Я оглянулся

               ДОРОГИ,   КОТОРЫЕ    НАС     ВЫБИРАЮТ…. 
     неоднократно   менял    заголовок этого писания и пришёл к выводу, что я просто оглянулся....   
                «  В  одиннадцать  лет ,  в   
                Москве,  на   фронтоне   одного 
                из   домов ,  я   увидел  барельеф.
                На   нем  был   изображен   человек,
.                который  катил   огромную   шестерню,
                ниже   надпись:  « Лишь   тот  достоин
                уважения ,-   кто  сам   себя кормит».
                Это  выражение  я  запомнил  навсегда.
               






   Не   было   еще   никаких   желаний,   кроме   новой   интересной   книжки,  к  которой    стало   постоянно   тянуть    меня,  когда    научился    читать.  Эта   страсть   не    утихла     все    мои    годы.
        Как   всегда,   по   советам   старших,   сначало   были    всякие   сказки,  былины,  сказы ….   Потом  пошли  книжки   о  героях,   детские   пионерско-октябрятского   направления.    Однако ,  уже   тогда ,  душа   требовала   чего-то   интересного,  необычного  и    неведомого.    Жажда    поиска    сдерживалась   строгими  библиотекаршами,   которые   не   разрешали    проходить  через  барьер   и   приблизиться   к    заветным    книжным    полкам .  Поэтому   на   первых   порах   найти  интересную  книгу    в    развалах       на   прилавке    было   почти  невозможно.  Однако   со   временем    повезло   -  стали   попадаться    такие,  мимо   которых   уже   не   пройдешь :   «Белеет   парус   одинокий»   Катаева,     «Под   парусами»  Лухманова,   «Кругосветное   путешествие   Крузенштерна».    Их   я   проглатывал   мгновенно…,  а   потом  долго    находился    под   впечатлением    от    прочитанного.     Рассказы    о   тяжком   труде   моряков,   о   жизни   других   народов    на   земле,    наталкивали   на   мысли   о   том,   кем    быть,   когда   вырасту?     Многие   пути   были   открыты,   но    уже   в   раннем    возрасте     манило    море…   Оно    предстало   пред  моим   взором    еще    в   сорок   втором   году,   когда   мы   из   Махачкалы( тут разнобой – мама утверждала, что из Махачкалы, а сестра не соглашалась – из Баку)   «шли»   на   Красноводск    по   Каспию   на    пароходе  «Сен  Катаяма».    Серая   масса   воды  до   самого   горизонта    качала    на    себе    наше   судно,-  под   ногами   палуба   то   ускользала,  то   тяжело   наваливалась   на    тебя.   Будучи   взрослым,    попадая     в   болтанку    на   каком-либо   судне,   я   остро   вспоминал   то   детское   восприятие     бушующего    моря…
       Жизнь   в   конце-концов   увела  из   страничных    грез    в    суровую   действительность.   Но   было    странно,  что    многие    книжные    познания    потом   оказались    так   кстати     в    будничных    делах.    На   мое   десятилетие   родители   подарили    мне   книгу  «Соленый   ветер»,  а   много   лет    спустя   я    сидел   на    кнехте
Одесского    портового   причала   и   рассматривал     белоснежный    барк  «Товарищ»  -   учебное   парусное   судно    высшего   мореходного   училища.   На   нем   прошли   парусную   практику     сотни    капитанов   морского   флота   нашей   Родины.  Но   для    меня    немаловажно   было   и   то,  что   первым    капитаном  «Товарища»  был   автор     полюбившейся  мне  книги  «Соленый   ветер»  -   Дмитрий  Михайлович  Лухманов.  Его   морская   дорога   началась    на    «дубке»,  возящем    арбузы   с   Голой  Пристани  в  Одессу.  Тяжко   было   служить  на   таком   судне.  Жмот-хозяин  этого  дубка   был   родной   брат   великого  русского   писателя   Федора   Достоевского.
         Побывав   по   делам   в  Одессе , попадал    в    неизвестные    закоулки   города,  только   взглянув    на   уличные    таблички,   словно   оказывался    на    месте   друзей   Пети   и   Гаврика   из   катаевской    книжки  «Белеет   парус   одинокий»…  Так      подробно    писатель    поведал    о   городе,   словно    читаешь   путеводитель .!


       Впервые   я    попал   в    Одессу    пятиклассником,   когда   мои   родители   искали    город,   в   котором   мы    будем     жить.    Попутно    папа   водил   нас   с   мамой   по       самым    знаменитым     местам    города.   На   Привозе   стоял  шум   и  гам   точно   также,   как   много  лет   назад ,   и   другая  «мадам   Стороженко»   на   все   лады  рекламировала    черноморских    бычков.   Прилавки   рынка   ломились   от    даров   моря и   массы   овощей   и   фруктов    с   жаркого   от   солнца  приморского   степного  огорода.     На    Пушкинской   улице    я    выскочил   из   троллейбуса   раньше   времени.
Троллейбус    умчался   вдаль    и   я   обнаружил,   что   мои   родители   уехали   в   нем.
Испуга    я   не  испытал,    так   как   уже   имел    опыт    самостоятельного   путешествия  в  неизвестных      местах.     Надо   мной    подрагивали    троллеи,   к   которым    был  запряжен   умчавшийся     от   меня   троллейбус.   Пойду   по   ходу   до    следующих    остановок,   -   где-нибудь   я   же   должен   встретиться   с   родителями?    Моя   промашка    не   мешала    мне   изучать  достопримечательности   города.  Смотрю -  на   противоположной   стороне   на   угловом  красивом   здании    висит   вывеска «Дом   моряка».    Далее    не   ускользали   от   взора    мемориальные     таблички   на   стенах     многих    домов.   Они    рассказывали    о   том,  что   здесь   жили-были    многие   великие    люди    нашей   Родины  -   поэты,  художники,  мореплаватели,   военные,  изобретатели    и   музыканты.    Я   бы    более  внимательно   вчитывался  в   эти   таблички,   но   увидел, как   навстречу     мне    неслись   обеспокоенные    моим   исчезновением      мои   незабвенные     папа    и  мама.    Потом  уже   ни  я,  ни   они   не   терялись,   а   были    вместе.    Вместе   мы    были   на   Дерибасовской ,  ходили   к   оперному  театру,   на   французский   бульвар,   к   памятнику    Ришелье,  Пушкина. 
Непременно   спустились   по    потемкинской    лестнице    и    поклонились    могиле    погибшего    матроса-революционера   Вакуленчука   при   восстании   на   броненосце
«Граф   Потемкин-Таврический»   в   1905  году.     Побывали   мы    на    Лонжероне,  в   Аркадии,   на   Ближних    и   Дальних  Мельницах,   на   Молдаванке   и   Пересыпи,  Лузановке.       Но   все   же   самым   величественным   и    манящим   был    кругозор  с  балюстрады   приморского  парка    или   от   колоннады   Дома   пионеров,   откуда   открывался    морской    простор :   слева   в   дымке   исчезал   обрывистый   берег,  ведущий   по   суше   к   Очакову   и   Николаеву,   прямо  -  сразу   за    Воронцовским   маяком    до    самого   горизонта    простиралось   море.   Правый   берег   был   близок  и  крут,  так  что   и   справа   было   море,  море  и   море.   Разное   по   оттенкам   в   течении   одного    дня.    Самое    чарующее  в   море -  было    желание  без   устали   смотреть   на    эту    синь.      Спустя   десяток   лет    море   представало   во   всех   ипостасях,-   было  ласковое   и   грозное,  суровое   и   изматывающее,  жестокое  и  губительное,  но    во   всех   его   проявлениях   море   всегда   напоминало   человеку    ощущения   себя    в   нем   бесконечной   песчинкой….
          Когда   появилось    желание    рисовать,  то   первые   попытки   начались   с   изображения  морского   вида   с  неизменным   парусником    на   горизонте.   Потом,   когда    на   стареньком   грузовике   «Форде»,  мы  с  отцом   ехали   в   Одессу   сдавать
документы    в  высшую    мореходку,   с   крутого   берега   в   районе   Березани    мы
воочию   увидели   этот  пейзаж.   Было   это    в   конце    дня  и   солнце  клонилось   к  горизонту.   Оно  из-за   наших  спин   косыми   лучами   падало   на    морскую   гладь  и  тогда   вдали,   на   кромке    лазурного  моря    вырос   парусник   при   полном   параде -    на   всех   парусах   «Товарищ»   шел  на   ост   и   розовел   расправленными   парусами.
Этот    сказочный     корабль    запомнился    мне    на  всю   жизнь.    Сдавая  экзамены  в  мореходку,   я   не   раз   приходил   к    стенке   полюбоваться «Товарищем»  и   дизельным    учебным    судном    мореходов «Экватором».   И   хотя   мне   не   удалось  стать    мореплавателем,    в   душе    я    остался    моряком….   Не   знал   я  тогда   наивный,   что   на   фоне овладений   разными   ремеслами,  есть  одна  единственная  и    главная   -   стать    человеком.     Подспудно    долгие   годы   мы   все   движемся   в    этом    направлении    с   разными    уклонами,   блуждая    в  рытвинах   жизненной  дороги,   спотыкаясь    и    падая.    И   , когда      ковыляя    вдали,   ты   все   же   не   можешь   клясть   себя    за    содеянное,  -   это   твой   выбор.



     Пришлось   испробовать   себя    в    рыбацкой   ватаге   ,   постоять   за   токарным   станком,   покомандовать    солдатами  в   советской   армии,    поучиться  в   двух   военных   училищах,   в    московском  университете,   поработать   в   газете   и  на  радио   и , пожалуй,    ни    о    чем    не   жалею.     Когда ,  познавая  жизнь,  пробовал   себя   на    ниве  журналистики,   мне   повезло   общаться   с   правнуком  великого   Толстого  - профессором   университета   Ильей   Владимировичем   Толстым.    Довелось   встречаться   с   Константином    Симоновым,   Василием   Песковым   и  Юрием   Бондаревым.   Только   одно   общение   с  этими   людьми    стоило    многого.  Жизненные    коллизии   вынудили   оставить    все    изыски   и    вернуться    к   рабочему   классу :    двадцать    девять   лет    я    поработал   электриком  ,  а   ранее ,  вместе   с  женой,    был   радиорегулировщиком    на   оборонном   предприятии   целых   семь   лет.



