Поэтом можешь ты не быть

        Яков Ильич возвращался с вечеринки не в духе. Он не стал дожидаться конца традиционного мальчишника, на который собрались шесть выпускников их группы, оставшихся, как и он, после окончания института в этом большом областном городе на Волге. Вениамин, хозяин квартиры, пытался удержать Якова Ильича, но тот не поддался уговорам и ушёл, сославшись на недомогание. Все шестеро были специалистами в материаловедении, а если точнее, то в области композитов - искусственно созданных неоднородных материалов, которыми можно было заменять дорогостоящие металлы и сплавы. Но, как часто случалось в жизни, никто из них не работал по специальности. Одни, в том числе и Яков Ильич, распределились на завод, куда их взяли «с прицелом на будущее», но это будущее так никогда и не наступило. Трое других попали в местный НИИ, где их использовали в качестве «мальчиков на побегушках», так что когда им представилась возможность вырваться из этого «храма» науки, они с радостью воспльзовались ею. Словом, всем им пришлось переквалифицироваться, и каждый уже долгое время занимался делами, далёкими от приобретённой в институте специальности.
    Яков Ильич, обнаружив в себе литературные способности, стал работать в заводской многотиражке. Приобретенный там опыт в сочетании с несомненным талантом позволил ему позднее стать сотрудником областной газеты, где он вырос до заведующего отделом науки и культуры. Там же были напечатаны его первые стихи. Со временем он стал известным поэтом не только в своей области, но и за её пределами. Особенно ему удавались полные едкой иронии и сарказма пародии. При этом неважно был ли автор уже мастером или только начинающим поэтом, но если он допускал в стихотворении «ляпы», то Яков Ильич расправлялся с ним со всей силой своего остроумия.
    В сегодняшней вечеринке, как впрочем и год назад, участвовал ещё один человек. Им  оказался Шурик или, как его теперь уважительно называли, Александр  Витальевич. Он был единственным из группы выпускником, кто получил направление в научный институт в Академгородке под Новосибирском. Там он сумел проявить себя и вскоре защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертации. В институте о нём говорили с уважением, предсказывая завидную карьеру. Однако продолжение его исследований требовало больших капиталовложений, которых во время всеобщего хаоса в 90-х годах  добыть было негде. Постепенно учёные из других стран ушли вперёд и Александр Витальевич, не видя более перспектив в продолжении своей работы в Сибири, принял предложение занять должность профессора в институте, в котором некогда учился.
    Бывшие однокашники встретили его восторженно – ещё бы, он один смог добраться до вершин, которые грезились им в юности. Яков Ильич несколько раз приглашал его с женой в гости. Нельзя сказать, что они стали близкими друзьями (они не были ими и в юности), но их можно было назвать приятелями и они довольно часто перезванивались друг с другом.
Месяц назад Александр Витальевич сделал Якову Ильичу совершенно неожиданный подарок на день рождения – небольшую книжку своих стихов.
- Боже мой, Шура, и тебя потянуло на лирику! Вот, уж, чего я и подумать не мог.
- Что, статью не вышел или стар стал для этого дела? – пошутил Александр Витальевич.
- Причём тут твой возраст? – не принял шутки Яков Ильич.- Я полагал, что ты по горло завален институтскими делами.
- Так оно и есть. А стихи можно считать занятием для души. Надо же когда-то расслабляться. Впрочем, это не столько процесс снятия напряжения, сколько возможность выплеснуть накопившиеся эмоции. Кстати, это удовольствие стоит ещё и немалых денег – ведь эту книжку я издал за свой счёт.
- Ну, раз ты пошёл на такие затраты, значит поэтический зуд действительно не даёт тебе покоя. Что ж, спасибо за чудесный подарок. С удовольствием ознакомлюсь с твоим творчеством.   
   Подаренная книжка представляла собой цикл стихов из раздела «гражданская лирика». В них Александр Витальевич вполне определённо высказывался о пороках общества, о нищете населения, о бегстве учёных зарубеж и о многом другом. Всё это было не ново, но автор говорил об этих проблемах с такой болью, что после прочтения стихотворений невозможно было оставаться равнодушным.  Однако намётанный взгляд Якова Ильича с сожалением отмечал в стихах профессора многие недостатки, свойственные начинающим авторам: проблемы с ритмикой стиха,  несовпадающие ударные слоги, подчас  примитивные  глагольные рифмы и многое другое. К тому же стихи изобиловали неологизмами – словами, заимствованными из иностранной лексики, которые порой откровенно «резали слух».
   После некоторых раздумий Яков Ильич решил позвонить приятелю.
- Шура, я прочитал твою книжку. Её содержание мне понравилось. Чувствуется, что ты глубоко потрясён тем, что происходит с нашим обществом, и его проблемы – вызывают боль в твоём сердце. Только такие стихи могут вывести людей из спячки. Это очень здорово.
