хватило на такое наглости. Когда я сообразил, что ляпнул, то сразу же осекся и с опаской глянул на старика. Он напряженно смотрел на меня примерно с полминуты, а потом покатился со смеху
- Да ты фанатик, дружок, - произнес он.
- Почему это? – с облегчением и делано – обиженно спросил я.
- Не знаю. Может потому что ты идиот. Впрочем, я все равно его тебе не дам. У меня есть шутка поинтереснее.
С тех пор мы больше не возвращались к этой теме.
Об этом дневнике я не раз думал. Стыдно признаться, но я надеялся заполучить его после смерти старика, выкупив у родственника, которому достанется этот замечательный документ.
Моим мечтам не суждено было сбыться. Старик сыграл шутку, как и обещал.
Когда он умер, на оглашение завещания слетелась уйма «стервятников», так богач называл своих родственников. К их разочарованию он завещал все свое огромное состояние различным фондам, а им достался только тот самый дневник. Но как достался. Старик порвал предмет моего вожделения на множество страниц и каждому завещал по одной в запечатанном конверте.
Когда я узнал об этом, я выл не хуже его родственников, узнавших, что они получили только кусок бесполезной бумаги.
Однако, взяв себя в руки, я решил не сдаваться. Следующие три года я провел, разъезжая по стране и навещая тех, кому достались страницы. Кто - то уступал мне вожделенный кусок бумаги за сущие гроши, кто – то задирал цену и отчаянно торговался. А кто – то просто потерял страницы или отдал их на растерзание своим малолетним варварам, как бумагу для рисования.
Сомневаюсь, что я собрал хотя бы половину. Но то, что мне удалось добыть потом и кровью, я готов представить на суд общественности.
Скажу прямо, старик не стеснялся в выражениях. Больше того, он не боялся, что кто – то это прочитает, поэтому писал прямо и то, что думал. Немало неприятного я узнал и о себе. А потому я не буду приводить здесь фамилий и названий мест, дабы не вызывать гнев его родственников. Как и не назову его имени.
Ах да. Старик не ставил дат, поэтому хронологическую последовательность записей я восстановил кое – как и просто пронумеровал их, чтобы привести все это хоть немного в божеский вид.

                Не приводящий имени писатель
                3 апреля