Дом, который построишь ты
Уютная фамилия.
Так как своего жилья у Ивана Петровича не было, вернувшись к осени с фронта, он временно поселился у молодой женщины и, по меткому утверждению русской народной мудрости, отметившей, что у нас нет ничего более постоянного, чем временное, прижился в этом доме навсегда. Осознание личной привязанности к конкретному месту, заставило мужика взяться за топор и приступить к обустройству, случайно обретённого, семейного гнезда. Оказалось, что и фамилия у него вполне домашняя и уютная – Теплов.
Когда первое весеннее солнце растопило на полях чёрные проталины, дом, ещё недавно выглядевший сиротским и полузаброшенным, уже выправил свою осанку и засверкал новыми оконными стёклами, сменившими забитые в рамы доски. В небольшом пристроенном дворе, протяжным напевом замычала корова, а по утрам, откликаясь призыву соседей, восторженно заголосил петух.
Следующую весну Теплов встретил посадкой у дома небольшой узколистной ветлы. Молодое деревце, с лёгкой руки хозяина, быстро прижилось и, как это обычно бывает с ивами, тронулось в буйный рост. Чтоб посадку не повредили козы или коровы, Иван Петрович заботливо огородил её колышками, туго перетянутыми пеньковой верёвкой.
Обустроенная семейная жизнь бывшему фронтовику Теплову нравилась. Вдоволь насытившись окопной неустроенностью военного лихолетья, он всласть упивался, так неожиданно свалившимся на него, семейным счастьем. А главное, у него теперь был дом, который он устраивал по своему личному разумению. Одно лишь обстоятельство угнетало Ивана Петровича – отсутствие детей. Но тут ничего не поделаешь, Бог не давал.
Картинки из детства.
Деревенский домик в три окна. Под квадратными переплётами террасного окна на лавочке сидит старик. Давно вышедший из моды затёртый до дыр на рукавах и манжетах пиджак, под ним клетчатая фланелевая рубашка с распустившимся на нитки воротником, короткие полосатые не подшитые шерстяные брюки. Загорелые руки устало, опущены на колени. Создается впечатление, что они в перчатках. Стоит только приподнять рукава пиджака, как открывается чёткая линия, отделяющая загорелую кисть от белоснежного, нетронутого солнцем, запястья.
Это пенсионер Иван Петрович Теплов. Он каждое утро выходит на эту лавочку и сидит на ней весь день, подставляя лицо и руки нежному майскому солнцу. Иногда он уходит в дом, чтоб выпить рюмку водки и закусить налитым в тарелку давно остывшим супом.
Вечером под раскидистой ветлой появляется соседский мальчишка с маленьким жёлтым сачком из марли. Он неумело пытается ловить майских жуков, бегая за ними взад-вперед вдоль забора. Это я. Наблюдая за моими мучениями, Петрович подзывает жену и наказывает ей выдать мне метлу. Я недоумеваю, показывая сачок, но Петрович резонно поясняет, что он в детстве жуков только метлой и сшибал.
Иногда я прихожу к Петровичу днём и, прилипая штанишками к лежащему на подкладках смолистому бревну, наблюдаю, как он строит баню. Конечно, Петрович уже не тот, что был раньше, каким я его не знал, но много о нём слышал. И руки давно не те, и глаза выцвели и подёрнулись мутной плёнкой близорукости. И всё равно, строит он обстоятельно, деловито и неспешно. Приложит доску, слегка прихватив гвоздём, и отойдёт, взглядом прикидывая правильность её положения. Потом оторвав, подстрогает, подпилит, и, глядишь легла дощечка на место, как родная - тютелька в тютельку.
На Победу пригласили ветеранов в клуб для чествования. Стал и Петрович собираться. А в чём идти? На старые брюки без слёз не взглянешь, угваздал вдрызг, а новые, которые в позапрошлом году купили, длинны. Укорачивать и подшивать надо! Швеи под боком нет, и решил Петрович сам дело поправить: прикинул длину, взял топор и, скомкав брючины руками на чурбаке, тяпнул по ним топором. С длиной опытный плотник почти угадал, а вот обрез получился неровный, зубчатый, как у продольной ножовки. Делать нечего, надел Петрович носки, плетёнки из кожзаменителя, закатал по колено брючины и пошёл в клуб. Нельзя было не пойти! Говорят, что именно с той поры и началась сельская мода на бриджи?!
Новое время.
Первым покинул эту грешную землю Иван Петрович. Спустя несколько лет ушла и его супруга. Оставленный хозяевами, осиротевший дом тоже стал потихоньку умирать. Глядя на него, сгорбилась и развалилась старая соседка – ветла.
Случайно подвернувшиеся наследники, распорядились домом шаблонно: сначала использовали его как летнюю дачу, а когда поняли, что дом требует неподъёмных финансовых вложений на капитальный ремонт, выставили его на продажу.
Совсем скоро на месте обветшалого жилища, загудела моторами кранов и бетономешалок строительная площадка. Радостное, казалось бы, явление. На смену старой жизни уже нетерпеливо спешит новая. Но почему-то скребёт по аорте грусть и сжимает грудь тоска? Может быть потому, что ушла в небытие вместе с этим домом и частица моей жизни? А может быть потому, что в построенном по новым технологиям с применением современных материалов доме, никогда не будет того тепла, которое было в старом. Нет, дело, естественно, не в гипсокартоне или поликарбонате – дело в хозяевах. Не от насущной необходимости строят они свои деревенские дома, а от избытка финансовых средств, требующих хоть какого-то вложения. Вот и превращаются деревни и сёла в полупустующие коттеджные посёлки. Стоят на их улицах великолепные красивые особняки с климатконтролем, автоматической подачей артезианской воды и газовым отоплением с компьютерным управлением. Да много чего есть в этих домах, нет только одного – домашнего тепла, без которого не бывает счастливой жизни.
Свидетельство о публикации №211041300888