***

Облака
Раздались короткие гудки, и Дима бросил трубку. «Боже, какой я слабак, почему не могу сказать ей всё в глаза?» - спросил он сам у себя, и откинулся на кровать.
Дима и Ира были соседями, и дружили они с детства, вот уже почти семь лет. Они всегда были вместе, всегда делились самым сокровенным и теперь, Дима влюбился в неё.
Всепоглощающая мягкость подушки начала затягивать его всё глубже и глубже в царство грёз. Его окутывала тьма, прекрасная, вожделенная тьма, страстных чувств и желаний. Всё дальше и дальше он погружался в тёмные уголки своего сознания, и уже начинал терять связь с реальностью, как его пробудил пронзительный звук телефонного звонка. 
Какой-то придурок ошибся номером, но теперь Дима спать уже не хотел. Ещё некоторое время он провалялся на кровати, пытаясь вспомнить, что он видел минуту назад, но после неудачи встал и медленно прошёлся по всему коридору несколько раз. Он думал обо всём сразу, и ни о чём конкретно, не замечая времени, он всё ходил кругами по коридору, пока не свернул на кухню.
Взглянув в окно, он глазами поймал последние лучи закатывающегося солнца, и окинул взглядом панораму города. Дима жил на девятом этаже и ему открывался прекрасный вид на добрую половину города. Припорошенные снегом улицы ненавязчиво напоминали о ещё недавних морозах, и снегопадах, но календарная зима уже закончилась. Ватные массивы облаков поспешно тянулись за горизонт, словно потерянные души людей, желающие улететь как можно дальше от людской суеты и ещё раз искупаться в лучах заходящего солнца. Кое-где уже загорались фонари, кое-где уже гас свет в окнах, кое-где окна только загорались радугой разноцветных оттенков. «Красота» - подумал Дима, и внезапно для себя поймал себя на том, что он думает об Ире. На него снова нахлынули печаль и скорбь, которые посещали его на протяжении всей недели.
Отойдя от окна, и приблизившись к холодильнику, он открыл дверцу, и вытянул из холодного ящика баночку, своего любимого пива. Ловким движением указательного пальца, Дима открыл закупоренный бочонок с дурманящим напитком и вернулся к окну. Снова взглянув на солнце, он, провожая божественную колесницу взглядом, опустошил банку и выкинул её в форточку…
Слегка поморщившись от яркого света, который вырвался из коридора и ударил ему в глаза на выходе из кухни, он машинально включил свет в ванной и прошёл в комнату. Сначала он включил холодную воду и намочил волосы, затем умылся и взглянул в зеркало.
«Пора завязывать с пивом… ну или хотя бы реже пить его» - с ухмылкой прошептал он сам себе, глядя на свой небольшой животик, образовавшийся за последний месяц.
Хотя ему было всего четырнадцать лет, мама разрешала пить ему пиво, пока тот хорошо учится, а так как меньше четвёрок оценок он не имел, то он себе позволял такие излишества, как банка пива в день. 
Вытерев лицо полотенцем, Дима вышел из ванной и направился в свою комнату, где взял телефон и снова позвонил по Иркиному номеру. Снова короткие гудки… «Кто там, на телефоне висит?» - непроизвольно вырвалось у него, и он бросил трубку. Накинув курточку и надев кроссовки, Дима вышел на площадку. Медленной неуверенной походкой он спустился на два этажа вниз, ни замечая ничего у себя под ногами. Сейчас его не волновали ни какие надписи на стенах, ни какие ругательства в его адрес, ни множество, талантливо нарисованных картинок, различного содержания, сейчас он думал лишь о ней и шёл лишь к ней.
Подойдя к нужной двери, Дима немного помешкал, постоял, подумал и только он хотел нажать на звонок, как замок щелкнул, и железная дверь начала открываться.
-Привет, чего ты тут стоишь? – улыбнулась Ира.
-Да, зайти решил, поговорить о чём – прошептал Дима.
