На излете

Шурша подолом по белой прибрежной гальке, пробиралась к утесу. Трещала швами, наступая на тяжелый, местами намокший шелк. Добралась до вертикали, долго не думала, боялась не успеть. Хватаясь руками за пыльные комья земли, срывая вниз камни из-под оступающихся ног, рвалась вверх. Цеплялась за колючки, хватала занозы. Волосы в конец растрепались, пряди липли к намокшему лбу и шее, мешали взору, устремленному ввысь, к синему на излете небу. Там наверху, ее ждало солнце. Вернее, не ждало оно никого, потому она и спешила. Единственным желанием было оказаться на утесе, над пенящимися волнами в то время, когда солнце как расплавленное олово погружается в море. Когда кричат белоснежные чайки, и мир принадлежит ей одной, а она – ему. Так и случилось. Проводив солнце, вобрав его в себя по самую кромку, обессилено опустилась на траву. Легла ничком, втянула запах земли. Слушала чаек…