***

Листопад

Волшебная ночь.
Высоко-высоко, голубым огнём горят яркие звёзды. Мерцают, словно вот-вот сорвутся с темно-синего небосвода и упадут в мои маленькие ручки.
Тихий ветер, поющий среди деревьев, то нежно ласкает моё личико, то обжигает осенним холодом, заходясь пугающим воем.
Древесные исполины тянутся ввысь, широко расставляя длинные ветви, едва прикрытые сухими листьями.
Сухие листья…
Калейдоскоп ярких оттенков. Рубиново-красные, огненно-рыжие, нежно-жёлтые. Плывущие в тихом течении ветра, они водят бесконечные хороводы, отрываясь от деревьев и опускаясь на землю. Умирают…
Растоптанные листья шелестят и трещат, ломаясь под ногами. Спешными шагами, почти бегом, мама уносит меня всё дальше и дальше в глубь леса.
Мама…
Человек, который сделал величайший подарок, человек, подаривший мне мир, подаривший мне жизнь. Как сильно переполняет меня любовь! Как хочется, мне высвободить это чувство! Но ведь я ещё даже говорить не умею. Обладая моим трепещущим сердцем, она ещё ни разу не услышала слов благодарности. Не услышала слов любви. Она лишь отдаёт ничего не получая взамен.
Я люблю тебя мама!
Какие прекрасные слова! Я готов бесконечно произносить это священное имя, данное ей Господом: «Мама… Мама…» - возможно я и пытался это сказать, но как всегда издал лишь неразборчивый возглас.
Она остановилась... Она опустила голову... Она посмотрела на меня…
Мама…
Искрясь в лунном свете, бусинки-слёзы, покатились по её впалым щекам. Бледное исхудавшее лицо, подёрнула тень тоски и печали. Бесконечной, невыразимой печали. Ужасная боль, горела в её глазах. У неё дрожали губы…
-Мама, почему ты плачешь? – пытался спросить я.
Она медленно приподняла меня и поцеловала в лоб.
Холодные, сухие губы, но такой горячий и нежный поцелуй, теплом расплылся по всему телу, согревая от холода, защищая от ветра, отгоняя печаль.
Я люблю тебя мама…
Зажмурившись, будто не могла видеть меня, она побежала вперёд ещё быстрее, чем раньше. Ещё чаше до моих ушек доносился треск листьев под её босыми ногами. Ещё крепче она прижимала меня к себе. Яростно но, заботливо впиваясь пальцами в пелёнки, словно меня отнимали у неё…

Дикие завывания, стали непрерывны. Ветер, то рыдал детским голосом, то заливался дьявольским хохотом, поднимая опавшие листья. Он подбрасывал и кружил то, что уже давно лежало на земле.
Отвратительная картина…
И почему все любят листопад? Почему восхищаются этим отвратительным праздником смерти?
Огромное дерево, чувствуя приход зимы, перестаёт кормить свои листья. Что бы выжить – оно обрекает на гибель своих детей, часть себя, плоть свою…
Умирая, они держатся изо всех сил. Ветер срывает их, уносит вдаль, уносит от матерей. Покинутые, одинокие листья вступают в последний танец, провожая свою жизнь… Кружатся… кружатся… и опускаются на сырую, холодную землю.
 Но ветер вновь поднимает умершие листья, вновь начинает пляску смерти. Оскверняя их пересохшие тельца. Жестокий шут и пересмешник. Завывая диким зверем, он лишь тешить своё самолюбие, скрашивает своё бесконечное одиночество.

Вода…
Такая холодная и стремительная…
Вода – я не чувствовал её, но всё понимал по выражению лица матери. Она стояла по пояс в ледяной воде, прижимая к груди растрепавшийся свёрточек. Наспех завязанная пелёнка едва прикрывала моё беспомощное тельце. Я отчаянно сучил ручками и ножками, пытаясь хоть как-то согреться.
Мама плакала. Она смотрела на меня и рыдала – я не знаю почему.
-Мама мы вместе! Мы вместе навсегда! Никто нас не разлучит!
Произнёс ли я хоть слово? Или всё так же кричал неразборчивые междометия? Это неважно – она понимала меня! Она всегда понимала меня, без слов, которые я так стремился произнести. Она всегда знала, что я бесконечно люблю её, точно так же, как и я знал, что она любит меня, не смотря ни на что.
Какая восхитительная ночь!..
Какие красивые звёзды!..
Какая яркая луна!..
Я медленно погружаюсь под воду…
Мириадами тонких кинжалов она впивается в мою плоть.  Она охватывает меня целиком, замораживая всё нутро.
Как же холодно!
Мама, всё ещё держит меня на руках, но продолжает опускать всё глубже и глубже. Я больше не могу кричать - только выпускать воздух из лёгких. Пузырьки боли поднимаются к неколебимой речной глади, уродуя безупречное изображение.
Я больше не вижу маму – лишь какой-то неясный силуэт, с горящими от боли глазами – она всё ещё смотрит на меня. Я не вижу, но точно знаю, что она плачет, точно знаю, что она будет плакать всю жизнь…
-Мама, я знаю, что так будет лучше! – шептал я, выпуская воздух из груди.
Она уже разводит руки, я отчаянно пытаюсь схватить её ладоши, но вода не позволяет.
-Мама, я люблю, люблю я прощаю тебя – кричу я, с последними пузырьками воздуха…
Я маленький лист, уносимый подводным ветром, я ещё не умер, но кружусь в последнем танце, провожая свою жизнь…
Я маленький лист, что отрывается, что бы спасти дерево…
Я маленький лист, над которым ещё долго будет смеяться злой пересмешник-ветер…
Я маленький лист…
Я маленький лист…