Он не мог оторвать от неё глаз… какая она была красивая… её макияж и одежда выдавали её,  она куда собиралась идти. Дима просто стоял и смотрел ей в глаза, ни замечая времени, он ни думал, казалось, ни о чём, словно он утонул в её глазах, глазах выражающих доброту, искренность и красоту. Всё остальное перестало существовать для него, мир, будто рассыпался на миллионы маленьких мирков, в которых есть место только для двух людей, для него и для неё. Пауза затянулась слишком долго.
-Ты в порядке? – усмехнулась она
-Да, в полном, - серьёзно ответил он – знаешь, кажется, я влюбился.
Выражение лица Иры, резко поменялось, она казалось, смутилась или недоумевала. Дима всегда был застенчивым и необщительным, замкнутым в себе мальчиком, только в последние два года, он стал полностью открываться Ире. У него никогда не было друзей, кроме неё, а уж тем более девушек. С Иркой Дима познакомился благодаря маме, их родители работали вместе, и тетя Таня часто приходила в гости с Ирой. Хотя она была старше его почти на три года, они довольно быстро поладили и подружились.
-Ну и какая она? – спросила Ирка.
-Замечательна – расцвёл Дима – она красивая, умная, добрая…
Его перебил мобильник, прикрепленный к поясу Иры, кто-то позвонил.
-Извини – произнесла она и сняла трубку – Да… Да… Конечно… Да уже иду… Да, я люблю тебя…
Последние слова кинжалом впились в сердце Димы, слёзы навернулись на глазах, и он отвернулся. Прислонившись спиной к стене, Димка съехал на пол, и закрыл лицо руками. Казалось он задыхается, в горле встал ком - он хотел умереть.
-Что с тобой, Дим? – убирая телефон в чехол, спросила Ира.
-Пыльно…тут в подъезде… в глаз… что-то попало – еле выдавил из себя он несколько слов. – кто это был?
-Гришка, парень мой – тихо ответила она – я сейчас ухожу… к нему на день рождения, проводишь?
-Провожу... – спокойно ответил Дима и, вытерев лицо, встал.

Около получаса они шли по улице, разговаривая ни о чём, но Диме показалось это всего секундой. Всего мгновеньем счастья рядом с ней. Мгновеньем счастья рядом с человеком, который ни когда не будет с ним. Они всего лишь друзья. Он не может ни на что рассчитывать, у неё есть парень, она его любит, он тоже любит её, к тому же Диме всего четырнадцать, а ей… ей уже шестнадцать, она казалось ему такой взрослой, такой недоступной, но такой близкой, и за это он любил её ещё больше.
Стоя у подъезда, «мне пора» прошептала она, и прикоснулась ладошками к его щекам. Она чуть приблизилась к нему, закрыла глаза, и… поцеловала его. Она и раньше его целовала, но теперь всё было иначе, это был не невинный поцелуй, а взрослый, поцелуй передающий любовь, поцелуй вселяющий надежду, поцелуй сводящий его с ума. Через минуту она отпустила его и нежно улыбнулась. Дима стоял молча, ещё не осознав, произошедшее, это был его первый взрослый поцелуй.
-Пригодится… закрывай глаза, и дыши носом, - снова улыбнулась она и добавила – пока.
-Пока – тихо прошептал Дима, но не сдвинулся с места.
