В гостевом домике лепрозория

     Неожиданно для себя мы поняли, что плывем по дну каньона. Справа и слева возвышались сплошные каменные стены, уходившие все выше и выше. Движение реки заметно ускорилось, а вдоль берегов стали все чаще появляться большие валуны, при столкновении с которыми нашу лодку неминуемо разнесло бы в щепки.
Заметив наши беспокойные взгляды, рыбак сказал:
- Не волнуйтесь, сеньоры, в сезон дождей тут плавать безопасно. И "Земля мертвых" скоро кончится, потом река будет намного шире.
"Землей мертвых" индейцы с незапамятных времен называли Аякучо. Похоже, среди древних инков были хорошие предсказатели, если они за многие века предвидели появление в тамошних местах армии кровожадных "светлопутов".
Поворошив в памяти уроки географии, я спросил рыбака:
- А как река называется? Укаяли?
- Мы называем ее Апуримак, ниже по течению ее зовут Эне, а потом она впадает в Укаяли и несет воды до самой Амазонки. Там она становится в сто, нет, в тысячу раз шире. 
- Так уж и в тысячу?
- Да, сеньор, в молодости я был матросом на пароходе, который ходил по Амазонке, там есть места, где берегов совсем не видно. 
Нашу беседу прервал встревоженный голос Ариэля:
- За нами плывут.
Обернувшись, я увидел приближающийся катер с подвесным мотором, до отказа набитый вооруженными людьми. Судя по тому, что военной и полицейской формы на них не было, нас догоняли "светлопуты". Когда с катера прозвучали первые выстрелы, мы тут же бросились на дно лодки. Старый рыбак, хоть и скрючился в три погибели, время от времени упорно продолжал делать плавные движения веслом, чтобы не напороться на камни.
И снова "Божий лев" продемонстрировал, что уроки кубинского военного инструктора не прошли для него даром. Ползком перебравшись на корму, он пристроил на борт лодки дуло винтовки неизвестного мне образца, щелкнул затвором и прицелился. Вторым выстрелом он снял "светлопута", управлявшего мотором катера. Нелепо взмахнув руками, тот вывалился за борт, а катер, оставшийся без управления, тут же потащило к берегу.
Упавшего за борт "светлопута" сменил другой член маоистской гоп-компании, но и его настигла пуля Ариэля. Схватившись за живот, он упал на днище катера. На этот раз ни один из "светлопутов" уже не захотел сменить своего товарища рядом с мотором, который принялся чихать и тут же заглох. Окончательно потерявший управление катер налетел на выступавшую из воды скалу и перевернулся. На поверхности реки появилось несколько черноволосых голов: "светлопуты" пытались добраться до берега вплавь, с трудом преодолевая мощное течение.
И тут у меня за спиной раздался стон. Оглянувшись, я обомлел от ужаса: на дне лодки рыдала от боли Кука, а рядом с ней, вся облитая кровью, в голос ревела Клара. Бросившись к ним, я увидел, что кровь обильно льется из правого предплечья Куки. Переведя глаза на девочку, я тут же понял, что она залита кровью няньки и попутно отметил, что в первый раз слышу, как Клара плачет.
Вспомнив полученные в разведшколе уроки оказания первой медицинской помощи, я разорвал рубаху и наложил Куке на руку жгут. Обильное кровотечение сразу прекратилось. Остатками ткани я замотал рану, попутно убедившись, что пуля не задела кость, но вырвала из руки изрядный кусок мяса. Подоспевший на помощь Ариэль, подхватив на руки Клару, с тревогой наблюдал за моими манипуляциями.   
Рана была хоть и не самая опасная, но в условиях окружавшего нас с обеих сторон тропического леса чреватая самыми неблагоприятными последствиями. Срочно требовалась квалифицированная медицинская помощь. Нащупав глазами перепуганного насмерть рыбака, я спросил его:
- Врач в округе есть?
Тот поначалу закивал, а потом отрицательно замотал головой.
- Так есть или нет?
- Есть... Но туда нельзя... Там... Там никак нельзя...
