Адольф Гитлер в бухте Попугаев

     На горизонте показалась белоснежная шапка потухшего тысячи лет назад вулкана Тупунгато, а вокруг бушевал буйными красками осени земной рай. Справа и слева от шоссе тянулись бесконечные ряды виноградников, перемежаемых садами, в которых шел сбор урожая яблок и груш. Сплошь и рядом у обочины дороги попадались финиковые пальмы с тяжелыми гроздьями созревающих плодов. На вечнозеленых лугах паслись стада упитанных коров, вокруг которых изредка встречались фигурки пастухов-гаучо, меланхолично наблюдавших из седла за медленно передвигавшимся по пастбищу скотом. С трудом верилось, что из такого красивого и безумно богатого края можно уехать в поисках лучшей доли в каменные джунгли Буэнос-Айреса, смердящие выхлопами бензина.
     Когда я спросил у поваренка из пиццерии "Палермо" о Тупунгато, у меня в тот момент совершенно вылетело из головы, что так называется вторая по высоте вершина горной гряды, отделяющей Аргентину от Чили. Самая высокая гора в южных Андах называется Аконкагуа, ей не хватает всего несколько метров до семикилометровой отметки. А вулкан Тупунгато, расположенный, как и Аконкагуа, в провинции Мендоса, лишь на полкилометра ниже. Вот по его живописным предгорьям и пролегал мой путь в поисках служанки семьи Гейко.
Выехав из Буэнос-Айреса рано утром, я без особой спешки к вечеру добрался до небольшого аккуратного городка Тупунгато, со всех сторон окруженного виноградниками и фруктовыми садами. Немного поколесив по его окраинам, я обнаружил симпатичную двухэтажную гостиницу, над входом в которую деревянные буквы составляли слово "Кенигсберг". "Любопытное совпадение", - подумал я. Дело в том, что мое липовое свидетельство о рождении гласило, что моя покойная матушка Ангела Вольф была уроженкой того самого Кенигсберга.
     Остановив машину у крыльца, я вошел в тесноватый холл гостиницы, добротно отделанный  деревянными панелями. Там царила пустота. На удар ладони по звонку, стоявшему на стойке регистрации, со второго этажа неспешно спустился крепкий старик с рыжевато-седыми, коротко стриженными волосами и глубоко запавшими мутновато-серыми глазами. Крепко сжав узкие губы, он равнодушно кивнул головой и вопросительно посмотрел мне в глаза.
- Добрый день, сеньор. Не найдется ли у вас свободного номера?
- Сколько угодно. Позвольте ваши документы для регистрации.
    Старик говорил по-испански чисто, но с заметным иностранным акцентом. Взяв в руки мой парагвайский паспорт, он удивленно поднял брови и обратился ко мне с коротким вопросом на немецком языке.
- Извините, я вас не понимаю.
- Судя по вашей второй фамилии, ваша матушка немка...
- Совершенно верно, моя покойная мать была родом из того самого города, имя которого носит ваша гостиница.
- Сочуствую вам, вы еще совсем молодой человек, а ваша мютерхен уже умерла.
- Когда мне было всего два года, иначе мы с вами сейчас говорили бы на другом языке.
- И где она упокоилась, если не секрет?
- В Парагвае, в городе Посо Колорадо.
- Так, значит, ваш фатерхен - парагваец?
- Совершенно верно, но и его, к сожалению, уже нет в живых.
- Искренне вам сочувствую, молодой человек. Позвольте представиться: герр Михель Клаус, хозяин гостиницы и уроженец Кенигсберга.
- Рад знакомству. Мы с отцом скотоводы, у нас ближайшие соседи живут за сорок километров. Поэтому в наших степных краях мне, к сожалению, почти не доводилось общаться с земляками моей матери.
- Досадно. Как раз сегодня вечером в ресторане нашей гостиницы соберется небольшая компания немецких камрадов. Приглашаю вас присоединиться к нам.
- Спасибо, обязательно воспользуюсь вашим преиглашением. 
    После долгой дороги, монотонно тянувшейся посреди бесконечных пампасов, сон валил меня с ног. Разбудило громкое пение. Нестройный хор мужских голосов пел на немецком знаменитую "Лили Марлен". Мгновенно вспомнив о приглашении на мужскую вечеринку, я сбрызнул лицо водой из-под крана, внутренне собрался и направился вниз, прекрасно понимая, что меня ждет не самое легкое в моей жизни испытание. Мой отец был танкистом и потерял на Великой Отечественной правый глаз, его младший брат погиб в первые дни немецкого вторжения, а один из маминых братьев в начале войны пропал без вести, он служил в десантных войсках.