Ира уже ушла, хлопнула дверь, а Дима стоял и смотрел ей в след. Взгляд проходил сквозь стены, и сквозь этот мир, он смотрел далеко в некуда, и думал ни о чём, и был он сейчас никем. Ветер становился всё сильней и сильней, ночь снова разорвала облака и, посыпался тяжёлый мокрый снег, но Дима этого не чувствовал, сейчас он был далеко от всего, что его окружает. Едкий, холодный ветер начинал кусать и обжигать его лицо, снег уже засыпал его кроссовки, но Дима этого не хотел чувствовать, сейчас он был выше своего тела, выше своих ощущений, выше холода, который пробирался всё глубже и глубже сквозь одежду. Его сердце разрывал кинжал, воткнутый ещё в подъезде, и тут же исцелял его, поцелуй подаренный совсем недавно. Он ещё чувствовал вкус её губ, ещё вдыхал её запах, ещё ласкал её язык, ещё хотел, хотел жить…

Солнце взошло уже давно, оно осветило все улицы, все дома и все крыши, на одной из которых сидел Дима. Огромными каплями, словно плачь стаи ангелов, шёл проливной дождь. И Дима плакал вместе с ними. Солнце было ещё низко и не было закрыто зловещими тучами, которые, будто так и хотели кричать о чём-то страшном, о чём-то отвратительном, что должно произойти. Дождь такой мерзкий, такой тяжёлый, такой холодный и в то же время такой тёплый, такой успокаивающий. Утреннее солнце согревало озябших воробушков, скачущих вокруг Дима, и пытающихся найти укрытие, от небесных слёз. Лицо Димы било мокрое, не только от дождя, он сидел и думал об Ире, о себе, обо всём, что только лезло в голову. Они всё лето провели на этой крыше, то просто разговаривая, то смотря в глубину неба и делясь мыслями…

<Мы лежали здесь, прямо здесь, голова к голове и смотрели на облака, гадая, на что они похожи.
-Знаешь, - произнёс я, - иногда мне кажется, что облака это души.
-Души? – спросила Ира
-Да, души потерянных людей, – поспешил ответить я, - души людей которые не нашли своего счастья на Земле, души людей слишком грешных, чтоб попасть на небеса, но слишком невинных, чтоб кануть в ад.
-Ты, правда, так считаешь?
-Парой… - я чуть задумался, мне не хотелось этого говорить, но с ней я мог делиться всем –  мне кажется, что и мой отец тоже где-то там, иногда он пролетает над нами, и наблюдает за мной.
-Твой отец был хорошим человеком, наверняка он сделал это не по своей воле.
Я шмыгнул носом, и одинокая, холодная слеза скатилась по моей щеке.>

<Она стояла и говорила по телефону.
Да… Да… Конечно… Да уже иду… Да, я люблю тебя… - произнесла она, я мои ноги подкосились.
Она любит, она любит его. Дурак… как мог вообще на что-то рассчитывать. Она так красива, так умна… Дурак… Я готов был расплакаться, но должен был держаться, я уже чувствовал свои слёзы и отвернулся. Облокотившись на стенку, я съехал на пол. Боже, как больно… я ни когда не думал что может быть так больно.>

С этими мыслями, Диме становилось все больнее и больнее. Каждое новое воспоминание, словно разрывало душу. Слёзы всё текли и текли.

<Она заплакала и обняла меня.
-У меня никогда не было такого друга – тихо прошептала она мне на ухо – ты, такой маленький, такой невинный, ты никогда не предашь…
Я знал, я чувствовал что, что-то случилось, что-то её сильно огорчило, что-то или кто-то её сильно обидел.
-Ты самый родной для меня человек, – продолжала она – тебе я могу доверить всё, понимаешь, всё о чём я думаю, всё что чувствую – всё я могу доверить тебе, мой маленький Димочка… Дима, я люблю тебя.
У меня в горле образовался комок, и мне стало тяжело дышать.
-Люблю, как брата, которого у меня никогда не было, которого я всегда хотела… - наконец улыбнулась она.
