Борщевик. часть 3. глава 10

Глава 10.
Все тайное становится явным.

Впереди целая ночь для раздумий. Обрывки мыслей, словно мозаика, выстраиваются в жутковатую картинку. Кто-то залил фильтр противогаза клеем. Причем перед самым моим выходом на улицу. Клей медленно закупоривал отверстия фильтра, поэтому, сначала я ничего не заметила.

Возможно, этот же «кто-то» вынул «запаску». По плану злоумышленника я, оказавшись на улице, должна была начать задыхаться.
А теперь две версии: 1) кто-то хотел жестоко подшутить и не предполагал, что диспечер отлучится,  черный ход окажется закрытым, и я буду обречена на верную смерть от удушья или от запредельной концентрации фотокумаринов  и  проникновения в организм семян борщевика (если б сняла испорченный противогаз); 2) кто-то не только испортил фильтр, вытащил запаску, но и предусмотрительно закрыл черный ход и отвлек диспечера.
Гарпия!!! Пожалуй, у нее одной есть более или менее серьезный мотив – ревность. Судя по всему, у старшей по бараку был роман с Антоном, а я перешла дорогу.
Ни с кем из девчонок я за последнее время не ругалась. Разве что с Маркеловой из-за крема, который она взяла с моей тумбочки без спроса.

***

- Пошли в отдел безопасности, -  с несвойственной ей серьезностью говорит Карина, стягивая противогаз.
Утром все произошедшее кажется ночным кошмаром и поранойным бредом.
- Тогда узнают, что ты нарушила режим.
 - Глупая, тебя убить хотели, а ты про режим!

Начальник отдела безопасности, бывший спецназовец, огромный мужчина лет тридцати пяти  с хитрыми темно-серыми глазами, внимательно рассматривает испорченный фильтр.
 - Да-а, Малявина Милена, сильно ты кому-то насолила, - наконец, щурясь, изрекает он.
- Да не «кому-то», Андрей! Очень даже ясно кому! – не выдерживает Карина.
- Это тебе ясно Гурская, а мне нужны неопровержимые доказательства. Кстати, по поводу тебя, - сдерживая улыбку, разрушающую его суровый образ, добавляет Андрей, - почему опять режим нарушаем? В тюрьму вернуться хочется? Тебе еще повезло, что меня на той комиссии не было.
- Андрей Геннадьевич! Да не могу я уснуть, когда полнолуние!
- Ладно, пиши объяснительную.  А ты, Милена, заявление, в милицию передадим.
- Андрей, а если она  еще раз попытается  меня убить? – негромко спрашиваю я. – Ведь это же элементарно – порезать скафандр – и все…
Он смотрит некоторое время в мои глаза.
- В раздевалке установим камеру. А ты прояви бдительность, - последнее звучит с отеческой заботой.

***

На допросе ночной диспечер сказала, что отлучалась в туалет, старшая ее не вызывала.
- Как же вы так можете врать!  - в праведном гневе взываю я к старушке в очках.
- Работу потерять не хочу, - говорит она сквозь зубы и прячется за дверью диспечерской.

***
Кроме меня на кухне никого нет.  Весь персонал на собрании.  Засыпаю антинакипин в чайники.
Боже, поплакаться бы кому-нибудь в жилетку.  Может, Петьке позвонить? Он бы сказал: «Плюнь ты к едрене фене на контракт, уезжай отсюда. Ты мне живая нужна». Но мы же расстались. Надо привыкать жить самостоятельно. Антон занят – помогает на экспертизах.

Вешаю табличку, на которой крупными красными буквами написано: «Не для питья!»
- Что, больничный завтра заканчивается? – я вздрагиваю от неожиданности – сзади бесшумно подкралась Гарпия. Надежда ведет себя, как ни в чем не бывало, и я даже начинаю сомневаться, не зря ли грешу на нее.
- Угу, - я тщательно закрепляю табличку на стене над чайниками.
- А наш доктор не возражает? – на долю секунды  глаза старшей  вспыхивают бешеной злобой, у меня по коже пробегают мурашки.
- Не возражает, - сухо отвечаю я и, чтобы не наговорить лишнего, удаляюсь в соседнее помещение дезинфицировать разделочные столы.

Через несколько минут я вспоминаю, что забыла мобильник.  Возвращаюсь. Чайники с антинакипином вовсю кипят.  Ни  предупреждающей таблички, ни старшей по бараку уже нет.
Табличку нахожу на полу и едва успеваю ее привесить на место, как появляется сам начальник отделения с чашкой в руках.
- Надежда Борисовна сказала, тут кипяточек готов.
Вот так значит, Надежда Борисовна,  не битьем так катаньем. Интересно, что бы со мной было, если бы большой босс выпил чайку с антинакипином? Наверное, это зависело бы от того, что было бы с ним.

Вечером Антон приглашает меня в свой медкабинет: «Будет вино, восточные сладости, дверь закроем, и никто не побеспокоит». Я соглашаюсь. Отличная возможность рассказать о своих приключениях. А на счет закрытой двери… Ну в конце концов, я же свободная женщина в самом расцвете сил.

Я прихорашиваюсь перед зеркалом, готовясь к свиданию. Звонит Петя. Прямо как чувствует. Он говорит, что очень без меня скучает, что я самая лучшая в мире девушка.
Как это некоторые мужчины умудряются позвонить в самый неподходящий момент?
После разговора я вытираю слезы. Идти уже никуда не хочется. Стоп! Но Петя же не сказал ничего конкретного: ни «я понял, что не могу без тебя, будь моей женой», ни хотя бы «давай  попробуем еще раз».