    Но   тогда,   когда   только   начинался   жизненный   путь, все   казалось   доступным   и   возможным.   Сразу   после  десятилетки   с   новенькими   аттестатами   мы   ринулись   навстречу     жизни.    Большинство    парней   по   наущению   военкомата     решили   стать   офицерами.   А  это   была   такая   организация,   которая    вцепившись  в   человека,    никогда   его   просто  не  отпускала.      После  медкомиссии   многие   из   нас    настрочили   заявления     для   поступления  в   военные   училища.  Мне   что-то  взбрело    избрать   Ярославское   военно-техническое  училище.   Одумавшись,  я  кинулся   забрать  обратно   свои   документы….  А   дудки!!   В   военкоматах  «взад»   не   ходют!   Пришлось   поступить   и   начать   учиться,   пока   не   заболел  бронхитом   и   был   отчислен   по   болезни.   С  одной  стороны   жаль   напрасных   усилий,   и   хорошо   с   другой   стороны  -   училище   готовило   командиров-стартовиков   ПВО.  Тогда   только   поступили   на   вооружение   противосамолетные    ракеты   с  комбинированным   топливом, -   опасные  при   заправке,   обслуживании   и   пуске.  Так  что   судьба   избавила     меня   от   этого   удела.  Многие    стартовики   с   годами   накопили   букет    тяжелых   болезней   «топливного   характера».   Когда    я   сдуру    вновь   сунулся  в  военное    училище   с   другим   профилем,  то   все   равно   приходилось  участвовать  в   пусках   ракет,   чистке   пусковых   столов    после  старта   и   увидеть   бедных   солдатиков-стартовиков.   Не   зря   их   закармливали   сыром, яйцами,  сгущенкой   и  сливочным   маслом,  шоколадом   с   орехами.  Случайно   вдохнув    продуктов   горения   топлива , можно   остаться   калекой   навсегда.   Тяжелым    и   большим   грехом   правителей   и   военачальников   в   ту    пору    было   наплевательское   отношение   к   здоровью   и   нуждам     солдат    и   младших   офицеров.   Бороться   с   этим   тогда   было   невозможно.  Думаю   и  сейчас  дела   обстоят   не  лучше.  Как   в   России,  так  и   у    великодержавных    украинцев (   хоть   и   во   мне   течет   эта   кровь),  но   нация    необыкновенно    спесивая.   Познание   жизни    еще  не  наступило   в   полной   мере.


     А   пока   вернемся      к   школьным    годам,     когда    главными   учителями   были     родители    и   только   они   учили   всему   доброму   и  светлому.   Они   очень   хотели,    чтобы   их    чада  не стали   бандитами или ворами.    Оговариваясь   в   частностях,   можно   сказать,    что    они   этого    достигли.    Мама   приучила   к   книгам ,   привила   вкус   к   музыке ,  театру.   Папа   научил   любить   природу,  охоту,  рыбалку   и  ….. живопись.   К  тому    же,   с  его    благословения   руки   привыкли   к   топору,  пиле,  рубанку,  слесарному    делу.   Многие   ремесла    мне   стали   знакомы   благодаря    личному   умению    отца,-   он    многому   учил    личным   примером.   Он   же   обучил   меня   справляться    с   конем,   с   дойкой   коровы    и   научил   искусству     натаски   охотничьей    собаки.   В   доскональности   отец    научил   охотничему    ремеслу -   метко  стрелять,  исправно   содержать   оружие,   снаряжать   весь    спектр   боеприпасов   и   на    практике     все   это    проверить   на   птичьей,   заячей   и    кабаньей    охоте.  Не   буду   отвлекаться    на   такие   мелочи,  как   коньки,  лыжи,  велосипед  и   мотоцикл,-  это  тоже   заслуга    моего   отца.     В   юношестве   с   таким   хорошим   багажом    было   легко    познавать   жизнь   самостоятельно.   Правда,  в   раннем   детстве    отец   никогда  не   пытался    учить   меня    плавать.   Этому    захотелось    научиться   самому   в   пятом   классе :   тогда   в   городе   Нальчике    горожане     бросили   клич  -   своими   руками   в     парке   отрыть    три   озера.    И   так  как   его    рыли   люди   разного  возраста,   к   весне   в    городе    появились    Пионерское,  Комсомольское  и   Большевистское   озера.  Они   были   отрыты   лопатами    в   глинистом   грунте,   глубина   их   колебалась  от   трех   до   пяти   метров;   они    протянулись   на   пару   километров    и     составляли    каскад   проточных    озер,   питающихся    из    горного  Нальчика.    Вот   сюда   мы   после   школьных    занятий    бежали   искупаться…   без    ведома    родителей.    Половина   класса   не   умела   плавать,   но    для    самоутверждения   каждый    спешил   научиться   хотя   бы   держаться   на    воде.   За    пару    недель   весь   пятый  «б»   словно   головастики    отважно   барахтались   в   Пионерском   озере.   Это   был  большой    подвиг   ватаги   двенадцатилетних   пацанов.    Не   имея   никакой    подготовки  ,  на     следующее   лето       на    соревнованиях   большинство   нашего   класса   выполнило    нормативы    взрослого третьего  разряда    на    стометровой   дистанции
       Оказавшись    в   Николаеве,  мне   никогда  ни   перед   кем    не  было   стыдно   на     воде,   потому   что   со  всеми   пловцами   я   постоянно  был   наравне.  Окунувшись   в  воду- сразу   захотелось   открыть   глаза.   И   хотя   ощущения   были   необычными,   взору   открылись   таинства   подводного   мира.  Потом   это  стало   привычным   делом   и   даже   доставляло   удовольствие   самому    догнать   и   ухватить  руками   какую-либо   рыбешку.   Со    временем , даже  ленясь    сидеть   с   удочкой  при   ловле   бычка ,  часто    вместо    удочки   мы  ныряли    у   каменной  гряды :  выхватишь   бычка   из-под   камня,  сунешь   его    в    сетку,  прилаженную   к    поясу   и   опять   шаришь   под   камнями.  Когда   воздух   заканчивается,  выныриваешь,  вдохнешь   полные  легкие  и  бултых   ко  дну.    Гораздо   позже    на   вооружение   при  подводной   охоте   стали   использовать  простенький   гарпун.  А   в   ту   пору   даже    маски   и   ластов   не  было .  Но   никто  и   не  сетовал, -  было   вдвойне   полезнее  ловить  рыбу    и   одновременно   тренироваться    на   воде.  Жизнь    в   приморском    Николаеве     внесла    в    мою   душу     бурю   чувств   и   ощущений.    Во-первых ,   буквально   около    дома   протекают   две   полноводные   реки(мы   живем    на   полуострове)   и   у   воды    ты  оказываешься   невольно.   Во-вторых,   берега   Ингула    и   Южного   Буга   ( видимо  всегда )   были   самыми   людными   местами   в   нашем   поселке.   Здесь   базировалась    местная   артель  рыбаков,   в   одноэтажном   длинном   сарае   была  их  контора,   весовая,  эллинг,  место   хранения   снастей,    парусов,   весел,  рыбачьих     роб   и   многого  другого,  без   чего   не  могут   обойтись     трудяги   моря.   А  у   самой   кромки   воды   лежали   вверх   килями   рыбацкие   дубки -   длинные   и   широкие   смоленые    лодки.   Они   могли   идти  на   веслах  и   моторе,  если   поднять  парус,  то   они  тоже   шли   по  воде   легко  и   быстро.  У   одних   дубков   были   мощные  кили,  на   других   вставлялись   в   щель-колодец       шверты  -съемные   кили.    Также   на   берегу   лежали   якоря,  лебедки  и  кабестаны и кухтыли(это такой поплавок для рыбацкого невода).    Никто    не  имел    право   занимать  берег   в   месте,  где   базировались  рыбаки.   Даже   приставать     к     берегу  в   это   месте   считалось   неэтично.   Справа   от    рыбацкой   луки    основалась    стоянка   плоскодонок   нашего   поселка.   Лодки   крепились   на   небольшой   глубине (до   метра)   и   на    длину   корпуса   лодки   дальше   рядом   стоящей    лодки   по   простой   причине :  городская   акватория   было   подвластна  приливам  и   отливам   Черного  моря,   над  ней   буйствовали    морские   ветры   и    волна    у    нашего   берега    была   высока   и   могуча.  Поэтому   лодки   цепями   крепились   за    нос,    а    примыкались    в    стальную   трубу,  вбитую   в   дно.  Когда    начинался    прибой,  то   от   шума   волн   нельзя    нормально   разговаривать   на   берегу -  не   слышно,  правда,   рокот   волн  изредка  перемежается    ударами   плоскодонок   по   набегающим   гребням.  Звуки   этих    ударов -  оглушающие.    Нередко    стихия   упорно    бьет    о   лодку,  пока    не   сорвет   ее   с  цепи.   В   лучшем   случае,  ее   выбросит   на    берег.  Однако      бывали   случаи,  что   чей-либо   челн   уносило   в   лиман.   Только   рыбацкие    дубки   мерно   колыхались   на   волне   и   спокойно    стояли   в   заливчике.