Я вытер бусинки слёз с её щек и аккуратно поцеловал её в щечку. Она снова улыбнулась и поцеловала меня в губы, так нежно, так приятно и так невинно.>

<Не знаю, сколько мы шли по тёмной заснеженной улицы, но это показалось для меня всего лишь мгновеньем, всего лишь частичкой счастья, когда я нахожусь рядом с ней. Мы разговаривали ни о чём, словно там, в подъезде ничего не произошло, словно я забыл, что люблю её… словно я лишь её друг. Но вот подъезд, проклятый подъезд, нам пора расставаться – ей надо уходить… я не хочу… не могу её отпустить… что сказать? Что сделать? Она подошла чуть ближе. Нежно прикоснулась к моим щекам, и прижалась своими губами к моим. Поцелуй. Её язычок скользнул меж моих губ. Что? Зачем? Это… это… приятно, странно, но приятно. Она начала ласкать мой язык своим. Я начал отвечать на её движения, и вот…всё кончено… она уже стоит в стороне.
-Пригодится… закрывай глаза, и дыши носом, - улыбнулась она и добавила – пока.
-Пока – произнёс я, но из меня выкрался только тихий шёпот.
Зачем она сделал это? Она думает, я кого-то люблю, кого-то кроме неё? Она не догадалась? Она не дала мне договорить, не дала сказать, что я люблю её и только её. Будь, проклят мобильный телефон, прервавший меня. Будь, проклят, этот Гришка. Будь, проклят тот слабак, который не может сказать о своих чувствах, будь, проклят тот мальчишка, влюбившийся в свою лучшею подругу, будь, проклят я…>

Дождь шёл и шёл не прекращаясь. Ничто не могло утешить ангелов, проливших свою печаль на Землю. «Я должен с ней попытаться поговорить – подумал Дима – ещё раз»…
Нажав на звонок, он немного отошёл в сторону. Он стоял и дрожал, толи от холода, толи от нерешимости. Дверь не открывалась, прошло около минуты, и Дима снова нажал на звонок. За дверью стояла тишина. Прождав ещё некоторое время, он решил идти домой, как двери лифта открылись, и из него вышла мама Иры.
-Привет Дима – раздался бодрый голос.
-Здрасьте тёть Таня – нехотя ответил он.
-Ты к Ирке? – задала тётя Таня риторический вопрос.
-Угу.
Она подошла к двери, открыла её и прошла внутрь.
-Проходи, ты совсем промок, где ты бал? – снова спросила она, но по интонации можно было понять, что ответа она не ждёт. – раздевайся, посиди у неё в комнате, а я пока чаю вскипячу.
Дима неуверенно вошёл, разделся и медленно прошёл в Ирину комнату, а тётя Таня устремилась в глубь коридора. Упав на кресло, Дима окинул комнату взглядом. «Ой, Дим, а к чаю-то у нас ничего нету, я спущусь в магазин, а ты пока посиди - я быстро» - раздалось из кухни. Комната была светлая, и убранная, хотя кое-где были намёки на некий хаос и беспорядок, но они были, явно наспех, убраны. На кровати лежал небрежно открытый дневник, казалось, что Ира только что в нём что-то писала, на дневнике лежала ручка. Он словно звал Диму, словно манил его заглянуть внутрь, прочитать её мысли. А что такого, ведь она всё ему рассказывает, или это только притворство? Может она что-то всё же скрывает? Ну и пусть, это не его дело, он не должен заглядывать в него.
 Дима колебался ещё мгновенье, но всё же грохнулся на кровать, как она это делает всегда у неё в гостях. Кровать такая мягкая, такая чистая, такая убранная, такая притягательная - на ней так и хочется иной раз попрыгать. «Какой же я ещё ребёнок, а уже влюбиться захотел» - прошептал он, поймав себя на мысли, что снова хочет попрыгать на ней.
Буквы были прыгающие, наспех написанные, Дима даже засомневался Ирин ли это почерк, а вся страница словно облита чем-то.
 «Дневник, я ненавижу себя, ненавижу этих ублюдков: Гришу, Славу и Илью, ненавижу этот мир. Зачем я пошла к ним, ведь я их почти не знаю?  Он сказал мне, что лучший подарок это я, но я не поняла, что он имел в виду. Когда я пришла к нему, всё казалось нормальным, но патом он начал приставать»
Почерк становился все хуже и хуже, часть текста Дима не смог прочитать.
