Мухтар

Ребенком я была хулиганистым с пытливым умом. С момента моего рождения папин армейский ремень начал применяться в воспитательных целях и торжественно висел на специально вбитом гвоздике в прихожей. Когда родилась средняя сестра, мне было 3,5 года. Развивалась я активно, стремилась подружиться со всеми людьми и животными. Неоднократно бывала застигнута родителями во время совместного обеда с котом из его миски. Кот был не против, так как я щедро делилась с ним вкусной булочкой. 
Моя бабушка, мамина мама, всю жизнь проработавшая в школе учителем начальных классов, учила меня читать и писать. Ко всему прочему,я оказалась левшой, поэтому бабушка привязывала мою левую руку за спину, чтоб я училась писать правой.

Когда сестре исполнился годик, я уже знала несколько букв. Ими я и расписала белоснежную, только что побеленную стену в доме. Для красоты. Но родители меня не поняли, и опять пошел в дело папин ремень. Тогда я решила украсить младшую сестренку. Улучшив момент, когда мама отлучилась от коляски, я фломастерами расписала сестре все лицо, руки и ноги пятью буквами из алфавита, что мне особенно нравились. Нам с сестрой было весело, и я гордо покзала маме результат... Сначала меня наказала мама, потом папа, потом мама еще неколько раз порывалась отшлепать, когда ацетоном оттирала ревущую сестру. А фломастеры тогда делали на совесть, даже ацетон брал не сразу.
Вот так родители и жили со мной как на вулкане. Я частенько падала с заборов, висела на трусах на дереве, разбивала нос, падая с качелей.. Могла поменять соль и сахар на кухне местами, то есть там где была соль, пересыпать сахар и наоборот. Папа не раз угощался чаем с солью.
В общем, зная мой неуемный характер, родственники меня не защищали. Даже бабушка с дедушкой, папины родители, считали:"Раз Наташку наказывают- значит заслужила." А я от обиды хулиганила еще больше. И тут появился Мухтар.
Папе его отдал один знакомый. Они всей семьей перезжали на другое место жительства, а везти с собой старую кавказскую овчарку за несколько сотен километров посчитали делом не стоящим. 
Вот и привез он нам Мухтара прямо с будкой. Будка была большая, состоящая из двух комнат. Мухтара все боялись. Видимо он не мог забыть предательства старых хозяев и перестал доверять людям. Поэтому даже еду в миске ему пододвигали палкой. 
Службу он нес исправно. Завидев такую огромную клыкасто-зубастую махину соседи теряли дар речи, поэтому папа был преобретением доволен.
Единственная проблема- это следить чтобы я не лезла к собаке. А я и не лезла. Пока однажды не произошел случай, направивший наши с Мухтаром отношения в новое русло.
В очередной раз, когда я чем-то провинилась, и папа с ремнем пытался меня поймать для порки, я выбежала нам улицу и рванула к будке Мухтара. Мухтар спокойно дремал в "прохожей", когда я с разбегу влетела к нему в будку и поползла в дальнюю комнату. Он повернулся к папе и оскалил весь свой набор зубов. Папа испугался. Не за себя, за меня. Злость как рукой сняло. Пороть он уже меня не собирался, лишь бы жива осталась.
Но даже видя такую перемену настроения родителей, я выходить не торопилась. Они ходили вокруг с бледными лицами, охали, звали меня. Но я на такие уловки не велась. Да и Мухтар вроде как был не против, что я в гости зашла. Просидев в будке около часа, я наконец вышла. Радостные родители обнимали и целовали меня, напрочь забыв о недавнем желании выпороть.
И с тех пор так и повелось. Только я что-то натворю, бегом в будку к Мухтару. А уж он -то меня в обиду не даст!  В ответ я щедро делилась с ним булочками и бутербродами с колбаской. Иногда родители догадывались, что я что-то натворила, только когда видели, что я сижу рядом с Мухтаром. Но Мухтар, к моему глубокому сожалению, и облегчению родителей, прожил у нас недолго, всего год. Старенький он был. Но я его помню до сих пор.