      Не   удивительно,  что   на    втором   году   пребывания   в  Николаеве,  летом   после   восьмого   класса,   мне   два   месяца   удалось   поработать  в   рыбацкой  артели, которую  возглавлял   громадный   мужчина  дядя  Денис,  который   был   дедом   моего   приятеля    Сашки   Бунука.   Он   уговорил   деда    взять   нас   двоих   на    путину   в    море.   Не  взирая   на   утомительный  труд   на   воде,  мы   с   Бунукой    честно   заработали   свои  первые   трудовые    и   набили    хорошие   мозоли   на      ладонях.  Обветренные   и   загорелые ,   мы   появились   в   августе   в   Соляных.  Местные   пацаны    крепко   нам   завидовали,   а   мы   с  Сашкой   и   Генкой   Легеньким   были   своими  людьми     в   рыбацкой     артели.  Генка   там   был  своим   с   рождения  -  их   халупка   примостилась  рядом   с    артелью.    Ему  сызмала   было   естественным   делом   приходить  к   рыбакам    с   тазиком   за   рыбой    ,  -   очень   бедно   жила    их   семья   и ,   завидев   его,     артельщики    без    слов     наполняли   тазик    рыбой.   Но   это  длилось   до   тех   пор,   пока  он    не    научился    держать    удочку     в    руках.    Надо    признаться,   что   сам    бог     помогал    Генке    на   рыбалке.   Он  всегда    был   самым    удачливым   в   ловле,     его   улов    был    обилен     и    семья   его  усилиями     имела   пропитание      всегда    до    самого  призыва   Генки    в    армию     в    1958  году.        Он   прослужил   три   года    в     танковых    войсках   под   Хмельницким(Проскуровом). Пока Генка служил в армии, мой папа буквально заставил меня в ДОСААФ пройти  снайперскую подготовку.   После   армии   Геннадий   вернулся   домой   и   наши   пути   разошлись,   хотя   мы   переписывались   и   передавали   друг   другу    приветы.    Когда   он   вернулся   домой  -   я   учился   в   военном   училище    в    Житомире.       Знаю,   что   свою   жизнь ,  Генка ,   провел  работая    плотником   на    судоверфях.     Бунука    закончил    философский    факультет   МГУ.   Неведомы    пути    наши,-   верно    то,   что    не   мы   выбираем    дорогу,   а    она    выбирает      нас.   После    школы      столько    путей   лежало    перед    каждым.    По    совету    отца     можно   было    поступать   в  пограничное училище или в  институт    восточных     языков    в    Москве ,   стать   переводчиком    в    дипломатических    миссиях     на    Востоке  (  фактически   это   был     верный    путь    в    разведку).     Подспудно   я   чувствовал,  что   не   по   душе   мне   это    дело.   В   военкомате   беспроигрышные    варианты    были -  пути   в   высшее  военно-финансовое   или     в   высшее     военно-административное   училища    тыла,-   туда   никто   не   хотел   идти   и    всегда    был     недобор.      Нет,   видите-ли    стыдно!        Со   школьной    скамьи    занимался   радиоделом   и    в    результате     поступил      в    радиотехническое    училище.     Испытание    на   стезе    станочника    не     выдержал,-  сбежал   в   электромеханический    техникум,  хотя   профессия    не    увлекала.   Мореходом    не    стал,   потому    что     не  так   начал.   Не   надо   было   начинать   с   высшей    мореходки.   Мои   приятели   ушли   в   школу   мореходного   обучения    без   экзаменов,   стали   матросами    торгового  флота,  и,   плавая  ,  заочно     закончили   высшие    мореходки     без     всякого  напряга.    Теперь ,  обозревая    те   возможности,  отмечаю,   что    всему   причиной   была      тупая    спесь   -   я…и  пойду   простым     матросом.      И   в   этом   была   ошибка    и     неверный   подход    к     выбору     пути.   Метания   по   жизни    продолжались…..    После     окончания   Житомирского    училища      поначалу    еще    теплилась   надежда    на    нормальную    службу,   на   нормальный    рост   армейского   опыта:   учеба    в   военной   академии   и   дальнейшее   оттачивание    военного   мастерства.  На   самом   деле     окунулся    в   мутную     среду   подсиживания   и   лжи,   пьянства   и    разгула.   Светлым   пятном  в  армии  был   период,  когда    молодых   офицеров   почти  два   года   стажировали   в    военных   представительствах    при    оборонных   заводах   страны.   Там   можно   было   многому    поучиться      в    контакте   с   военпредами,   которые  в   ту   пору   составляли    интеллектуальную    элиту   советской   армии.   Тогда…   мною   была   совершена   главная    ошибка   в  жизни:  я   поспешно   отверг    предложение    районного  инженера военного представительства     в   Днепропетровске  (  это  наивысшее   звание   военпреда –генеральская  должность),   - продолжить   службу   в   армии   в   качестве   военпреда.  Это   была   наивысшая   глупость,   так   как   представлялась   свобода   учиться  в  любом  высшем   техническом   заведении,    вести   научную   работу   и   спокойно     жить   в   большом   городе  и   не   мотаться    по   стране    в   постоянных   командировках.   Увы,  этот   шанс   я    проморгал!     Итак,  последующая   служба    проходила   в   бесконечных  командировках   по    полигонам    страны    для   изучения   устарелых   типов    комплексов  ПРО   и   участие     в    учебных   стрельбах   по   баллистическим    ракетам.  Ракеты   запускались   из    Капустиного  Яра   в   сторону   казахских   пустынь,   а   мы   пускали   антиракеты   из   района   озера   Балхаша.    Почти    год  нас   натаскивали   стрелять  из   стареньких     комплексов.    А   в   это   время    вокруг   Москвы   воздвигалось   кольцо   противоракетных    комплексов      в   Наро-Фоминске,  Малино,  Домодедова,  Загорске,  Солнечногорске,   Серпухове. ( Не думаю, что разглашаю военную тайну – через Интернет всё это может рассмотреть каждый дурак).  Настало   время,   когда     наш   офицерский    контингент    стали   распределять     по    стационарным   обьектам ,   и   мне   выпало   служить   под    Наро-Фоминском,   в   гуще    подмосковных    лесов.    Оказалось,   что   все   еще   только    вылазило   с   нулевого   уровня   -   военные   строители   возводили    здания   и   до   несения    настоящего   дежурства   по   охране  Родины   от   ракетной   атаки   еще   было   так   далеко…  Несколько   тысяч   офицеров    были    обречены   на   безделье    и    ненужную    армейскую   рутину.   Вот   где   крылся   истинный   смысл   поговорки:  « С  тех  пор  как  на  меня   надели   портупею  -   я   все   тупею  и    тупею».    Большинство     погрязло   в    пьянстве   и   картежных   играх.    Надеясь   из   этой   массы   создать   настоящие   войсковые   части,   командование   наше   с   восточных   полигонов   перевели     несколько   тысяч   солдат   и   сержантов   и    попытались   из   нас  -   будущих     специалистов    сложной   техники   сделать   строевых    командиров.   Не  долго   думая   нас   сделали   командирами   взводов   и   батарей    солдат   второго  года   службы,   совсем   ничему   не     обученных.   Вся   эта   возня    была   безжалостным     издевательством     над    солдатами    и    офицерами.    Таяло   уважение   к   армии  и   тупому   командованию.    Настоятельно   билась   мысль   что-либо   изменить,  но   все    упиралось    в    консерваторов   в    управлении   нашим    соединением.   Даже   попытка   вырваться    из   этого   болота    посредством   учебы   в   академии   была   зарублена   бесповоротно….




  В   общем,  посоветовавшись    с   любимой   женой,   наша   семья    взяла    курс   в    течении   полугода     уволиться   из    армии. Тем более на одном из полигонов так увлёкся  боевым дежурством, что облучился  СВЧ супервысокой мощности.  Почувствовал это через пару месяцев и три раза лежал в госпиталях.  Итак,    в  июле  1965  года,   не   дождавшись   очередного   воинского  звания    и    юбилейной   медали  «20  лет   Победы  над  фашизмом»,  я   уволился    из    армии  по болезни.    Оставшись   навсегда   лейтенантом,  я   ни   о  чем   не    жалею.    Далее   начинался     этап    привыкания   к    жизни   на    гражданке.   Заботясь    о   хлебе     насущном ,  вернулись   с    женой   на    тот   же    завод,  который    нас    с     Верой   повенчал.   Меня   приняли   военпредом   в   качестве   инженера.   Сама   должность   позволяла    как-то    решать   свои   проблемы    и   я    устроил  жену   на     престижную    по    тем    временам     работенку    регулировщиком    радиоаппаратуры. Кстати , жена там и работала до замужества.      Через   несколько    месяцев       и    сам    устроился   регулировщиком   в    той  же   лаборатории,   что   и   Вера.     Наше    житье    в   маленьком    домике    вместе   Екатериной  Ивановной   протекало     в    тесноте ,  но   не    в   обиде.   Финансовая   сторона,  конечно,  желала   быть   получше,   но   были    молоды   и   счастливы    и    на    скудные   наши   достатки   почти   никогда    не    обращали   внимания.       Новые   друзья   и    совсем  другой(по    сравнению   с    армией)  образ   жизни    благоприятно    сказывались  и   на   укреплению   нашей    семейки.    Сыночку   Саше    шел   третий   годочек,  а   младшего  Алешу   Верочка   еще    носила    под    сердцем.   Пять    дней   мы   усердно   трудились    на   заводе,  а   два    выходных   дня   проводили   на   берегу   Днепра,  а    затем   стало  привычно   веселой   компанией    переправляться   на    лодках   через  Днепр  и   пробираться   к   озерам    в    плавнях   левобережья.   Там,   на    тенистых   берегах   Соленого   озера   мы   разбивали  палаточный    лагерь   и   два   дня   купались,  загорали,  куховарили   у   костра,  а    вечером    у   костра,  беседовали,   пели   песни,  просто  молчали, восторженно    взирая    на    яркие   мерцающие    звезды.   Не   знаю,   как   получилось,  но   нашей   ватаге    понравились   мои   борщи   и   наваристая    уха .   Поэтому    ни    один   выезд   на    озера   не   обходился   без   нашего   участия. Часто  мы    брали   с    собой   сыночка   Сашу.   Раньше   ребенок    очень   плохо   ел,  а   после   лесного   воздуха    и   еды   от   костра,  у   нашего    сына  прорезался   настоящий  аппетит.     Когда    мы    уходили   в    отпуск,    то    неизменно   отправлялись   в   Николаев   к    родителям.   Мы   дружно   жили   с   Верочкой   и   все    решения   принимали  в   полном    согласии.   Поэтому   всегда,   пока   были   живы   родители,  мы  приезжали    в    родительский   дом   и   радовались    общению   с    ними.   Наших   детей  мы   тоже   привозили   к   деду   с   бабой.   Теперь   смешно,   что   дети   в   этом   отношении   выросли    нашими    антиподами.   Сторонятся    родителей, как    черт   ладана.   
    Прости   меня   господи,  если   ты  есть,  за    откровенные   мои     мысли!     Но   не   думаю,   что   новый   (старый)   капитализм    способен     полностью  искоренить  нормальные    человеческие   отношения   хотя   бы   среди   родных   людей.   Если   же   наоборот,  то   что   тогда    ждет    человечество?