- Спасибо, Яша, но ты, приятель, как будто читаешь критическую статью. Отметил положительные моменты, теперь примемся за недостатки. Так что ли?
- А чему ты удивляешься, Шура? Я ведь всё-таки работаю зав отделом культуры в газете. Профессия накладывает отпечаток. А что касается недостатков, то есть, конечно, и они. Вот, посмотри...
И дальше Яков Ильич начал подробно останавливаться на проблемных местах, где, по его мнению, глаз "спотыкается" при чтении. Александр Витальевич недолго слушал приятеля.
- Яша, если ты думаешь, что я не чувствую эти недостатки, то ты заблуждаешься. Я уже не мальчик, книг прочитал немало, и вполне понимаю что к чему. Просто для выражения своих мыслей я смог найти именно те слова, которые ты видишь в стихах. Другие мне не подходят. Они обеднят стих или не смогут передать остроту моих чувств. Так что я решил для себя, что мысль гораздо важнее, и ради неё можно пойти на нарушение правил стихосложения. Я доступно излагаю?
- Вполне, Шура, но я ведь думаю, что ты не хочешь прослыть рифмачём-подмастерьем, даже если  твои рифмованные строки полны смысла. В конце концов хорошо написанные стихи легче запоминаются, читатель не отвлекается на фиксирование очередного неудобства при чтении, а полностью поглощён содержанием твоего стихотворении и без проблем вникает в твои мысли. Именно поэтому для всех поэтов очень важно как звучит стих, его музыка. Не случайно большие поэты, по образному выражению Маяковского "изводят единого слова ради тысячи тонн словесной руды".
- Не нужно, Яша, ставить мне в пример этого пролетарского "агитатора, горлана-главаря", так, кажется, он сам себя называл. Кто его читает сейчас? - Никто. А вспоминаешь его, наверно, ты один.

- И очень жаль. Если отвлечься от содержания его стихов и посмотреть на его технику стихосложения, то я с уверенностью могу сказать, например, что не знаю ни одного поэта, в чьих стихах присутствует такое количество абсолютных рифм. А ведь за этим достижением стоит адский труд! Поэтому я призываю тебя, Шура, вернуться к твоим стихам и поработать над ними ещё раз. Уверяю тебя, от этого они только выиграют.
- Да нет, Яша, время ушло, книга издана... Но даже если бы можно было всё вернуть назад, я бы не стал вновь возиться с этими стихами. Во-первых, как говорится, запал кончился, кураж прошёл. А, во-вторых, я продолжаю считать, что они и  в таком виде смотрятся неплохо.
- Ну, что ж, дело хозяйское, но в таком случае я оставляю за собой возможность выразить своё мнение публично, потому что это становится делом принципа.
   На этом их разговор закончился, а через пару недель в газете появилась статья Якова Ильича, в которой он анализировал творчество некоторых молодых поэтов. Он отмечал гражданский пафос их стихов, но затем со свойственным ему сарказмом говорил об их нежелании работать над ошибками, о стремлении как можно скорее взлететь на забор и прокукарекать всему свету о том, что они думают и какие они гениальные. И хотя имя Александра Витальевича не было названо, портрет получился узнаваемым. Статья называлась «Поэтом можешь ты не быть!», как бы давая понять авторам, что чем писать такие стихи, лучше бы им заниматься делом, в котором они уже преуспели.
   И вот сегодня, придя в гости к Вениамину и встретив там Александра Витальевича, Яков Ильич подошёл к нему, протянул руку и хотел продолжить их дискуссию, но тот молча отвернулся от приятеля и, не пожав руки, отошёл в другой конец комнаты, где вступил в разговор с хозяином квартиры. На протяжении всего вечера Яков Ильич ощущал холодок по отношению к нему со стороны однокашников. Александр Витальевич просто игнорировал его. Оставаться дольше в такой обстановке ему не хотелось и он поспешил уйти.
   Придя домой, он рассказал обо всём жене. Мария Иосифовна не считала себя хорошо разбирающимся в литературе человеком, но её очень заботил общественный статус их семьи. Она считала, что Якова Ильича незаслуженно зажимают. Ему уже давно пора было возглавить областное отделение Союза Писателей. Это придало бы ему необходимый вес в глазах местного бомонда. Поэтому всё услышанное Мария Иосифовна восприняла, как угрозу исполнению её планов.
- Яша, ну, почему тебе вечно неймётся? Почему тебя всегда тянет высказаться по любому поводу? Александр Витальевич уважаемый человек, профессор, имеющий вес не только в научных, но и в политических кругах. У Тебя были с ним приличные отношения. Зачем тебе нужно было всё испортить?