Он снова отчаянно замотал седой головой.
- Почему нельзя? Да говори ты, дед, не томи душу!
- Потому что там живые трупы...
- Где там, где там?
Рыбак махнул рукой в сторону левого берега.
Мы с Ариэлем недоуменно переглянулись. Пожав плечами, "Божий лев" присел рядом с рыбаком и почти ласково принялся негромким голосом расспрашивать его том, что такое "живые трупы" и где они обитают. Наконец из сбивчивого рассказа индейца мы поняли, что он пытается нам описать  расположенный неподалеку лепрозорий.
Новость показалась всем нам крайне неприятной. Ведь возвратиться вверх по течению мы не могли при всем желании, а если плыть вперед, то, как рассказал нам рыбак, врача можно было найти только за добрую сотню километров вниз по реке, в маленьком городке Румичака. 
Лепра, проказа, болезнь нищеты, болезнь Святого Лазаря, финикийская болезнь, скорбная болезнь и, наконец, ленивая смерть - все эти названия кошмарного недуга я затвердил на память гораздо позже. А тогда знал о лепре только то, что знает обычный человек, не больше и не меньше. Правда, где-то случайно вычитал, что заразиться лепрой можно только в том случае, если ты долго делишь одно помещение с больным. Если же не будет прямого контакта,  то нипочем не заболеешь. Исходя из этих поверхностных знаний, я и принял решение, строго приказав рыбаку:
- Правь к живым трупам, высадишь нас на берегу и сразу уплывешь.
Понимая, что спорить со мной бесполезно, индеец кивнул головой.
Вскоре каньон закончился и освобожденная от каменного плена река тут же раздалась вширь. С заросших буйной зеленью берегов раздавались вопли обезьян и пронзительные крики тропических птиц. Никаких признаков человеческого присутствия мы не видели до тех пор, пока среди зелени не показалась узкая прогалина. Тропинка, ведущая с пологого берега, заканчивалась деревянными сваями, перекрытыми дощатым настилом. Индеец ловко подрулил к самодельному причалу и произнес два единственных слова:
- Живые мертвые.
Мы осторожно вывели Куку на помост, я взял на руки Клару, Ариэль побросал на доски рюкзаки и теперь уже проверенные в деле винтовки.
Прежде чем распрощаться с рыбаком, я почти машинально мысленно зафиксировал, что возле причала стояли две большие лодки, на дне которых лежали весла.
Когда я стал расплачиваться с индейцем, оказалось, что, несмотря на свое матросское прошлое, он никогда в жизни не видел доллары и поначалу никак не хотел брать их. Только когда я объяснил ему, что всего одну такую бумажку он сможет обменять в городе на три тысячи перуанских солей, дед согласился взять "деньги гринго". Спрятав их в кожаный мешочек, висевший у него на груди, индеец оттолкнулся веслом от сваи и, не оглядываясь, уплыл вниз по течению.
Потерявшая много крови Кука испытывала сильнейшую слабость и сама идти не могла. Ариэль остался с ней и с Кларой на причале, а я направился по тропинке, скрывающейся в дебрях сельвы. Пройдя совсем немного, я увидел огромную поляну, на которой полукругом и к лесу задом, как сказала бы Баба-Яга, стояли неказистые домишки на высоких сваях. В центре поляны располагался добротный дом, сколоченный из крашеных досок, опять же возвышавшийся на высоких столбах. На огородах, занимавших почти все пространство между домами, работали люди в выцветшей от частой стирки одежде. Я громко свистнул. Увидев меня вдалеке, люди как по команде замерли, а потом, не сходя с места, принялись что-то кричать.
На крики из большого дома вышла пожилая женщина с индейским лицом, одетая в белый халат, недоуменно посмотрела в мою сторону и медленной старческой походкой направилась ко мне. Подойдя почти вплотную, она близоруко всмотрелась в мое лицо и вдруг задала неожиданный вопрос:
- Вы поляк?
Мне оставалось только отрицательно покачать головой и в свою очередь спросить:
- Вы врач? Нам нужна срочная медицинская помощь.