        Оставим    все   эти    лирические    отступления   и   поговорим   о   радости   общения   с     нашими      родителями.    Во-первых,   мы  с   ними    были    искренни   и   делились   нашими    горестями    и    радостями.   Папа   сокрушался,    что   наша   растущая   семейка   ютится   в    Катиной   малой   хате, -   он   сомневался,   что ,  по   моим   рассказам,     государство    предоставит     моей    семье   бесплатное   жилье.    В   его    практике    такого   еще   не   бывало.     Но   так   случилось,-   мне ,как  офицеру ,  уволенному   по   указу   о   сокращении   армии   на    миллион   двести   тысяч   человек  от   1960   года,   квартиру   выделили.   В   ней  сейчас   живет   семья   моего   младшего   сына.   А   тогда,   папа   не  был   уверен    в    обещанной   льготе.  Нам   не   хватало   времени   на   беседы,   поэтому   вечером,   когда   все   улеглись   спать,   мы   с  отцом    усаживались   рядышком   и   до  глубокой   ночи   разговаривали,   вспоминали   прошлое  и   потешались     над  теми    курьезами,   в    которые    попадали   в   наших   походах   по   горам,   лесам,   на   охоте   и   рыбалке.     Сейчас   считаю,  что   это   были   самые  радостные   и    благостные   моменты     близости   между   отцом   и    сыном.  Жалко,   что    их   было   так    мало…     Помню,   как    глядя   на  звездное  ночное    небо,  я   вспомнил,   как   меня-шестиклассника    отец   отправил   на   рандеву    в   горном   лесу  на   ночь   глядя.   Вспоминая   это ,  мы   с  отцом   смеялись   и   тут   он   признался   ,   что    так   волновался ,   когда   ждал   меня   у   сигнального   костра   в   начале   альпийских   горных    полян.  Несмотря   на   то,  что   моему   походу   предшествовала    тщательная    подготовка   и   тренировки,   отец    переживал .   В   свою   очередь,   я   вспомнил ,  как   это   испытание    здорово    выручило    меня    на   полевых    учениях   на   втором   курсе   военного  училища.    В   ту    пору    мы   на   деле     готовились   проверить   чему   нас    научили   наши   командиры    по   тактике,  топографии   и   саперной   подготовке.   Предварительно      в   кабинете   топографии   мы     составили   кроки   азимутальной   задачи,   которую    мы  должны   были   решать   ночью   от   точки,   в    которую    нас    привезли     после   полуночи.   Мы  следовали   по   маршруту   по    азимутальным   крокам   с   помощью   компаса,   фонарика   и   время   у  нас    было    ограничено.   Тогда,   в   нашу  «диверсионную»   группу   вошли   Витя  Устенко,  Витя   Голиков,   Генка   Бобров,    Слава   Литвиненко,  Феликс   Калашников   и   я.   Несмотря   на   то,   что   я   был   старшим   команды,  эта   команда   взбунтовалась    и   не   стала   слушаться   меня,  мотивируя    такое   утверждение   уверенностью  Литвиненко,  -  местного  жителя,   знающего   местность   наощупь.   Чтобы   погасить  конфликт,  я   согласился   с   доводами,   но  для   проверки  отмечал  наши   отклонения   от   последнего    табличного  ориентира,  и   не   зря::   вскоре   мы   перешагнули   небольшой   ручеек    и   далее    оказались   на   острове,  окруженном   водой ,   доходящей   до   пояса.   Вот   тогда (  наученный   детскими  походами),  я   успокоил   запаниковавших   своих    товарищей   и    посоветовал   им   найти   тот   узенький   бродик,  откуда   мы   шагнули  на   остров.  Вскоре,  изредка  подсвечивая  под  ноги   фонариком,   мы   нашли   свои   свежие   отпечатки    кирзачей    и   вышли   на   сушу.   Наши   поиски   нужного  пути   отняли   много   времени ,  которое   таяло   молниеносно.   Мы   тогда   не   знали,  что  в   темноте   за   нами   наблюдали    офицеры-контролеры,  фиксирующие   наши   повороты  согласно  составленной   таблицы.   Но   мне   пришлось   вновь   возглавить   группу ,  и,   заметив    первую   сигнальную   красную   ракеты,  я   броском    вывел   нашу   команду   напрямик     к   месту    дислокации.  При   разборе   хождения   по  азимуту ,  два  офицера   доложили   комдиву,   что   нас   не   было   на   двух    контрольных   точках,   - на   что   он   отметил:  «  Победителей   не   судят!»     Отцу   льстило,   что   его   наука   пригодилась    на   практике,  -  ведь    в   боевой   обстановке   от   этого   зависит   жизнь   всего   подразделения.    Полушутя,  полусерьезно   отроком   отец    учил   меня   искусству    маскировке   на    местности.   Здесь   тоже   я   удивил   комдива,   когда   в   дневную   пору   одна   часть   взвода   прочесывала   местность   в   поисках   второй   замаскированной   половины    взвода.  Тогда   уже   всех   нашли,  а   меня   не   было,   на   что  полковник   Туркин   сказал  комвзвода: « Овчинников!   Вызови   по рации   взвод   для   поиска   сержанта   Ящука!»      Комдив   оторопело   подпрыгнул   на   месте,  когда   я   освободил   свою   ногу,  на   которую   наступил   полковник,   и   поднялся  из    груды  насыпанного   на    меня    песка.   Его   так  удивило,   что  я  закопался   в  песке   и   дышал    через    камышинку.     После   учений,  приказом   начальника   училища    меня    удостоили   сфотографировать   у   нашего  боевого  знамени.   Ранее  наше  училище  было  Севастопольским   зенитно-артиллерийским   училищем.     Все  это  радовало   отца  ,  как   в  то   же   время ,  огорчал   мой   уход    в   отставку.




            Но   судьба распорядилась иначе!   Я   уверял   отца,   что   в   цивильной   жизни   есть   много   интересного   и     достойного   внимания.   Я    рассказал   отцу   о   новой    технике   в   армии,   к   выпуску   которой   я   ежедневно   прилагаю   руки    и   ум.   И   еще    уверил   отца    в   том  ,  что   здесь   мы   вместе   с  Верой    приносим   нашей  армии гораздо  большую    пользу .   С   этим   папа    не    мог   не    согласиться,   так   как   то   немногое,   что    мы   производили   на   заводе,   было   мощным   заслоном   от   любого   агрессора.     Мы   много  и   часто   спорили,   убеждая   друг   друга.   Я   несколько   был   обескуражен   многими   ситуациями,   которые   преподносила     жизнь.    Родители    учили   меня   быть   честным    и    открытым,   не   лгать   и    не   воровать.    Но   как-то   из   родительских   наказов   ускользнуло   научить   меня   должным   образом    поступать,   когда   тебя   оболгут   и   обвинят(  намеренно  или   случайно)   в   поступках,  которых   ты   не   совершал!     Еще   с   детства   меня    преследует   чувство   стыда   и    вины,   когда   в   голодные    годы   на   коммунальной   кухне    я    подобрал   и   съел   коржик,  который  бросил   жирный   соседский   ребенок.   Никто  не  уличил   меня   ни  в  чем,   никто   не   искал   этого   несчастного  выброшенного  коржика,  но   до  сих   пор   стыдно!    Обида   и   беспомощность     терзала   душу     в   годы   школьные,   когда   кто-то   нашкодил   или    украл,  а   обвиняли   меня.    Я   не   врал ,  не  лукавил,   но  когда   мне   не   верили   и    издевались  ,  то   в   отчаянии   я   бросался   на   обидчиков.   Однажды  кому-то   влепил   камнем   по   башке  за     ярые   и   необоснованные   обиды.   Дальше   в   жизни   еще   было   много   такого,   от   чего   в  душе   буревали   грозы   и   приходилось   крепко   держать   нервы  в  кулаке,   чтобы   не   совершить   непоправимого.  Об   этом   я   в   минуты   откровения   делился   с    отцом   и   он,   сопереживая     соглашался,   что  не   всему     научил   меня   в    жизни.   Я   спрашивал    его:   как   бы   он   поступал   в    таких    случаях    и   приводил   конкретные   примеры.   Порой   он   становился   в   тупик,   но    в   одном   мы   были    согласны:   вернее   и   честнее   его    поколения -  не      было   людей,   и ,  к   сожалению  ,    их    с   годами   становится   все   меньше   и   меньше.



          Наши   встречи    с   отцом    в    последние   его   годы    проходили   за    кружкой      прекрасного   сухого   муската,  которое делал   папа .     В   прохладные   осенние   вечера    мы ,  глядя   на  закат ,  неторопливо   потягивали   винцо   небольшими   глотками.   Молодое   вино   закипало   в   крови   и   согревало   тело.  Ясная   голова   говорила   о   том,   что   легкое   вино   так   же   легко   отнимала   ноги,-  подняться   было   нельзя,  т.к.     ноги   не   держали!     Оставалось   беседовать  и вспоминать,  как   мы   гуляли    в    Одессе.Как  - то,   нас   пригласил   к   себе   погостить  наш   знакомый        шофер-одессит.   Из   Николаева  в  Одессу   мы   ехали   грузовиком   в   жарынь  южного  лета.   Вся   дорога  была   словно    раскаленная   сковородка    и      радиатор старенького  грузового «Форда» вскипал    после  получаса  езды.  Машина   с   отдыхом   ( пока  вода   не  остынет)   часов  за   12   добралась   до   Пересыпи.  Измученные  зноем,   мы   ополоснулись    горячей   водой   из    водопроводной   колонки  и  сели  за   стол   хлебосольной   хозяйки.  Нас   угощали   простой    домашней    едой-   свежей   дунайской   селедкой,  лоснящейся   от   жира,   вареной   целиком    вкусной    картошкой   под    стопочку   холодной   водки   и   угощали      хорошим   херсонским    арбузом.   Все   было   прекрасно,  отвалившись   от   стола,  мы   завалились   в   кровать,   приготовленную   хозяевами.  Нам   постелили   хрустящие  накрахмаленные   простыни…  Но   заснуть   нам   не   удалось,-   во-первых,  поминутно   хотелось   пить  от   жары    и   проглоченной   селедки,   во-вторых,  неизвестно  откуда   на    нас   яростно  набросились   полчища    клопов.   Мы   с   папкой   вскочили  и   тихонько   вышли   на   крыльцо.  Во   дворе  было   тихо   и   жарко.  Липкая   жара   властно   окутывала  нас  со  всех   сторон.  Водой   из-под   крана   напиться   было   невозможно.   Мы   оставили   нашим   хозяевам   благодарственную   записку   и   оставили    спящую    Пересыпь.    На  машинах    ночных    «халтурщиков»   мы   добрались   до   Дерибасовской.   Оказалось,  что  бывший  «Гамбринус»,   в   то   время   «кухня   восточных    блюд»,    жил   своей   ночной    жизнью.
Просторный     подвал   гудел    и   мы   не   сразу   нашли   свободные   места.   Столы   заменяли   большие   винные   бочки,  а   стульями   служили   бочоночки   размером   поменее.   В   общем,   там   мы   что-то  заказали   поесть   и    взяли    пару   кувшинов   красного   сухого вина.   Так  мы   скоротали   ночь,   а   наутро   устроились   в   гостинице     «Красная»  (бывший «Бристоль»),   где  выспались     без   клопов   и    духоты.   Папка   знал,  где   остановиться!
Когда    я    припомнил   наши   приключения,   отец     развеселился    и   стал   рассказывать    всякие    курьезы   и   ,  как   много  лет   назад,   мы   снова     сидели   до          рассвета…      Много   было   у    него    охотничьих   рассказов.   Мы   с  папкой   не   раз   бывали    на   охоте   вдвоем    и   знали,  что  бывают   небывалые   истории,  которые   нельзя    воспринимать  без   улыбки  ( ну   в  этом   и   есть   прелесть  охоты).  Я   не   сомневался,   когда   папа   вспоминал   кабана,  першего   на   нас   ,как      танк , и   отец  уложил   его   в  упор   у   самых   своих   ног.   Я  это   видел    воочию.    Многие   случаи   отец   начинал   со    слов:  «А   теперь   послушай    что   случилось  со  мной   на  охоте  сразу   после   войны,   когда   я   еще   не  брал   тебя   с   собой!»   И  дальше   потекла   бывальщина   об   охоте   на  косуль.   Так   получилось,   что   на    тропу,  где   отец   сделал   засаду    -   вышла   косуля.   До   нее   было   свыше   сотни   метров.  Отец   выстрелил  -  коза   упала.   Затем   встала  и   отец  ,  решив,  что   промахнулся,   выстрелил   снова   и   коза  все-таки   упала.  Отец   уже   собирался   подняться,  как   увидел,  что   в   том   же   месте   опять   стоит   коза.  Он   с   досадой   выстрелил  вновь  и    больше   коза   не   вставала.  Отец   подождал   некоторое   время,  а   потом   пошел   к    тропе.  На  ней     лежало   три   козы,   которые   видимо   следовали   друг   за    другом.    Я    внимательно   слушал   моего  любимого  рассказчика,   не   скрывая    ехидненькой   улыбочки,    на   что   отец   нахлобучил   мою   шляпу   прямо   на   уши:  «  Балаболка,  все    это   правда!»  Зная  отца,  я   не   сомневался,   он   не   лукавил   и   говорил   правду.   Во  время Отечественной   войны  отец, будучи  командиром полка,   неумолимо  оставался   настоящим снайпером.   В  этом  я   успел  убедиться   незадолго  до папиной  кончины. Мы  тогда  стреляли  на  пари и я, как всегда,   был посрамлён, несмотря на свою снайперскую подготовку,- до папы мне было далековато.  Хотя  и в  свои  72 года я  ещё  нормально  стреляю  из  своего  пистолета  с родным  названием «Байкал».  Только   в   хорошей   и   веселой   компании  папа   иногда   позволял   подшутить   над    неискушенным    слушателем.  А   когда    слушатели   от   изумления   выпучивали      глаза,    отец    сообщал   о   розыгрыше.   