«Бросив меня на кровать, он приказал мне раздеться. Дура, зачем я пошла к нему? Ненавижу себя. Я сопротивлялась, он ударил меня и начал срывать одежду. Грязный ублюдок, будь ты проклят…»
Слёзы навернулись на глазах Дима, не замечая того, он сжимал дневник всё крепче и крепче, жадно впиваясь в каждое новое слово, но почерк был слишком неразборчив.
«Илья держал меня за руки, Слава сжимал маю грудь, а Гриша раздвинул ноги и вошёл в меня. Мне стало ужасно больно. Я кричала, и плакала, молила их остановиться, молила прекратить, но это, словно заводило их ещё больше. Гриша всё делал быстро, грубо и вскоре боль превратилась в агонию. Гриша вышел, и пошёл прочь из комнаты. Я чувствовала, как кровь стекает по моим ногам. Вскоре Слава, оставив грудь, подошёл к ногам…»
Дыханье перехватывало, Дима переполнился её чувствами, он возненавидел этот мир, этих ублюдков. Буквы то и дело становились кружками или кривыми линиями, но некоторые слова разобрать можно было.
«Илья был третьим… Я грязная, ненавижу себя, зачем я это сделала? Зачем я пошла к ним? Грише уже девятнадцать, а мне всего шестнадцать, и ещё совсем маленькая… совсем девочка… что они сделали со мной, эти звери? Будь, проклят весь этот грязный мир. Зачем? Зачем я пошла? Ненавижу… Ненавижу Ублюдков… я просила остановиться… грязные животные… Я хочу увидеть Диму, моего маленького любимого Диму… Теперь я поняла, как он дорог мне, как сильно он мне нужен, он не просто мой друг, я люблю его… но он… он любит другую, зачем я ему? Он просто считает меня подругой… Ненавижу этот мир»
Следующее слово расплылось кривой линией, до конца строки. Дима подскочил, и с криком отбросил дневник в другой конец комнаты. «Нет!» - закричал он, падая на пол, слезы текли по его лицу. Боль, адская боль души, заставляла его стонать, но подниматься на ноги. «Твари… Ублюдки… Животные…» - с неистовой яростью бормотал он. Встав, он направился в ванную что бы умыться. Открыл дверь и онемел.
 Холодная тьма охватила его, он словно потерял над собой контроль, он не мог пошевелить ни пальцем. Весь его мир покрылся толстыми длинными трещинами, словно стекло, и в тот же миг разбился на мельчайшие осколки. Осталась лишь тьма. Бездонная, холодная тьма. И во тьме оставались лишь он, да ванна, на которую он смотрел с ужасом. Вся ванна была заполнена отвратительной смесью воды и крови, красная, как смерть и прозрачная, как безнадёжность. В ней лежала Ира. Её лицо было столь умиротворённым. Хотя она была вся заплакана, можно было угадать улыбку счастья на её лице. Левая рука с перерезанным запястьем, была в воде, а правая облокотившись на край ванны, указывала на дверь. На полу лежал нож, пластмассовый нож с выдвигающимся лезвием, нож для резки бумаги. Зелёная рукоять, и острое лезвие сделали свою грязную работу. Они освободили её, освободили напуганную, девушку.
Обступившая его тьма стала ещё непроглядней, стала клубящейся, словно дым. Она смеялась над ним. Она жалела его. Она звала его. Она говорила с ним:
-Я больше не смогу с ней гулять – тихо сказал Дима некуда.
-Тогда зачем тебе ноги? – шептала тьма
-Я больше не увижу её…
-Тогда зачем тебе глаза?
-Я больше не смогу прикоснуться к ней…
-Тогда зачем тебе руки?
-Я больше поговорю с ней…
-Тогда зачем тебе губы и язык?
-Я не могу быть с ней…
-Тогда зачем ты живёшь? – торжествующе вопросила тьма.