***

- Да не могла она это сделать! – говорит Антон, разливая вино по бокалам. – Ну был у нас небольшой романчик, когда я только приехал, ну и что? Устранить соперницу любой ценой? Убрать табличку – такая пакость в ее стиле, но убивать…
Я немного обескуражена, если не Гарпия, то кто же?

- Теперь я должен тебе кое-что рассказать, - его черезчур серьезный вид пугает меня.
- Ты женат.
- Нет, - улыбается Антон, -  хуже. Я из Архангельска, а здесь на стажировке. Уезжаю через неделю.
Я прямо-таки вижу, как поникают цветы радужных чувств у меня в душе: видеться максимум два раза  в год, редкие звонки по причине заоблачного трафика, виртуальное общение – опять затяжная неопределенность.
- Почему сразу не сказал? – с трудом выдавливаю я.
- Тогда бы ты  не стала со мной встречаться. Честно говоря, я хотел пережить легкую, яркую историю, но оказалось, что ты не такая. С тобой можно только серьезно, по-настоящему.
- И что же делать?
- Ну, жениться нам слишком рано – знакомы без году неделю, в любовь на расстоянии  я не верю – мазохизм какой-то, да и ты вряд ли будешь ждать. С твоей-то красотой! Ты же сама сказала: хочешь семью – мужа для себя, отца – для дочки.
- Да, - машинально отвечаю я.
- Но нам ничто не мешает узнать друг друга поближе и сохранить приятные воспоминания, - Антон обнимает меня и прижимает к себе.

Внезапно наши отношения обесцениваются. Все сводится к тому, чтобы переспать.
- Если я узнаю тебя ближе, будет еще труднее расстаться, - с горечью говорю я, высвобождаясь из объятий.
Мы прощаемся с легким  отчуждением, с чувством незавершенности и опустошенности.


***
 
- Интеллигентный, интеллигентный! Все они одинаковые! – в сердцах восклицает Карина, сидя на моей кровати. – Наверняка еще и женатый.
Не отвечая, укрываюсь одеялом и закрываю глаза.

Я долго не могу заснуть. Сначала думаю о неудачах в личной жизни, потом, когда в бараке все затихает, мне становится страшно. А вдруг Гарпия попробует избавиться от меня, когда я буду спать? Напряженно вслушиваюсь: кто-то похрапывает, кто-то вздыхает  во все. Глаза слипаются.
Вдруг я слышу скрип двери и осторожные шаги.  Отчаянно пытаюсь сбросить навалившийся сон, но вновь и вновь проваливаюсь во что-то темное, густое, обволакивающее.
Шаги все ближе. Чьи-то ноги шаркают  у моей кровати.
Наконец, сделав невероятное усилие, вырываюсь из паутины сновидений. Широко открываю глаза и вижу склонившееся надо мной, искаженное злобой и ненавистью лицо старшей по бараку. Ее руки в перчатках сжимают охапку сочных, крупных листьев борщевика. Гарпия сует их прямо мне в лицо. Я кричу что есть мочи.
Вскакиваю в кровати. Обитательницы барака мирно посапывают. Фу…, приснилось.


***

Всю неделю мы занимаемся чисткой полей. По сути это Сизифоф труд. Но правительство считает, что таким образом снижается вероятность дальнейших мутаций и общая концентрация химически – активных веществ  борщевика.

Выстроившись шеренгой с интервалом три-четыре метра, мы проходим по двадцать – тридцать километров в день. Обратно возвращаемся уже по вновь появившимся молодым росткам зеленых монстров. Вид ярких листьев, белых зонтов вызывает во мне извращенную радость. Все-таки даже самые неприятные «сюрпризы» природы лучше  столкновения  с человеческим коварством.
Каждым день тщательно проверяю защитный костюм  и противогаз пред тем, как надеть.
С Антоном не встречаюсь: нет ни сил, ни времени, ни желания.

В пятницу сразу после подъема меня вызывают в отдел безопасности.
- Смотри внимательно, - говорит начальник этого отдела, Андрей, усаживая меня за монитор.
Он останавливает перемотку записи со скрытых камер в раздевалке. Два часа ночи. В тесном помещении, где хранятся скафандры,  пусто. Два часа две минуты – открывается дверь и входит… Старшая по бараку. Направляется к моему шкафчику, достает скафандр. В ее руке мелькает блестящий предмет, которым женщина проводит по моему защитному костюму в нескольких местах.  Аккуратно вешает скафандр на место и удаляется.  Андрей увеличивает ее лицо, выражающее полное удовлетворение.

- Вот, полюбуйся, - он достает из пакета защитный костюм, - это твое.
Андрей демонстрирует тонкие, почти незаметные разрезы на плотном материале: в области спины, на воротнике, на задней поверхности рукавов, на штанинах.
- Все хитро, - оживленно произносит начальник отдела. – Она острым лезвием делает разрезы, которые сразу не заметить, но когда бы ты начала активно двигаться, они бы сильно разошлись. Думаю, через пару часов. Находясь в море борщевика, ты бы сразу получила глубочайшие ожоги, из-за поврежденных мышечных тканей не смогла бы двигаться и упала. Крики о помощи заглушил бы противогаз и треск горящих растений. И к тому времени, когда бы  твое отсутствие было замечено, семена борщевика уже вросли бы в тело через поврежденные участки. Жуткая, мучительная смерть, - в глазах Андрея вспыхиваю искры гнева, лицо бледное и даже суровое.
- Где она? – тихо спрашиваю я, сотрясаясь от дрожи.
- Задержана, в изоляторе. Успокойся, все уже позади, - ласково говорит этот рослый, сильный мужчина, и гладит меня по плечу.