 Правда     были   случаи   из   моей   охоты,  над  ними   папка     смеялся    не   скрывая.     Он   меня   оставлял   дежурным   по  пасеке    и     я    был   предоставлен   сам   себе.  Свидетелем    моей   охоты   на   перепелов   на   пасеке   был    ублюдок    от   нашей   Ирмы.   Он  унаследовал   от   матери   отличное     чутье   и     умение    вести   поиск,-    вот   почему   я    его   брал   на   охоту.   Я  три   раза   стрелял  по  перепелам,   чтобы    сварить   супец.   Но   наглый   Дик,   никогда   так   и  не  узнал   команды   «апорт».   Я   подбил   всех  птиц,   но  пока  бежал   к   месту их  падения ,    подлый  Дик   уже  нагло  дожирал   подстреленную   птицу.    Папа   хохотал   без   умолку,  повторяя: «Верю!   Верю!  Верю!»    Обычно    наши   веселые    посиделки  в    предутреннюю    рань   прерывала    мама.   Она   с   наигранной    строгостью   укоряла     нас  -     мол   от  нашего   гогота    соседи   проснутся,      полуношники    несчастные .
      К     тому    времени     винные    пары    улетучились,   вино     закончилось   и   мы  на  пару    часиков    отправились    «соснуть»,   чтобы   подняться   вместе   со  всеми  домочадцами.  Когда   отпуск   наш     заканчивался,   папа   с    мамой   провожали    нас.  Папа   обычно    доходил   с   нами   до    остановки    автобуса   и   возвращался   домой,    оглядываясь    и   махая   нам    рукой.   Мама  же    ехала   до    аэропорта   и   не    уходила ,   пока    не    взлетит     наш    самолет.    Надо   отметить,   что    в    наших   детках   наши    родители    души    не    чаяли.    Любили   их    обе   бабушки    и    дед.


 
          В    Днепропетровске    наши    выходные    дни     мы    привыкли    выезжать    с   палаткой   на    Соленое   озеро,  с    которым    нас    ознакомили   наши   приятели.  Мы    купили    палатку   и   стали    отправляться   туда    только   своей    семьей  -   не   надо   отвлекаться    от    своих    любимых    людей.    После    увольнения    из   армии   первых       два    года    мы   жили    с     Вериной    мамой     в    Новых   Кайдаках.   Здесь    родились   наши    сыновья   Саша   и   Алеша,   здесь   же    к   нам      пришла    скорбная    весть    о    кончине    папы.   Это   случилось    в   январе  1967  года,    а     осенью     мы  получили     трехкомнатную    квартиру    в   новом микрорайоне.    Как   я   мечтал,   что   на    нашем    новоселье     нашим    желанным    гостем    будет     папа!      Но   сердце   его  остановилось     раньше      времени    и     он    не    успел    порадоваться     вместе   с   нами.    Упокоился    его    прах    на   обрывистом    высоком   николаевском   берегу  под    троекратный    салют    комендатской    роты . Спустя    два    десятилетия   здесь    же   мы    похоронили    и     маму.    Уходя    с    погоста     с   теми,   кто    пришел   проститься    с    мамой,   я    услышал    сердечные    слова     о    покойных.  Многих   провожавших    я    не   знал,    но    один   мужчина   по   виду   старше,   чем   я  ,  сказал    мне: «Боря,  теперь    твои   родители   навсегда    вместе   будут    встречать   рассветы   и   закаты  и   будут   слышать    свист   крыльев   пролетных   уток,   на   которых   они   оба   любили   охотиться!»    Я   благодарно   пожал   ему    руку,  а   он   напомнил   мне,   что   он   когда-то     помогал   нам   строить   нашу   первую  лодку.     Что   скрывать,-  многие   любили    и    уважали     родителей    моих     искренне.     Прошло   уже    много   лет,  как   их   нет,   но    когда    мне   становится    невмоготу,  я   всегда   мысленно   обращаюсь  к   ним    и    рассказываю     о    своих     бедах.   Обращаюсь   к   ним   и    пишу   эти   строки,    зная   ,   что   никто   не   будет   высмеивать   меня   за   откровения.   Не   знаю,  будет   ли   кто-либо   это   читать,   но    что-то   заставляет    меня    писать   все   это.
     Итак,    после    кончины      отца,   мне    вдруг    как   никогда     понадобился    его    совет    и    поддержка.    Именно   в   те    времена    на   развилках    судьбы    я    вдруг   дрогнул    духом    и    стало   трудно   принимать   выбор,   перед   которым   жизнь   ставила    меня   бесцеремонно    и   беспощадно.    Делать   нечего    -    выбор   делал    сам.    Началась    кривая ,     с   колдобинами ,    дорога  ,   ведущая    меня    неведомыми     курсами.   Не   знаю   что   руководило   мною,   но   в    разные   годы    мимовольно    рука     тянулась   к   перу    и    бумаге.    Для  самого   себя    писал   небольшие    рассказы,   которые    никому   не   читал   и    вскоре   уничтожал.    Будучи    курсантом,   еще    раз     настрочил    несколько    рассказов    с   впечатлениями   о   московском   фестивале   молодежи,   о    событиях    в    детской    жизни   моего   отца.   Меня    некоторые   факты    подвигли    выплеснуть    все   это    на   бумагу.   Общая   тетрадь   с  ними     попала   на    глаза    дивизионного   «комсомольца»,   он   внимательно    прочел    мои   опусы   и    резюмировал,-  «Списал   у    кого –то!»   Меня   это   обидело   и   я   забросил   свое   занятие,   хотя    надо   было   продолжать.  Меня   остановило   то,   что   писатель   из    меня    никакой  -   ни   языком     толком    не    владею,   жизненного   опыта  не   имею…
А     зря    так    поступал.    Со   временем   все   бы    сложилось,  опыт  и    стиль   возникает    только   тогда,   когда     ты    работаешь    со    словом.    До   художественного    мастерства    конечно    еще   далеко,   но    как    ведают   эти    строки,  семейным    летописцем    я    все-таки    стал.     Кроме   изучения    литературы   всех    времен,    многие      позывы   писать    родились    под    влиянием    общения   с   очень     талантливым    и    увлекательным    рассказчиком,   которым    был   мой   незабвенный     отец.   Редко ,   по    молодости   и    глупости   собственной ,    я    внимал   папин   рассказам,    но    все    услышанное   от    него   заслуживает    того,  чтобы   об   этом   поведать.    Независимо   от    темы   рассказа    он   облекал    то,  о   чем   вел    сказ  ,  в    живые    образы,   вызывающие    острые   ощущения ,   что   равнодушно   слушать   их  было    невозможно ….   