Окровавленное лезвие, своим блеском ослепляло Диму, манило его. Он склонился над Ирой: «Скоро мы будим вместе…» - прошептал он, и поцеловал её в губы, детским, невинным поцелуем. Бусинка слезы упала в ванну и Дима, схватив нож, вонзил его себе в левое запястье. «Я иду к тебе…» - тихо произнес он, и начала вращать лезвие. Боли не было, сейчас его разрывала душевная боль, что ему до бренного тела? Что ему до этой плоти? Скоро он будет далеко от него, далеко от этого тела, далеко от этого грязного мира, вместе со своей любимой, там, в небе среди облаков. Боль, жалкая телесная боль – лишь условность земного мира, но без неё человек не может существовать, тело больше не могло терпеть, и Дима упал.
Тьма была озарена светом, жалко шипя, она расступилась. На смену тьме пришёл безграничный, тёплый свет, добрый и успокаивающий. Дима истекал кровью, и казалось, готов был покинуть своё тело, готов был отправиться туда, к горизонту, готов был стать облаком.
-Ещё не время – послышался умиротворённый голос, он был таким близким, таким родным, таким любимым – ещё не время, - повторила Ира.
Свет тускнел, и вскоре осталась лишь тусклая лампочка, освещающая небольшую комнатку – ванную. Дима лежал на полу, стонал, но не от боли, а от ненависти и от ярости. Он уже мог шевелиться, но не хотел. «Зачем? Зачем жить? Зачем мне вставать?» - спрашивал он сам у себя. «Ещё не время…» - мелодично прозвучало у него в голове. Он просто лежал, и ждал, сам, не зная чего, он ждал. Может, ждал когда умрёт… может ждал когда проснётся… может ждал чего-то большего.
Свет снова начал меркнуть. Свет лампочка становилась всё слабее и отдаленнее. Комната снова погрузилась во тьму, холодную тьму, которая смеялась и в то же время жалела Диму, тьму, которая снова говорила с ним.
-Ты с ней уже не будишь гулять, зачем тебе ноги? – спросила тьма
-Чтобы найти его – прошептал Дима.
-Ты больше не увидишь её, зачем тебе глаза?
-Чтобы заглянуть в глаза зверю. – Произнёс Дима.
-Ты больше не прикоснешься к ней, зачем тебе руки?
-Чтобы нести гнев. – Каждое слово становилось всё громче.
-Ты больше не поговоришь с ней, зачем тебе губы и язык?
-Чтобы провозгласить возмездие. – Слова вырывались как гром, и разрывали плоть тьмы.
-Ты не можешь быть с ней, тогда зачем ты живёшь?
-Чтобы отомстить. – вскрикнул он.
Тьма, торжествующе расступилась, подняв Диму на ноги, она растворилась. Дима, плавным движением большого пальца, спрятал лезвие ножа и сунул его в карман. Наспех обмотав левую руку попавшимся под руку полотенцем, он вышел из ванной. Он не чувствовал левой руки, только адскую боль там, где она была. Он не мог пошевелить ни одним пальцем на ней, наверно разрубив сухожилия. Накинув куртку и обув кроссовки, он кинулся вверх, на девятый этаж, в свою квартиру. Открыв дверь, и, вбежав внутрь, Дима начал шарить по своей комнате, сбрасывая всё со своего стола, выкидывая всё, из шкафов, выдёргивая ящички. Упав на пол, он посмотрел под кровать. «Вот он» - торжественно произнёс он и потянулся. Вытащив из под неё свой пневматический пистолет, он сунул его за пояс и выбежал из квартиры. Не закрывая дверь, он кинулся вниз по лестнице, «только бы не наткнуться на тётю Таню» - промелькнуло у него в голове. Спустившись, он выскочил из подъезда, и забежал с ближайший магазин.
-Здрасьте, тётя Галя – крикнул он с порога – дайте Водки.