- Вы знаете, что у нас здесь расположено?
- Знаю, но на причале лежит раненая женщина.
- Что за ранение?
- Пулевое, в руку, чуть ниже плеча.
- Сейчас я вернусь.
Через некоторое время я увидел, как она выходит на крытую террасу большого дома с холщовой сумкой в руках. Когда мы подошли к причалу, пожилая женщина снова недоуменно посмотрела на меня:
- Это ваш ребенок?
- Да, доктор, мой. Только не спрашивайте меня, почему Клара оказалась в ваших местах, это долгая история. По дороге сюда нас обстреляли люди из "Сендеро луминосо", вот мы и причалили у вас.
Доктор сделала Куке укол, а потом сняла жгут, обработала рану и наложила повязку. Куку заметно знобило, у нее поднялся сильный жар. Везти ее в таком состоянии было крайне опасно. Мои судорожные размышления прервал голос врача:
- Неподалеку отсюда есть гостевой домик. Мне кажется, вам лучше переночевать в нем.
- Это не опасно?
- Нет. Наши больные никогда и ни при каких обстоятельствах не бывают в этом доме, там живут только их родственники, да и то лишь изредка, а общаются они между собой на расстоянии в несколько метров. Пусть вас не тревожит опасность заболевания. Она абсолютно исключена. 
Деваться было некуда и мы согласились переночевать в гостевом домике лепрозория. Стоял он на вырубленном участке сельвы неподалеку от причала, но был скрыт со всех сторон деревьями, поэтому увидеть его с реки было невозможно. Дом состоял из одной большой комнаты, посреди которой был устроен очаг, а по краям стояло несколько деревянных лежаков. Рядом с домом был вырыт неглубокий колодец.
Когда мы худо-бедно разместились, к нам заглянула врач. Старушку в белом халате звали Агустина. Она уже многие годы заведовала лепрозорием и было что-то едва уловимое и труднообъяснимое в ее глазах, что напоминало о бренности нашей земной жизни.
Агустина сделала Куке еще один укол, дала ей снотворное и терпеливо дождалась, пока она уснет. Потом указала нам с Ариэлем на принесенную с собой сумку:
- Там немного еды для вас. А девочку у вас есть чем кормить?
- Не волнуйтесь, мы везем с собой запас сухого молока.
- Да она уже большая, чтобы одно молоко-то пить. Ее постепенно пора приучать к взрослой еде.
- Все у нее будет, доктор, дайте срок. Мы ведь в Лиму ехали, а наш автобус остановили эти, как их там...
- "Сендеристы"? Только не называйте их людьми, они хуже диких зверей, те хотя бы проливают кровь только когда испытывают голод. Имели мы случай с ними познакомиться... Несколько месяцев назад к нам сюда приплыли несколько партизан и потребовали, чтобы мы закрыли лепрозорий и позволили им организованно вывезти всех больных. Стали их распрашивать, кому и зачем понадобилась такая несуразица, и один из них заявляет: всех ваших пациентов мы усадим в одну большую лодку и утопим их посреди реки. В обновленном перуанском обществе не должно быть никаких прокаженных, так их учит великий председатель Гонсало.
- И как же вам удалось от них отделаться?
- Кроме меня, тут работает еще один врач, мужчина. Сейчас он уплыл за лекарствами. Мы с коллегой попросили у партизан неделю на подготовку такой "акции", наврали им, что половины больных нет, они в лесу, на охоте. А тем временем вызвали по рации полицию и они устроили тут засаду. Такая стрельба стояла, что до сих пор вспоминать страшно. Перестреляли их полицейские всех до одного и с тех пор больше у нас, слава богу, никто из этого поганого народишка не появлялся.   
- А вы давно тут живете, Агустина?
- С пятнадцати лет с небольшим перерывом.
- ???