  Детские   воспоминания   папы  были    мне   так   близки   и   знакомы     по   той    причине,   что     многие   его   ошибки    и    невзгоды   я   в   точности      повторил   уже   будучи    в   зрелом     возрасте.   Однажды,  когда  в  стылую   зимнюю    пору,   я   возвратился   домой  с   сломанной   лыжей…  Тогда    папа     отложил   ее    в    сторону,     усадил    меня   за     чашку   горячего   чая   и   стал   мне     рассказывать    о    событиях   дореволюционной   поры,  когда   папа   был  еще   младше    меня…    Не    помню,   была   ли   в ту   пору  в   нашем   доме   русская   печь,  но   точно   печь   была    очень   теплая   и   после   мороза   горячий    ее   бок   убаюкивал  и    вносил   в   душу   благостное   желание   внимательно   слушать   папин   рассказ  о  его   дальнем   детстве…
           В    ту    пору    детвора    сельской    полтавщины     зимние   дни  ( в   основном),  проводила    на    улице.    Не    у  многих    детей    водились    санки,  не   говоря   о   лыжах    и    коньках.   Однако     детвора     повсеместно    использовала    самодельные    «ковзанки».  Обычно,   на    какую-либо   доску,  кусок    плетня   или    старой  плетеной   корзины     намораживали   слой   льда,  и,   используя    скользящую   поверхность,  с   пригорков    мчались    прямо   на   зеркальный   лед    речки   Ворсклы.  Для   прочности    ковзанок    ушлые   мальчишки   подбирали   лошадиный    помет,  наносили  его   на   рабочую  поверхность   и   там   замораживали.  Такая   ковзанка   служила надежно  всю  зиму.  Была   такая  ковзанка    и   у    папы.   Он   ,  будучи   с   детства   решительным  и   бесстрашным,   взбирался   с  ковзанкой   на    самые   крутые  спуски   и   несся   вниз  на  зависть   остальной    пацанвы.Но ,  однажды ,  при   спуске  с   крутизны,   папа   врезался  на    громадной   скорости   в   ветлу   на   другом   берегу    речки Ворскла,    сильно   разбился   и  сломал   себе    левую   ключицу.    Так    что    остаток   зимы    Сашок    Ящук   провел   на     теплой     русской   печи.  Случилось      это   в   1905   году.    Я    повторил   такую  же   беспечность    в   1992   году,  когда   в   сумерках   ехал  на   работу   велосипедом. Точно    так  же    расшибся     и    сломал   левую    ключицу    и    до   весны  залечивал   раны,   возложив  все   домашние    заботы   на   хрупкие  плечи  моей   Верушки – труженице   и  моей   строгой   берегине.
         Пока     папа    рассказывал    о   детстве,    я    и    не    заметил,   что    сломанная    лыжа    отремонтирована    и    выглядела    еще    красивее  ,   чем     снову.
      Когда   я    заканчивал   в   Николаеве    среднюю    школу,   после   просмотра  фильма   «Педагогическая    поэма»,   я    рассказал   папе    содержание   и   упомянул   местечко  Куряж.  Папа   оживился   и  рассказал,  как  они   мальчишками    лазили  в   тамошний   барский    сад    и    воровали    замечательные,  дивного   аромата,   розы.  Розы    папа   всегда,   сколько  я    себя   помню,   дарил     маме.
     Не  помню,   писал  ли  я  о  том,   как   папу  отправили    лечить   сердце   в   Хосту,  в  военный  санаторий   зимой   пятьдесят первого  года.    Прошло   полторы  недели  папиного  лечения.  Мы   с  мамой   остались  на  хозяйстве   вдвоем.   Стоял  тихий и  теплый  декабрь,  на  улице   было  бесснежно,  еще   не   пожухла   зелень  наших   дубков(диких хризантем),  в  вечерней   тиши   пахло   весной,   натопленная   жарко  печь   вынудила   маму  приоткрыть   окно    во   двор.  Не  успела   мама   убрать   руку    от   переплета   окна,  как  из   темноты   в    раскрытое   окно  на   маму   надвигался   огромный   и  роскошный   букет    ароматных  роз  -  папа   не   хотел    быть  без  нас, бросил   лечение   и   примчался   домой.   Мама   отругала    его   за  прерванное     лечение,   но    наш    папка    был   обаятельным    и    нежным    мужем     и  мама       была   тронута  его  возвращением.




           После    кончины   папы   в   родительский    дом   мы    приезжали    в   отпуск  дней   на    10-12,   не  больше.    Теперь   сожалею.   
В    один    из   них    я     решил    пройтись   по   Николаеву    и   навестить     всех    своих    одноклассников     и   нашу   любимую    «классную»  -   Зинаиду    Васильевну.  Вышел   на    угол  Адмиральской     и   Советской.   Здесь   в   угловом    пятиэтажном     доме   и   жила    наша   классная.   Подойдя   к    знакомой   двери,  я  нажал  на  звонок.  Оказалось    теперь  «классная»   тут    не    проживала…   Огорченный,  я  уже   собрался   уходить,  когда   теперешняя   хозяйка   этой   квартиры    подсказала,  что     «наша  Зина»   теперь  живет    на   пятом   этаже,   дверь   такая  же  ,  как  и  на  первом   этаже.  Опять   звонок,  открывается    дверь    и    я   не   глядя    ухватил   в   объятья     открывшую   мне   женщину.   Обомлевшая    от   внезапности   красивая   молодая   женщина,    наконец   прищла    в   себя   и  не   освобождаясь   от  обьятий,   подняла   на  меня   небесно   голубые    глаза,  и    спросила    меня:  «Кто   вы?».    Наконец  я   отпустил    ее   и   извиняясь,   сообщил,   что   мне  нужна   Зинаида   Васильевна.   Женщина   рассказала,   что  мама   с  папой    все    лето   проводят   на   даче  на  Кинбурнской  косе.  Когда  она   проговорила   это,   я  сказал,  что   обнял   ее  не   случайно    -    ведь   ты  Ира !.   Та   кивнула   мне  в  ответ.  Я   стал   рассказывать   ей   о   том,  как   она  с  родителями   гостила     у  нас   в  1954   году.   А   разговаривал  я  с  ней  году  в  1980.   Она   кое-что    вспомнила     о     стайке    индюков    и   об   охотничьей    собаке…И    тогда   я  рассказал  ей,  что   я  тот  мальчик,  который    носил  ее   по  двору   на   руках,   На  что   она   улыбнулась,-   «Я   это    сразу   поняла!»   В  общем   мы  долго  болтали,  вспоминали.
Она   рассказала,  что   мама  верна  нашей  школе,  а  папа   стал   главным    кораблестроителем      завода   имени    61    коммунара.    На    этом  заводе   в  1956  году   и   я  поработал    в  механическом    цехе     токарем.    Были   здесь   мои  приятели.   Крепко    сдружились   мы   с   Гришей   Огородниковым ,  капитан-лейтенантом, -   
начальником     боевой    части    «два»   одного   из   достраивающихся    эсминцов.
     Так     вот,  первым    встреченным   на  Советской    был   именно     Гриша   Огородников,   теперь  -капитан   второго  ранга ,  такой   же    стройный  и   молодцеватый,  но   с  легкой    сединой   на  висках.  Гриша   не  был   моим   одноклассником,   просто   он   жил  поблизости  от  нас  -   был    женат на   нашей   молоденькой   соседке    Тамаре    Печерской.   Я  был  еще   школьником   и   часто   спешил   в   город   на  учебу,  а  Гриша    спешил   на   корабль,  стоящий   у   стенки   завода  имени  61  коммунара.   Так    мы  и  познакомились,   а  потом   сдружились  на    общем   увлечении     радиотехникой.  Потом   служба   и  жизненные   дороги   развели  нас     на  четверть  века.    И  все   же,    мы  очень   легко   узнали   друг     друга   и    не   удержались,   чтобы   не  посидеть   в   кафе    яхт-клуба   и   не  поболтать  «за    жизнь»,   как   говорят  в  Одессе.    Гриша    был   в  Николаеве    в   новой   должности   на   заложенном   на   стапеле    новом   ракетном    крейсере.    Он   был   так  огромен,  что  его  мачты  и  антенны  радаров   были   видны   из  разных  мест    города.   Мы  вспоминали    прошлое,  рассказывали    о  себе.  Гриша  был   удивлен,  что   я   успел  тоже  стать  офицером ,  освоил    новый  вид   оружия   и   успел   уйти  в   отставку.
Когда    я   стал   со  знанием  дела   говорить   о    Гришиной   службе    на    эсминце,   об   его   участии   в   испытаниях   крылатых   ракет    противокорабельного  и   подводного    флота,   то  он  был   буквально   ошарашен   моей    осведомленностью.   Ведь   это   секретные   сведения.  Я   успокоил   его   и   назвал    два  источника    информации.  Это   был   отечественный   служебный   журнал  «Военный  вестник»   и    «  Военный   зарубежник».   Когда   я   стал   рассказывать  ему о  своем   роде  войск   -  противоракетной    обороне,  то   настала    очередь   удивляться   мне:   Григорий   так   квалифицированно     рассказывал    мне   о  наших   комплексах.   Оказывается    он   проходил   стажировку   на   высших   офицерских   курсах    в   том  же   военно-исследовательском   институте    в   Подмосковье,  где   в  свое  время    натаскивали  и  нас.   С  бесед   о  военных  делах    мы  плавно  перешли   на  семейные,     оказалось  у   него    двое  девчонок,   а  у  меня  два    парня.    Расставаясь,   мы  условились  еще   встретиться….и  не  обменялись   адресами….  Но   больше   мы  не  виделись   и    нас   вновь    развели    жизненные    дороги    Но   встреча    была   сердечной  и   теплой,  запомнилась     навсегда.   В   тот   день  я  больше   никуда   не  успел  -  близилась  ночь.
А   хотелось   навестить   всех   живущих   в   городе  одноклассников.   В  ту    пору   жили    Валька    Гетманцев,  Павлик   Куракин,   Виталий  Фролов,  Валерьян   Иванов,Валька  Лунин,   Саша   Кальник,   Мира   Теплицкая,   Лида   Альбищенко  и   Алла   Карманович.
А    в   Октябрьском     работал   и    жил   наш  самый   умный   и   самый незаслуженно  обиженный  школой    Миша    Кальман.  Другой    мой хороший  друг   Натан    Эльберг    жил   в   городе,  но   часто   был  в  командировках.   Ну,….  и  говорят,   каким-то   начальничком    в  облисполкоме   служит    Славка   Пантась.  Надо   постараться   хотя  бы   увидеть    их     всех!     В   этом   отпуске   я  был  один,  без  семьи,  и   мама   успокоила    меня,  что  если   с  утра   начать,  то   можно  обежать  всех.   
         Вальку    Гетманцева    с    утра    я  встретил    на    Ингульском    спуске    перед    проходной     завода    61  коммунара.   Он    спешил    на   работу ,   но  увидев   меня ,   задержался     и  мы    условились   вечерком   встретиться    в  сквере   пятой  школы   на   Адмиральской(   поблизости    от   его    жилья).   Домой    он    не   звал  -   сам  понимаешь -    женщина   не   поймет…   А, ешё  «пузырёк» не забудь, Боря, прокричал он
из   проёма  проходной!   Да,   многие,   обзавелись  семьями,  -   теперь   встреча    с  одноклассником    приравнивалась     с   простой   «бухаловкой».  Все   понимая,   в  условленное   время,   в  сквере   Вальку  я   ожидал    с  выпивкой   и  закуской.   А   появившийся  из-за  угла   Валька,   из   будки   автомата ,-   что-то  врал  жене    о    сверхурочной   работе   в  своем   КБ.    В  общем,  мы   обнялись  и   удалились   в    тенистый  угол  скверика.  С  Валькой    пришел  еще  один   мужик,  в  котором   я   узнал    парня   из   параллельного   класса.   Только   раньше   это   был   кучерявый   блондин,   лучший   гимнаст   нашего  центрального   района   Николаева. А   теперь  передо  мной     стоял   совсем    лысый,  исхудавшийся    мужичок,  который   жадно   набросился   на  батон    с  варенкой.     Он   вместе   с   Валькой   окончил   НКИ(  кораблестроительный   институт) .   Теперь   они   вместе   работали    конструкторами    на   заводе.   Вот    и  прибежали    вместе.    Темным   летним   вечером   мы  расставались    с     ребятами   и    разбежались.    Около    автобусной   стоянки   на   углу   Адмиральской  и   Черниговской    я  встретился   еще   с  одним   одноклассником   -   Натаном   Эльбергом.  Внешне     он   почти      не  изменился,   за  малым  исключением,  -   он   был  совершенно     сед.   Но   меня  это  не  удивило,  -  наследственность  -   все   мужики   Эльберги     рано   седели   и  носили   роскошные   седые   гривы.   Ничто  в  Натане  не  изменилось.  Еще  я  жил  в   родительском  доме   , часто  встречался   с  ним,  знал  о  нем  все.  Заканчивая   строительный    техникум,   он  одновременно  заочно    поступил   в  Горьковский   институт водного транспорта. После  института  постоянно  работал  на   Южнотурбинном    заводе   "Заря",  работу  любил,  втянувшись    в   работу  с  частыми  командировками.  Вот  и  теперь, нам   долго  переговорить  не   удалось.-  он   спешил  на  ночной    поезд. Здесь он дорос до заместителя главного инженера предприятия.   Расставаясь,  он   сетовал,  что  не  все  узнал   обо  мне,  он   уже  издали,-   спросил   меня  до  чего  дослужился  я.     «   Работаю    редактором   радио   в  Днепропетровске!»         Здесь    не  могу  не   умилиться  такими мерами   ценностей,-   он    крикнул   мне :   «  Главным?».      «Да»  -   прокричал   я  в  ответ.  (Чтобы   не    разочаровать   Натана,  я  так   ответил    потому,  что   я  был   единственным   редактором   радио    на   нашем   заводе).   Эльберг   ушел,   довольный   моими   успехами,  для     него  стало   радостно  узнать,   что   его  одноклассник  закончил   МГУ  и  стал   журналистом.
      Опять   я    возвращался   домой  к  маме,   наметив   назавтра   все  же   оббежать   
остальных   из    десятого   «Б».
       Мама    посмотрела   на    мою    «акцию»    критически :  «Сынок,    прошло   около    тридцати   лет,   не   думаю,   что    бывшие    друзья    из   класса,  радостно   обнимут   тебя!  Может    уже    хватит?»   Немного   подумав,   я  сказал  маме  о    последней   попытке   и  все.   
         Надо   отметить,   что    день    удался  -   обошел   всех,  кого  хотел   увидеть.  Теперь    маме   рассказал     обо   всех   встречах   и    согласился    с   мамой,   что   это   были     совсем   другие   люди,   совершенно   мне  незнакомые    и    чужие.  Не  осталось  у   многих   той   жизнерадости     и   приветливости.     Только   Мишка    Кальман,  которому   я  позвонил,  несказанно   обрадовался,  сказал   что   лучшего   подарка  в  свой  день   рождения  он  и  не  ожидал,   назвал   свой  адрес.   Долго   не  рассуждая,   я  в   первом  попавшемся   гастрономе    купил   бутылку   шампанского  и   коробку   хороших   конфет   и  поспешил  к    Мишке.   Самый  умный  и  талантливый   пацан   из  нашего  класса    всю   свою   жизнь   страдал,   что   его   затирали    из-за   национальности.
Он   безупречно   учился   в  школе,   никогда   не  было  ни  одной четверки  все   десять   лет,  но   золотой  медали   парню  не  дали.  В кораблестроительный   институт   он  не  прошел  по  конкурсу и  с   экзаменационным   листом   пришел    в   электромеханический  техникум   на    теплотехническое  отделение.   Как  ни старались    в   «верхах»  нашей  образовательной   системы,  Мишка   вышел  из  техникума    с красным   дипломом    и  уехал    работать    в    Ташкент. Как потом мне рассказывал кто-то из одноклассников  -  Кальман   успешно   закончил    местный    политехнический    институт   с  красным   дипломом   и   золотой   медалью    за    научное  открытие,  сделанное   в  студенческом     конструкторском   бюро.  В  Ташкенте   он  женился,  растит  двоих   сыновей,   однако  после  сильного   землетрясения  их   семья   лишилась  крова   и  вернулась   в   Николаев.    Здесь  его   взяли   ведущим   конструктором    высшей   категории    на    ЮТЗ,  наделили   трехкомнатной    квартирой    в   поселке   Октябрьском.  Вот так проинформированный, я спешил к другу     На   троллейбусной    остановке   бежал   навстречу    мне    сияющий  Мишка.   Я  его  легко  узнал  несмотря   на   такую  же  сияющую   лысину.  Раньше   его  умную   голову  украшала   курчавая   шевелюра.  В  общем,  с  утра   попал   за   праздничный   стол   с    отменной    еврейско-узбекской   кухней.    Я   хорошо   знал   Мишкину  маму- тётю   Асю .    Так  вот,  мама   его   сотворила   такой  пир,   что    сравнить  его  впору  с  «Энеидой»  Коцюбинского.  С  фаршированного   карпа  плавно  переключались   на  форшмаки   и  паштеты.  В  дело  шла   и   гусиная  шейка,  лагман  и  плов   с  бараниной,  смена   одного   блюда   другим   перемежалась  тостами   и  стопкой   отменной  посольской   водкой.   Меня  несколько  удивило, что   мы так   много   пили. По  моим   скромным    подсчетам    на    «нос»  пришлось   около  пятисот -шестисот  граммов   водки.   Застолье   длилось   непрерывно,   пока  не « сожрали»  все  жирное   мясное  и  рыбное . После  этого    немного   увлеклись   танцульками,   во  время   которых  мы  с  Мишкой   побеседовали,  потом  всех  усадили   за   сладкий   стол,   краем    глаза  я   успел  заметить,   что    вручением  завернутого  кусочка  тортика     ознаменован   финал   пира.
Это   означает,  что   «пора  рвать  когти»,  или   выражаясь  по  интеллигентному   -   настало    время   откланяться.   Что  я   и  сделал   с  наилучшими  пожеланиями   хозяевам    и  в   нижайшем    почтении  покинул я дом друга.  Короче   -  принимали  меня  душевно    и   искренне.