-Ты что сдурел? – опешила она.
Тетя Галя, подруга Диминой мамы, она работа продавцом в магазине. Мама Димы, попросила её давать всё, что Дима просит, но в разумных рамках, разуметься, пока она в командировке, а потом она за всё рассчитается.
-Я серьёзно, теть Галя – запыхался Дима – срочно дайте водки.
-Ну… надеюсь хоть не себе берёшь, тебе потом от матери влетит – строго сказала она и протянула ему маленькую чекушку.
Нервно Дима выхватил её из рук и, открыв, сделал три добротных глотка. Боль отступила. Тело стало словно ватным, но ещё послушным. Задрав рукав, Дима сорвал полотенце и вылил пол бутылки, на запястья.
-О, Боже… - только и прошептала тетя Галя.
Оставив в бутылочке ещё глоток, он сунул её в карман, и произнеся: «Прощайте» - выбежал на улицу.

Дождь, казалось, стал ещё сильнее, небеса были полны печали и немой злобы, как и Дима. Вот этот проклятый подъезд. Тут они расстались и Ирой, тут он видел её последний раз, тут она поцеловала его, будто знала, что произойдет. Войдя внутрь, он начал обследовать стены и почтовые ящики, в поисках заветных надписей. Вот оно: «Гриша – мудак» - было написано на ящике шестьдесят седьмой квартиры. Немного поразмыслив и прикинув, Дима вошёл в лифт и нажал кнопку девятого этажа. Запыхавшись от длинной пробежки, и короткого отдыха, он медленно подошёл к заветной квартире и нажал на звонок. За дверью играла громкая музыка, которая сильно била по ушам. Дима снова нажал на звонок. Музыка смолкла. Он опять нажал на звонок, и музыка возобновилась. Дверь открыл высокий светловолосый парень.
-Гриша? – отдышавшись спросил Дима.
-Гриша – отозвался парень.
-Привет, Илья у тебя? – спросил он.
-Да, и Слава тут – растерянно ответил Гриша.
-Отлично, кстати с праздником тебя – улыбнулся он – а родители где?
-Спасибо, в гостях – тоже улыбнулся Гриша – а ты кто?
-Меч Алексиэля – громогласно ответил Дима – ангела возмездия.
Выхватив пистолет из-за пояса, он приставил его к Гришиному животу: «Прости, Боже, мне деяния мои, но ярость моя ослепила меня» - произнёс Дима и нажал на курок. Гриша упал на пол, зайдясь неистовым криком. Он выкрикивал нечленораздельные фразы, проклятья и маты. Кровь несмело капала на холодный бетон. Дима спокойно навёл пистолет на голову извивающегося Гриши и прошептал: «Сын твой прощал грехи людям, но я не могу». С криком Гриша ударил Диму по ногам, и тот упал, выронив пистолет. Забравшись сверху, Гриша дико начал бить обидчика по лицу. Нанося всё более яростные и ожесточённые удары. Дотянувшись до пистолета, он направил его на лицо Димы: «Помолись ещё раз, сука» - закричал он и нажал на курок. Пуля нехотя выкатилась из дула и упала Диме на лицо. При падении, верно, был повреждён газовый баллончик, и не оказалось достаточного давления, чтоб выстрелить. Гриша замешкал в негодовании. Дима, воспользовавшись временем, нащупал в кармане нож, выпустил лезвие и, разрезав карман, нанёс удар в бок. Адская боль, разрывающего плоть лезвия, когда Дима став вращать нож, буквально сковала Гришу и он отлетел в сторону, извиваясь в агонии. Дима медленно подошёл и присел на корточки, рядом с Гришей, подняв нож.
-Пожалуйста… не… не надо… кто ты?.. оставь меня… - захлебывался Гриша.
-Она умоляла тебя остановиться – произнёс Дима и нанёс скользящий удар лезвием по лицу – умоляла прекрати. Грязное животное. Кто ты после этого?