     В ресторане гостиницы не было никого, кроме сидевшей за большим столом сильно разогретой пивом и шнапсом компании пожилых мужчин, которые раскачались из стороны в сторону в такт солдатской песни. Некоторые из них сидели в тесных вермахтовских тужурках, наброшенных на плечи поверх гражданских рубах. Хозяин вскочил со стула и, слегка пошатываясь, громко представил меня собравшимся, что-то объясняя на немецком. Его сообщение было встречено шумными приветственными возгласами. Меня усадили рядом с герром Клаусом, который тут же навалил мне огромную тарелку вареной свинины с картофелем и тушеной капустой, налил рюмку шнапса и щелкнул пальцами официанту с требованием принести мне кружку пива. Поднявшись с места, я произнес заранее приготовленный тост:
- Пью за истинно немецкое гостеприимство.
     Лихо выплеснув содержимое рюмки в глотку, я запил шнапс несколькими большими глотками пива и набросился на свинину. Герр Клаус, весьма прилично раскрасневшийся от выпитого, фамильярно хлопнул меня по плечу и тут же налил мне новую порцию шнапса. Вторая рюмка незамедлительно отправилась вдогонку за первой. Когда третья рюмка точно так же не заставила себя долго ждать, немцы одобрительно загалдели.
- Что они говорят, герр Клаус?
- Ты пьешь как истинный ариец, пусть ты и только наполовину потомок тевтонов, мой мальчик. Ничего, что я называю тебя на ты?
- Ради бога. Кстати, предки моего отца были потомками испанских конкистадоров. Они тоже были парни не промах, если учесть общую площадь завоеванных ими территорий.
- Не забывай, что предками испанцев были вестготы, а это древнегерманское племя. Слушай, Антонио, каким судьбами тебя занесло в нашу глубинку?
- После смерти отца получил наследство и подумываю, не вложить ли мне его в местные виноградники. Надоели парагвайские сухие степи. Не дадите ли мне совет, герр Клаус? И нет ли у вас в округе красивых немецких невест?
- Тут ты будешь среди своих, сынок. Мендоса нашпигована бывшими солдатами вермахта, как вот этот кусок свинины чесноком. Стоит тебе обосноваться в наших местах и ты моментально заговоришь на родном языке, а уж румяных Гретхен у нас хватает.
- Сами вы давно тут живете?
- В Аргентине с лета сорок пятого, только поначалу я, как и многие наши, жил на юге, в районе Баррилоче. Но потом нам там стало тесновато и мы принялись осваивать новые места.
- Где же вы закончили войну?
- В последний раз выпустил торпеду неподалеку от аргентинского побережья, когда наша подводная лодка потопила последний корабль проклятых англичан. Потом мы высадили своих пассажиров, а лодку затопили в одной удобной бухте.
"Господи, - подумал я, - они приплывали сюда прямо на подводных лодках. Сколько же их тут собралось?"
- Так все это господа - бывшие подводники?
- Нет, далеко не все, подводников среди нас только трое. Остальные приплывали на пароходах из разных мест. Вот Вилли, например, перебрался из Франции в Испанию, получил там аргентинский паспорт, приплыл в Буэнос-Айрес и жил там до прибытия своей семьи. Ганс служил в люфтваффе, перелетел на своем самолете из Германии в Австрию, оттуда добрался до Италии. Там нашим парням тоже было кому помочь. Вплоть до Ватикана, который точно так же, как все мы, ненавидит красных. 
     На другом конце стола раздался взрыв хохота. Герр Клаус повернулся к своим гостям, задал какой-то вопрос, а потом перевел мне ответ. Оказывается, один из его друзей по имени Ганс повторил свою любимый рассказ о том, как, попав в плен к русским, работал в Москве на строительстве дома для партийных бонз. Каким-то чудом группа пленных раздобыла снаряд и замуровала его в стену одной из квартир. С тех пор во время каждого застолья бывший пленный провозглашал тост за то, чтобы снаряд разорвался в доме маршала Советского Союза Брежнева. Несколько месяцев назад ему пришлось сменить в тосте фамилию Брежнева, поскольку Леонид Ильич скончался, благополучно избежав смертельной опасности. Теперь Ганс пил за то, чтобы снаряд разорвался в квартире Андропова.      
- Откуда же ваш друг знает, что в доме, который он строил, жил Брежнев?
- Прочитал в немецком журнале воспоминания своего товарища по плену, который много лет спустя побывал в Москве и там узнал, что русский фюрер живет в том самом доме.
     Такую информацию пропускать мимо ушей было нельзя и при первом же удобном случае я сообщил о замурованном снаряде в центр. Потом мне рассказывали, что несколько квартир в знаменитом доме на Кутузовском проспекте действительно проверили с миноискателями, но ничего не нашли. Много лет спустя, когда советская власть приказала долго жить, новые русские принялись скупать квартиры в престижном доме и перестраивать их, в одном из простенков действительно обнаружили тот самый снаряд, за взрыв которого Ганс из провинции Мендоса пил много лет, но так и не дождался осуществления своей садистской мечты.