        Вернувшись    в    город,  я   забежал   к   Пантасю,   Лунину,  Кальнику.  Надо сказать,   что   Валя   Лунин, которого я навестил   в его квартире на углу Советской и Плехановской,  переживал   в этот период  чёрную полосу жизни -   вся наша жизнь сплошная тельняшка.   Несмотря на это, Валька принял меня хорошо, мы долго беседовали и от встречи с ним остались хорошие воспоминания, несравнимые с теми, что остались от встреч с Кальником и Пантасём.  На   Советской   успел  переговорить  с   Фроловым,   забежал  на  работу  к  Лидке  Альбищенко  и   ,  апофеозом   похода   было   рандеву  с  Аллкой  Карманович  -  главным   диспетчером   Николаевского    морского   порта.   Домой   я   вернулся    полон  впечатлений   и    эмоций.  Оказалось,что   одноклассники,  ранее   бывшие   душой   класса   превратились   в   скопидомов    и     нелюдимов,  словом -   бирюки.
      Пантась   сидел   и   ерзал   от  нетерпения,   когда   я  уйду.   Я   нарочно   тянул  резину,  получая   удовольствие   от   затаенного  страха   от  моего   визита.  Откланявшись,  я   пожелал   ему   дослужиться    до   председателя   облисполкома.  По  Славкиному   взгляду    я    понял,  что  достал  его  своим   ехидством. 
      Саша   Кальник,   гостеприимный   и   ранее   хлебосольный,   испуганно  встретил  меня    на  пороге   с  неощипанной   размороженной   «синей  птицей».  Мы  прошли   в    гостиную,   обставленную  большими  книжными  стеллажами,  забитыми   ценными   книгами.  Все   еще ,  не   выпуская    жалкого  куренка,  словно  извиняясь,  инструктор  отдела   пропаганды   и  агитации   заводского   райкома   партии   рассказывал  скупо  о  жизни  и  новостях ,  о  николаевских  друзьях.  Из   кухонного   коридора  на  нас   тревожно-гневно   поглядывала  Сашкина   жена,   с  которой   он  даже  побоялся   меня  познакомить….  Чувствуя   грозящую  мещанскую   нахлобучку,  я   избавил   партийного   служку    от  своего   посещения.   Закрывая   за  собой   дверь,   я   похвалил  Кальника:
«Библиотеку   ты   себе   оторвал  классную!» Спускаясь   по   лестнице,  я  оглядел   подьезд,  куда годами    шли   все  одноклассники,  с  кальниковского   балкона  мы  смотрели  на  праздничные   демонстрации.  Рядом  с  ними  жил   тогда   начинающий   писатель   Александр   Сизоненко.  В  ту  пору   он  очень  успешно  ставил    своей  супружнице  замечательные  фингалы.  Кстати    из  многих    его   книг,  мне  понравилась  повесть «Корабелы»   -   истинный   гимн    Николаеву,   написанная   живым   и  образным   языком.  Редкая  удача   литератора    -   рассказать   о  городе   и  профессии    так  ярко,что      книга   разбежалась  при  продаже   мгновенно.   Теперь   вонючее  нутро  подъезда   ничем  не  напоминало   былое.
     Выйдя   из   двора,   на  выходе  магазина «Подписная   книга»  столкнулся   со   Славкой   Фроловым,  своим   адским   терпением   и   усидчивостью,   он  -  выходец из   очень    бедной    семьи,  в   конце  -концов    стал  кандидатом   технических   наук, затем, доктором наук  и   стал   «служить»  в   НКИ. 
       С  мужиками  мы   разобрались.  Остались   две   подружки   -щебетухи,  которых  я   не  видел   много   лет.   Лидка    так   «продвинулась»    по   службе   -  в   центральном  городском   ателье   она   дослужилась  до   главного   закройщика,  во!  Всё  такая  же  болтушка  тарахтела   обо  всех,   но  самое   значительное  для  неё,  что  она  на   третий раз    удачно   вышла  замуж.  Поболтав  около  часа,  я  проводил  ее  к    дому,  где  она  живет  и  мы  раскланялись.   Алла  Карманович,   теперь   Зиновьева,   рассказала   мне  все  о  своей   неудачной  семейной  жизни,  о   всех  встречах   одноклассников   через  10,  20,  30   лет   после   окончании   школы.   Беседуя   об  этом,  мы  совсем   незаметно  прошли  через   весь  город  и   оказались   у  маминой  калитки. Однако  время  было  позднее,  а  вечер   теплый,  и  мне  ничего  не  оставалось,  как   проводить   Аллку  на  ее  Инженерную   улицу  почти  в  полночь.   На   Большой   морской   я   успел  на  последний   троллейбус    и ,  к  радости   мамы,  я     пришел   домой.   Мы   долго   чаевничали   на   кухне    и  я   рассказывал   маме    все    новости…
        Как  и  оказалось,   за   тридцать   с  лишним    лет,   я   все  же   остался    наивным   и  простодушным     дурачком.  Действительно,   за   эти   годы    мои   одноклассники   стали   совсем   другими.  Не  будем  сожалеть   об  этом.   Маме  все  же  было   интересно  узнать ,  кем  стали   мои  прежние   друзья    по  классу.  Из   девчат   только   Алла  Карманович    закончила   институт   речного   транспорта   и   стала    видной  фигурой    в   порту.
Мирка   Теплицкая после торгового института  стала   директором  магазина,   была   бабой   добросердечной  и   этим   пользовались   наши   оболтусы,  оставшиеся  в  городе  -  они   часто   вваливались  к   ней  в  кабинет,  выдавливая  из  нее  хорошую   выпивку  и  закуску.   Но  она  всегда  их  угощала,   зная,  что  они   наглые   и   бессовестные.  А  что  поделаешь  -  одноклассники!