-Я не понимаю о чём ты говоришь… - стонал Гриша.
-Ирка, она пришла к тебе на день рождения, вчера…
-Не…не…нет… я не… не хотел… - оправдывался он.
-Она плакала, умоляла остановиться, ты грязный ублюдок.
-Я… я отплачу… вып…выплачу сколько попросишь… не…не надо… - причитал он.
-Она мертва, Гриша, она покончила с собой – прошептал Дима – из-за тебя.
-Но…
Дима вонзал нож ему в горло, не дав ему закончить фразу, и провернул лезвие. Бездыханное тело упало на пол. Пряча нож за спину, Дима приоткрыл дверь и крикнул: «Слава!». Через некоторое время в проходе появился Слава.
-Чего? Ты кто? – произнёс он.
-Иди сюда – поманил его Дима.
Слава вышел на площадку и, не успев сообразить, что произошло, получил удар ножом в горло. Захлёбываясь собственной кровью, он упал на колени: «Ты был второй...» - прошептал Дима и нанёс ещё один удар. Слава упал на холодный бетон и, в страшной агонии, присоединился к Грише. Достав чекушку, Дима сделал ещё глоток и сунул её обратно в карман. Левая рука, казалось, начала приходить в норму. Дима открыл дверь и вошёл в квартиру. На пороге он обнаружил аппаратуру – видео глазок. Не успев что-либо сделать, он получил удар в лицо. Тонкая палка, от удара треснула пополам. Дима упал, застонав от боли и выронив нож. Как он устал, как ему хотелось лечь и уснуть, проснуться и осознать что всё это лишь дурной сон. Но адская боль, заставила его напрячься ещё раз. Илья вонзил, выроненный Димой нож, в спину, казалось, он попал прямо между рёбер и вошёл в лёгкое. Лезвие начало ходить влево, вправо. Неистовые крики вырывались вновь и вновь. Илья выткнул нож, и Диме надо было действовать немедленно, позабыв про боль. Выхватив, бутылку из кармана, он, перевернувшись на спину, ударил, что было сил Илью в висок. Бутылка разлетелась на маленькие осколочки. Илья упал. Оббитое горлышко бутылки Дима вонзил Илье в живот и вырвал нож у него из руки: «А ты… ты был третьим…» - с трудом выдавил из себя Дима и воткнул нож в грудь Илье.
Уверившись в его смерти, Дима медленно поковылял на площадку. По лестнице, он забрался на крышу и упал, упал на жёсткий бетон холодной крыши.
-Знаешь, - произнёс он, - иногда мне кажется, что облака это души. Да, души потерянных людей, души людей, которые не нашли своего счастья на Земле, души людей слишком грешных, чтоб попасть на небеса, но слишком невинных, чтоб кануть в ад. Думаю и ты сейчас там… в небесах… надеюсь… и я к тебе… скоро попаду… скоро тебя увижу…
Диму окутала тьма.

-Сюда, здесь ещё один на крыше – послышалось от куда-то издалека.
-Кажется, он ещё жив.

Дима чуть приоткрыл глаза, над ним собрались люди, он был в машине. Все смотрели на него. Ему было приятно, тепло, и хорошо. Машина наполнялась светом, самой добротой, любовью и теплом. Появился знакомый силуэт: «Пойдём со мной…» - прошептала Ира.
-Мы его теряем – послышалось откуда-то издалека.
-Пульс пропадает
-Сердце… остановилось…
Всё это было так далеко и так не нужно, эта Земля… эта Земная жизнь… эта Земная боль, всё осталось далеко позади…

Яркое утреннее солнце осветило холодные городские улицы. Снега уже почти не осталось, но он так и норовил поблескивать на золотых лучах. По чистому голубому небу плыли два облака, два прекрасных, облака, то сливающихся в долгом поцелуе, то разделяющихся лишь на миг, и снова сливающихся в поцелуе…