     Старые нацисты еще долго делились воспоминаниями о тех временах, когда их части утюжили танками, расстреливали из орудий и забрасывали авибомбами города и деревни моей далекой родины. Тосты звучали один за другим и наконец наступил момент, когда мне пришлось пить за победу немецкого оружия над проклятыми русскими коммунистами. В силу специфики своей профессии виду я не подал и шнапса выпил, но сразу после этого не удержался и с наигранной наивностью в голосе поинтересовался, когда желание победить Советы можно будет реализовать на практике. Сильно заплетающимся языком герр Клаус ответил:
- Теперь, когда наш великий вождь умер, боюсь, что уже никогда.
- Что значит теперь?
- Мой юный друг, ты многого не знаешь, да и не можешь знать. Фюрер скончался в Аргентине восемнадцать лет назад.
- Всегда был уверен, что он покончил жизнь самоубийством вместе с Евой Браун в осажденном Берлине.
- Ты глубоко заблуждался, друг мой, как и миллионы других людей. После войны мы, подводники, доставили фюрера вместе с фрау Браун в Аргентину. Летом сорок пятого три наших субмарины  вошли в бухту Попугаев, с одной из них высадились Адольф Гитлер и его супруга, и сразу же скрылись в пампасах вместе с усиленной охраной. Тебе, как сыну моей землячки, я могу открыть эту тайну. Только ты никому, понял?
     Пьяный немец поднес указательный палец к губам и комично свел осоловевшие глаза к носу. "Дедушка-фашист явно выпил лишку", - подумал я, оглядев притихшую компанию. Шнапс с пивом сделали свое дело: все без исключения старички-нацисты набрались до свинского состояния. Кое-кто заснул прямо за столом, уперевшись головой в сложенные на столе руки. Лишь один из собравшихся продолжал попытки затянуть куплет из "Лили-Марлин". В приоткрытые двери робко заглядывали официанты, видимо, хорошо знавшие, чем обычно заканчиваются попойки членов немецкого землячества Тупунгато.
     Герр Клаус напряженно потряс головой, оглядел затихших партайгеноссе и махнул официантам, которые тут же принялись привычно подхватывать стариков под руки и транспортировать их в стоящий перед гостиницей микроавтобус. Когда очередь дошла до Ганса, он начал громко крыть официантов на довольно сносном русском языке. Говорил он с сильным акцентом, но мат был отборным. Без всяких сомнений уроки русского, которые много лет назад преподала ему лагерная охрана, глубоко засели в памяти старого фашиста.
     Наутро я отправился на поиски Мирты Гонсалес, а когда вернулся в гостиницу, то в холле  столкнулся с герром Клаусом, который давным-давно опохмелился и пребывал в самом что ни на есть благодушном настроении. В одной руке дедушка-фашист держал бутылку вишневого ликера, а в другой - наполненную рюмку. Любезно предложив мне выпить, он усадил меня в удобное кожаное кресло и, слегка помаявшись сомнениями, спросил:
- Уважаемый герр Вольф, мне кажется вчера я наболтал вам много лишнего. Прошу вас, забудьте о пьяных бреднях старого подводника. Договорились?
- О чем вы, герр Клаус? Мы очень мило побеседовали, особенно мне понравился рассказ о вашем друге Гансе, который умудрился заложить настоящую бомбу в центре Москвы. Теперь я буду с особенным вниманием читать новости из России.
- О да, эта история не перестает меня веселить который год. Но я имел ввиду совсем другую историю, ту, что связана с бухтой Попугаев.
- Пардон, каких попугаев? Разве мы с вами беседовали о попугаях? Наверное, я вчера слегка перебрал пива со шнапсом и поэтому позабыл о попугаях.
- Ни и слава богу, слава богу. Как ваши дела, вы подобрали подходящий виноградник?
- Пока нет, но мне очень приглянулись ваши места. Я ведь вырос в поместье, где кругом только тощие коровы да колючие кустарники, а у вас тут просто замечательная природа. Вот только поиски мне придется продолжить чуть позднее. Позвонил сегодня днем другу, который живет в  Буэнос-Айресе, и тот предложил мне выгодное дело. Завтра же утром придется выехать в столицу.
- Будтье осторожны в этом чертовом городе. В последние годы местные коллеги разгорячились не на шутку. До меня доходили слухи, что даже несколько молодых немцев по ошибке попали туда, куда не следует попадать ни при каких обстоятельствах. Аргентинские военные иногда отличаются крайне необузданным нравом, не понимая разницы между красными и выходцами из приличных немецких семей. Вот что, молодой человек, на всякий случая дам-ка я вам телефон своего старинного друга Петера . Он среди нас самый неугомонный: все наши сверстники давно ушли на покой, а он продолжает служить, правда, уже неофицально и без ношения формы. Советник заместителя командующего военно-морскими силами по особым вопросам, вхож во многие кабинеты. Пару раз он уже выручал немецких парней, оказавшихся в плохих компаниях.
- Спасибо, герр Клаус. В чужой стране дружеская помощь ценна вдвойне. Весьма вам признателен.
- Вы мне сразу понравились, герр Вольф. Ничего, что я вас называю по материнской фамилии?