- Маша, но это же принципиальный вопрос. Сейчас развелось столько графоманов, которые понятия не имеют, как писать стихи. Пользуясь тем, что за деньги можно издать всё, что угодно, они заполонили книжный рынок всякой халтурой. А те, у кого денег не хватает, заполняют ею пространство в Интернете, благо, там хватает сайтов, где они могут без труда разместить свои «творения». Кто-то же должен вступить в борьбу с этими рифмоплётами!
- Яша, ну, почему это должен делать именно ты? Хорошо, хочется тебе бороться – борись, критикуй разных сосунков, возомнивших себя гениями, и борись за свои идеалы на их примере. Так нет, тебе обязательно надо было "бодаться" с Александром Витальевичем. Солидный человек чувствует потребность высказаться, у него наболело на душе, ему есть, что сказать, так пусть говорит. Подумаешь, у него ударение не на тот слог пришлось. Что, от этого мир перевернулся? А тебе, видишь ли, рифма не пришлась по вкусу. Ну, так не читай эту книжку, забудь ты о ней. Мало ли есть других?
- Так в том-то и дело, что и другая, и третья, и двадцать третья страдают такими же недостатками. Нашу поэзию и литературу в целом всегда отличала безукоризненность стиля, формы и содержания. А что мы видим сейчас? Засилие чернухи, смакование непристойностей, воспевание подвигов бандитов, наркоманов и проституток. Да, от этого люди не умирают, но от этого гибнут их души, деградирует общество, и ущерб от этого, по-моему, не меньший, чем от физической гибели человека.
- Но, я же тебе толкую про Александра Витальевича, а не про всё человечество. Зачем было его трогать?
- А чем он лучше других? Наболело на душе – запишись в какую-нибудь партию, выступай на митингах, пиши статьи в газеты, наконец, выставь свою кандидатуру на выборах. Да мало ли какие есть возможности. Так нет, он лезет в поэзию, в которой ничего не понимает. Вот если бы в журнале по материаловедению появились статьи дилетантов, он их живо раздраконил бы и смешал с грязью. И его поняли бы и поддержали, потому что это наука! А в поэзию может лезть кто угодно. Это как в футболе, где каждый болельщик считает себя знатоком и специалистом, которому дай возможность «порулить» командой, и чемпионство ей обеспечено. Но мне, Маша, горько, что Ты не хочешь меня понять, что твои меркантильные интересы оказались выше идей, за которые я борюсь.
  Яков Ильич махнул с досады рукой и заперся в своём кабинете. Он лёг на диван и долго ворочался на нём, мысленно продолжая спор с женой. Ему было обидно, что она не поддержала его в возникшей конфликтной ситуации. Он вспомнил, как в молодые годы Маша, возглавлявшая заводской «Комсомольский прожектор», часто подбрасывала ему острые темы для фельетонов в заводской многотиражке, как заступалась за него на заседаниях комитета комсомола, а случалось и в более высоких инстанциях. В памяти Якова Ильича неожиданно всплыли слова редактора многотиражки, произнесенные на их с Машей свадьбе:
- Тут все желают молодым совет да любовь. Я хочу напомнить вам замечательные слова французского писателя А. де Сент-Экзюпери: "Любить – это не значит смотреть друг на друга. Любить – значит вместе смотреть в одном направлении"...
И все последующие годы они действительно смотрели "в одном направлении", всегда поддерживая  друг друга в спорах с оппонентами. А что же сейчас? Почему Маша не поняла его? Может годы берут своё или заботы о детях и семье сделали её менее восприимчивой к тому, что напрямую не касается её жизни? А может действительно происходящие в стране перемены оказывают такое жуткое влияние на характер людей, заставляя их думать только о том, как выжить и уцелеть в новых условиях.  А остальное...

Была бы водка,
А к водке глотка,
А остальное — трын-трава.

Так пели анархисты почти сто лет назад. Как это похоже на то, что происходит в стране сейчас. Так что же, возвращается то смутное время? И о поэзии ли нужно думать в такие дни?!
Так и не найдя ответа и желая отвлечься от горьких мыслей, Яков Ильич поднялся и включил  телевизор. На экране появились кадры из нашумевшего сериала, полного криминальных разборок, перемежаемые рекламой женских прокладок, сногсшибательного средства для похудения, или повышающего мужскую потенцию сиалекса. Выругавшись, он выключил телевизор и снова прилёг на диван. За окном послышался шум начавшегося дождя. Как ни странно, монотонные удары сыпавших с неба капель о стёкла подействовали на Якова Ильича успокаивающе. Немного остыв, он вернулся к мыслям о недавней вечеринке. Конечно же, скверно, что ребята не поняли его намерений. Что ж, он поговорит с ними и всё объяснит. А вот с Шуркой... Ну, да, не дурак же он, остынет и, глядишь, поймёт, что не прав, а если не поймёт, что ж поделать... Как говорил Аристотель: «Хотя Платон и истина мне дороги, однако священный долг велит отдать предпочтение истине».