      Из   уехавших-  часть   стала   военными.  Вовка  Душкевич   стал   ракетчиком.  Роберт  Цивинский   оттрубил    25   лет    в  бронетанковых     войсках.   Борис  Шляпкин   после   женитьбы   на  дочери   начальника   Пушкинского  радиотехнического  училища   по   службе   несся   как  экспресс  -   несколько  досрочных   присвоений   званий   и  к  35  годам   он  стал  генералом.  Знаю,  что  в  отставку  он   ушел  генерал-лейтенантом.
Вениамин     Грибовский    выучился   где-то  в   политехническом.   Павлик  Куракин  после   ПТУ  всю   жизнь  строил  корабли  на   61   коммунарах.   Рабочий   он  был  отличным  -   в   восьмидесятые   годы   ему   присвоили   звание   «Заслуженный   кораблестроитель   СССР».    Рабочими   остались   Толя  Дроздов   и   Толя  Попов.  Не   знаю    как   сложилась   судьба  Вадима   Мистергази.  Славка   Теплов,  уволенный  из  академии   связи   в  Ленинграде     после   трех   лет    учебы, т.к.  министр обороны  запретил  учиться в академии   зелёным  школьникам.  Академия – удел офицера.   По  моему   совету  Слава  поступил   в   Одесское   высшее   мореходное  училище   на  судоводительский    факультет.  После   мореходки  ходил   на  танкере  первым  помощником   капитана,  посадил   его    на  мель  и  был   списан   из   плавсостава.  Парень  головастый   и   проворный,  стал   директором   Ленинградского   морского   порта  Человек  чрезмерно  резвого  ума,  Слава за несколько лет овладел десятком иностранных языков.
Сашка   Курский   после  криворожского   горнорудного  института   много  лет  работал  геологом   на  Памире .   Валерьян   Иванов   после  николаевского   пединститута   работал   в  НКИ   на  одной   из  кафедр.  Вот   такой  расклад.   Что  касается   девчат -   почти  все   повыходили   замуж, нарожали   детей  и  работали   поварихами,  секретаршами,  швеями.     Только  Элла   Попейко   вышла   замуж  за  адмирала,  нарожала   троих   девок   и  жила   в  холе    и    неге.    Выпал   из   этого  списка  наш   красавчик     и    сердцеед    Вова   Ожаренков.  Его  я  как-то  встретил   на   Мещанской  улице,-  он  привез   на  зиму   машину   угля   и  таскал  его  в  свой  двор.  Он  после  флотской    службы   работал  где-то   на   судоверфи.   Я  отметил,   что  он  очень   располнел,-   тот   сильно    обиделся  и  сказал:  «Посмотри   на   себя!»        Встреча   быстро  закончилась,-   нечего   приставать   к    занятому   человеку!
        Мама    улыбалась   моим  комментариям   и    обстоятельному    рассказу   о  моих    похождениях.   Ну   что   ж,  наш    класс   в   общем   прошел    по   жизни     достойно.  Никто  не  стал    преступником,   вором, -  все   состоялись    по-своему   и   нашей   Зине   не  пришлось   краснеть   за  нас.


        Надо  ,  справедливости   ради,   признать,что    среди   выпускников   нашей    школы  я    дольше   всех   встречался   и   переписывался    с    Васей   Никитиным  -    подслеповатым  и  несуразно   курносым   парнем,   который   учился   на  класс   ниже   меня.   Его   я   часто видел   ранним   утром   в  дни   каникул,   когда   он   с  махоньким  этюдничком   бродил  по    солянским   улочкам   и   кручам.  Его   быстрые  и  точные   этюды   маслом   были   ярки   и  выразительны,  каждый  мазок    оживлял   на  холсте  очень   привычные  места,   мимо  которых   мы  ходили  ежедневно,  не  обращая      внимания    на     живущую      рядом    красоту. На   всю    жизнь  запомнил    прекрасную    работу  Васи,  на   которой    была   изображена    убогая   хижина   семьи   Генки   Легенького,  приютившаяся     на   обрыве    над   просторами    Бугского   залива.  К  ней   вела  тропка,  облепленная   цветущими   подсолнухами.  Но   он   не  стал   художником,как  его  старший   брат.  Не   взирая  на  большой  талант,   Вася    избрал   другую  стезю -  работал    корректором   в  одной  из   многотиражек,  закончил   факультет   журналистики   МГУ  и   стал   работать   научным   сотрудником   краеведческого  музея  Николаева.   С  годами   занялся   археологией,  много   полевых   сезонов  провел  в  экспедициях     Юга  Украины   рядовым   землекопом.  Затем   сам   возглавлял  многие   экспедиции   и   находил   уникальные   городища   раннего   Причерноморья.   Его  работами  заинтересовалась   мировая  общественность,  его   работы  были   изданы  по  линии   ЮНЕСКО,  его   монографии   хранятся   в  британской  библиотеке   Лондона ,  а  его    имя  внесено  в   персоналию   известных  археологов мира.  Ни   звания,   ни  известность    кандидата  исторических  наук,  никак  не   изменили   этого  очкарика.   Я  встретил  его   как-то,  когда   пошел  вместе   с  женой   на  свежий   кинофильм.   На  скамейке   у  входа  в   кинотеатр   «Родина»   сидел    бородатый   мужик   в  кирзовых   сапогах,  натянутых   на  засаленные  джинсы.  Старая,  выгоревшая  от  солнца   и  пота  рубаха-ковбойка  прикрывала   исчёрно   темный  загар,   а  из-под   засаленной  велюровой шляпы    на  меня,  нарядного  и  блестящего,   нахально и  весело   пялился   через очки   Васька  Никитин.Оказалось,  что  он    на  денек  вырвался  из   экспедиции    и  не  удержался,   уговорил  себя   сходить   на  киносеанс.  Мы   долго  болтали  после   кино  и  обменялись  адресами. Потом   мы часто  встречались   с  ним,  но  это  будет  потом…
      Когда   Никитин    взялся   за   поиск   древнейших   поселений   людей  Причерноморья,   то   после  нескольких   разведочных   командировок,  первую   обнаружил   в   поле  между  селом  Матвеевка    и   взлетным   полем  Николаевского  аэропорта.    Из  города  туда  можно  добраться  автобусом,   который   проходил  через  наши  Соляные  и ,  минуя   военный   городок,  повернув   налево  с  автотрассы  на  Новую  Одессу,   через  пару  километров     начиналась   Матвеевка .   Перед    самым   селом   на   высокой   круче  Никитин  раскинул  археологический  лагерь.  Позади  много  бумажной   волокиты:   разрешение  АН  УССР   на   экспедицию,  «добро»  местных  властей   на  отведение   земельного  участка     для  археологических   изысканий   на  владениях   местного  колхоза… И  вот,  палаточный  лагерь   начал   быть!  Наняли  землекопов  из   студентов-историков  пединститута,  из     школьников,  увлеченных  археологией.   Пользуясь   давней  дружбой,  уговорил  Ваську  принять  своих  сыновей  в  его  экспедицию.  Пару  месяцев  ребята  поболтались   на  раскопках  вблизи  Соляных.  А  наша  хлебосольная     и  заботливая  мама    не  оставила  внуков  без  внимания – бывало ,  напечет  целый   таз  вкусных  пирожков,  на  автобус  и  вся  экспедиция  от  маминых  пирожков  на  уши  становилась,  ибо  куховарили  в  поле    далеко  не  специалисты  и  провиант  был   скудный.  Каждый  визит  нашей  мамы  для  экспедиции  был  истинным  праздником.
        Когда   дети  вдоволь  насытились   работой  «на   науку» ,  они  вернулись  домой.  А  мы  с  Верой,  когда  приехали  в  отпуск  к  маме,  нанесли  Ваське   визит  в  Матвеевку.  Взяли  хорошего  вина  и  какой-то  снеди   и  пошли   туда   берегом  Буга. Васька  был  несказанно  рад  нам.  Все  работы  замерли  и  за  столами  лагеря  шумно  пировали  наше  прибытие.   А   через  год  Васька  был  у  нас  в  Днепропетровске  на  симпозиуме  историков с   докладом   о  результатах   своих  находок.  Мы  с  ним  регулярно  переписывались.  То  я  найду  ему  нужную  литературу  в  «Академкниге»,  то  он  обрадует    меня   редкой  книгой .  Его  подарок «Из  истории  Пограничных  войск  СССР»    была  как никогда кстати   для   моей   работы.  Вроде    бы   и  недавно  это  было, а  пронеслось    более двадцати  лет.   На   этом   месте   свой  опус   я   закончил  в 2005  году.    Хотя   после   того,  когда   судьба  опять  свела   меня   с  Васей,  придется   писать   дальше….


                ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ…..