- Так ведь я сам лепрой болела. Из семерых детей в нашей семье только я ее умудрилась подхватить. И я даже знаю, кто меня заразил. Мы жили в небольшом городке за сто с лишним километров отсюда, и я часто покупала на свои карманные деньги пирожки, которыми на рынке торговала одна женщина. Пирожки были очень вкусные, но та женщина была больна лепрой. Потом,  уже тут я это поняла, когда увидела все разновидности признаков скорбной болезни.   
- И вам удалось вылечиться?
- Представьте себе. Меня вылечил иностранный врач, поляк по национальности, удивительно светлый человек, энтузиаст, который всю жизнь посвятил борьбе с лепрой. Когда в Перу наконец появились новые препараты, сульфоны, я была самой первой пациенткой, кого с их помощью удалось вылечить доктору Сикорскому. После курса лечения сульфонами у меня выпали все волосы, сошла кожа по всему телу и я будто заново родилась. Доктор потом возил меня в Лиму и показывал коллегам на медицинской конференции. Там я сначала осталась под наблюдением в больнице, где работала медсестрой, а потом сеньор Сикорский устроил меня учиться на медицинском факультете, я стала врачом, и уже сама почти три десятка лет лечу больных лепрой.
- Вот почему вы спросили меня, не поляк ли я, Агустина?
- Да, ваше лицо напомнило мне о моем ангеле-хранителе, которого я буду боготворить до конца своих дней. 
Агустина выдержала долгую паузу, а потом нерешительно спросила:
- Вы не могли бы сделать огромное одолжение моим пациентам?
- Что вы имеет ввиду?
- Понимаете, большинство из них живет тут безвылазно по многу лет и жизнь их, прямо скажем, не сахар. В разгар сезона дождей река выходит из берегов и нам приходится передвигаться на лодках. Лекарства и дизельное топливо нам доставляют по реке в среднем раз в месяц и связи с миром здоровых людей у нас почти нет, если не считать радио. Родственники к больным приезжают крайне редко. Вы знаете, когда в этом домике последний раз останавливались? Пять лет назад, не меньше. Родственники чаще всего просто-напросто вычеркивают больных из своей жизни потому, что боятся за свои собственные жизни. Я их вполне понимаю. А мои пациенты спасаются от тоски и ссор между собой только работой на огороде и на ферме. В общем, трудно им, бедным, очень трудно...
- Так в чем может заключаться наша помощь?
- Только вы не пугайтесь, я как врач заверяю вас, что никто из вас не заболеет, если даже вы проживете тут целый год. Мне очень неудобно просить вас об этом, но не могли бы вы издалека показать вашу девочку моим пациентам? Тут никогда не бывает детей и они просто-напросто не помнят, как малыши выглядят. Вы только постойте с девочкой на руках вдали от больных, а для них это будет настоящий праздник.
Мы с Ариэлем переглянулись и наперебой заверили Агустину, что не имеем ничего против, если, конечно, Кларе не будет угрожать хотя бы малейшая опасность.    
В итоге мы прожили рядом с лепрозорием двенадцать дней, пока Агустина не поставила многострадальную Куку на ноги, и каждый из этих дней начинался с того, что после завтрака мы с Ариэлем прогуливали Клару по террасе гостевого домика.
Мы с "Божьим львом" располагались по разным концам  террасы и наша крошка с самым серьезным видом вперевалку шагала от меня к Ариэлю, а потом обратно ко мне. И всякий раз вокруг дома выстраивались все до единого пациенты лепрозория. Все двадцать семь человек, большую часть из которых почему-то составляли мужчины.
Не стану описывать их внешность. Скажу только, что сердце разрывалось на части, когда я видел их незаживающие раны. Держали они себя крайне скованно и старались не приближаться к дому больше чем на десять метров. Неуклюжие шаги Клары были для них невиданным, захватывающим зрелищем, они неотрывно следили за девочкой, пока Агустина не напоминала им, что пора отправляться кому на процедуры, а кому на работу. Уходили неохотно, все время оглядываясь на террасу, глядя на нее как на некие подмостки театра, где в волшебных огнях рампы при пустеющем зале продолжается пьеса о далекой красивой жизни. Нет, скорее даже не далекой, а практически недостижимой для многих из них жизни...