Дед Мазай, Му-Му и Восток

- Эва морковь в прошлый год уродилась!
 Сутулый Герасим, щурясь в полумраке, разгреб мощными своими лапищами кучу песка в углу лабаза и стал бережно укладывать рядами в ящик оранжевые гладкие корнеплоды, будто бы мелкокалиберные латунные снаряды.
-Надобно утром раненько на кухню их снести. Чегой-то задумала барыня, ведьма старая. То ли котлеты какие-то «вегетарские», али пирог.
Наш герой погрузил ящик в тачку, сноровисто ухватил ее грубо оструганные ручки и направил единственное скрипучие и вихлястое, как соседка-кума, колесо в сторону флигеля, туда где жил.
-Эй, Герасим! – раздалось из-за плетня.  На Герасима весело смотрел  васильковыми глазами из-под снежно белых бровей соседушка Дед Мазай. Он облокотился на верхнюю жердину плетня, а на нижнюю - поставил ногу, обутую в новый лыковый лапоть, и кивал куда-то вниз. – Не твоя ль скотинка-то?
Возле Деда сидела мокрая, как выдра, дворняга и жалобно смотрела на Герасима, мотая башкой время от времени, вытряхивая из ушей попавшую в них воду. На шее собачки болталась оборванная пеньковая веревка.
- Вот, выловил в реке давеча вместе с зайцами: те на корягах и на кочках скукожились, и  она вместе с ними. Большой паводок пришел нынче, однако. Зверье как умеет спасается!
Герасим слегка присел, раскрыл немой свой рот, бросил тачку и удивленно хлопнул ладонями о колени. «Скотинка» восприняла это, как призыв, и радостно рванула к нему, высоко подбрасывая задние ноги.  Аж, уши по ветру разметало.  Стала высоко прыгать, пытаясь лизнуть хозяина в нос. У того глаза от слез затуманились…
Слова соседа про спасенных зайцев Герасим оставил без внимания. - Мазай любил прихвастнуть, да и приврать где-то для красного словца.
Счастливые хозяин и собака отправились во флигель. Вечерело. Герасим долго гладил любимую собачку, а потом улегся спать. Ночью его разбудил какой-то шум. Он заметил, что Му-Му вытащила  зубами из ящика морковку и направилась к выходу, и последовал за ней.
Му-Му нырнула под плетень и подошла к хате Деда Мазая. Неожиданно навстречу ей из темного дверного проема выкатились серые ушастые комочки. Собака положила перед ними морковку и компания стала резвиться на полянке перед домом. Скакать, перепрыгивать друг через друга. В серебристом свете луны картина выглядела фантастической.
Герасима охватила светлая грусть. Он поднял глаза на алмазную россыпь над головой в черничном киселе.
-Э-эх, люди-люди!
В небе по высокой дуге плыла яркая звездочка туда, где макушки деревьев упирались в узкую, как перышко снегиря, полоску  розовой зари.
- У собак надобно учиться! Игривости младенческой и доброте к тварям божьим – сородичам своим…  Сесть бы сейчас в ту звездочку, да эсэмэсить всем сверху: барыне – чтоб сказилась, куме -  чтоб почаще заходила. Над Мазаем поприкалываться.
Герасим вернулся в дом, подошел к столу, сдвинул коленом чтоб не мешала тяжелую скамью, пошарил и нащупал узловатым пальцем в сахарнице добрый кусок и бережно положил его в миску для Му-му.
– Пусть подсластится «скотинка», когда вернется.
Затем кряхтя взгромоздился на печь, широко и сладко зевнул и уже засыпая подумал: "Эк, проняло-то меня сегодня. Слова непонятные лезут в голову…". Потом одобрительно: "А Мазай-то мужик!" И погрузился в безмятежный сон.