Встреча в полночь 2
Все его болезни прошли, и матери его стало нечего делать. Не нужно было записываться к врачам, сидеть с Славиком на бюллетене, искать всякие чудодейственные препараты. Мать заскучала, а потом стала прихорашиваться, общаться с разведенными подругами, покупать себе новые вещи... Еще через полгода мать превратилась в красивую женщину, которой она и была, только забыла об этом. А еще через полгода мать вышла замуж за главного инженера атомной электростанции, и они уехали из Москвы.
В городке атомщиков следили за здоровьем трудящихся, и для детей было очень много разных секций. Славик занимался хоккеем, футболом, конечно, борьбой, потом боксом. Тогда он не понимал, что ищет силу, но искал именно ее. Но не один вид спорта так и не дал ему силу, о которой он мечтал, которая была в его деде, как он понимал. Нет, он стал, конечно, очень здоровым парнем. Но не более того.
И в борьбе и боксе он легко достиг первого разряда, а вот дальше никак! При всей его силе и храбрости Славика клали на лопатки и избивали на ринге мастера спорта и делали это, даже не особо напрягаясь.
В личной жизни Вячеслав был неуспешен, здоровенный парень ходил девственником и боялся женщин, и с людьми он сходился тяжело, был нервным. Мать говорила, что это от проклятого бокса. Доля правды в ее словах была. И борьба и бокс требовали большого психологического напряжения, и среди боксеров и борцов было много невротиков.
Но для Скобянникова цель стать хоть где-то чемпионом стала навязчивой идеей, бросив борьбу, тренеры ему говорили, что заниматься надо чем-то одним, он сосредоточился на боксе, но все встало на мертвой точке, сколько он не тренировался, а даже кандидатом в мастера спорта стать не мог.
Вот тут всплыли его детские воспоминания о том, как дед легко разделался с хулиганами. Тем более, молодые люди вокруг стали бредить карате, желали овладеть каким-то немыслимыми приемами, позволявшими избить хоть десятерых.
Вячеслав поехал к деду, от деда он иногда получал письма, но не чаще, чем раз в год, отвечал ему трафаретно, что жив и здоров, а приехать пока не может. Письма деда были всегда спокойные, почерк твердым, хотя было ему уже сто лет.
Скобянников приехал в Москву, шел 1987 год. Город удивил его шумом, теснотой, бегущими куда-то толпами людей, город показался злым и неуютным. Город атомщиков был тихим и зеленым. Вячеслав с трудом нашел нужный дом, позвонил. Дед открыл ему.
Дед сидел в инвалидном кресле, он стал суше, сузился в плечах, но что удивительно, глаза его не поблекли, в них жила сила. Дед ловко перемещался на своем кресле, увидев сострадательный взгляд Вячеслава, он сказал:
- Сочувствуешь? Тебе меня жалко? А, между прочим, тебя от меня отделяет полсекунды.
Вячеслав удивился, почему именно полсекунды?
- Жизнь человеческая – это секунда, не больше, - сказал дед. – Сейчас тебе это не понять, тебе жизнь кажется вечностью, но это всего лишь секунда, и кто кому должен сочувствовать – это вопрос.
Эти слова почему-то напрягли и немного напугали Вячеслава. Но тут пришла женщина. Открыла дверь своим ключом, ласково поздоровалась с дедом, поцеловала его в щеку, с интересом посмотрела на Вячеслава и стала готовить обед, минут через десять из кухни ну очень вкусно запахло.
Оказалось, что это соседка, на вид ей было лет пятьдесят, для Вячеслава старуха, но рядом с дедом вполне себе юная женщина. Дед сказал, что они дружат, что Алла приходит каждый день, готовит, стирает, убирает.
Алла очень тепло смотрела на деда, наблюдательный Вячеслав понял, что она к деду неравнодушна!
Когда женщина ушла, Вячеслав завел речь о том из-за чего сюда и приехал. Рассказал про свои занятия боксом, и что ничего не выходит. Напомнил, как дед расправился один с пятью хулиганами. И спросил, знает ли дед какие-то тайны русского кулачного боя?
- Есть одна тайна, это расслабление, - сказал дед. – Абсолютное расслабление. Мне это с детства мой отец прививал. У нас две улицы регулярно дрались стенка на стенку, и молодые и старые. Весело это. Если серьезные бои, то зимой на льду реки, мужчины в тулупах, шапках и варежках меховых, в такой одежде трудно друг друга покалечить, да и не стремились к этому. И дрались расслабленные. Это трудно объяснить, проще показать.
Вячеслав был удивлен. Дед собирается показывать ему приемы кулачного боя, сидя в кресле? Но дед подкатил на коляске к углу большой комнаты, где в ряд стояли гири:
- Двухпудовка мне тяжеловата сейчас, а вот с пудовичком смотри!
Дед поднял гирю, но как поднял! Точно это была резиновая гиря, а не шестнадцать килограммом железа.
Вячеслав легко выжал гирю, но именно легко выжал, а дед поднял словно пушинку.
- Да не в этом дело, что легко поднял, - сказал дед. – А в том, что, поднимая гирю, я был весь расслаблен, понимаешь? Все мышцы, которые не участвуют в подъеме, были абсолютно расслаблены, а ты поднимаешь, и у тебя напряжены все мышцы, и ноги напряжены и спина, и грудь и руки.
Дед поднял еще раз, не было заметно вообще никакого напряжения, опять была полная иллюзия того, что поднимал даже не резиновую гирю, а воздушный шарик.
Вячеслав был потрясен, он не понимал, как такое могло быть?
- Ответ на вопрос находится здесь, - сказал дед и постучал себе пальцем по лбу.- Наша психика – вещь загадочная. Был такой психиатр, психолог и мыслитель Юнг, он очень увлекался всякими восточными философиями, и как полагаю, ключевые какие-то вещи для своих статей взял у йогов, так вот Юнг утверждал, что Бог живет в нашей психике. Понимаешь? Не в уме, сознании, а в психике. Психика человека шире, чем его сознание, грандиознее, никто не знает, что у нас тут на самом деле.
И дед еще раз постучал себе пальцем по лбу.
- Я с детства усвоил, что в кулачном бою главное – это расслабление, и отец этому учил, да и дрались все так, а не по иному. А в 1916 году я поступил в Московский университет.
- За чей же счет ты учился, дедушка? – удивился Вячеслав.
- Так твой прадед, а мой отец был управляющим в хозяйстве помещика Воронцова,- сказал дед. – Только ты не думай, - поморщился он, - что поместье – это крестьяне крепостные или отбывающие барщину и отработки. Нет, это было вполне процветающее капиталистическое хозяйство с агрономами, зоотехниками, ветеринарами и даже инженерами. И жизнь была в России не та, что вам в учебниках пишут. Нормальная была жизнь для всех, особенно тех, кто умел и хотел работать. У отца было хорошее жалование, я вполне мог учиться в Университете и заниматься наукой.
- Почему ты мне никогда не говорил об этом?
- Маленький ты был, да и не к чему было все это рассказывать. А я еще до Университета очень увлекался всякими вещами, популярными тогда в России всякими паранормальными явлениями, как говорят сейчас. Это тебе и телепатия, и всякие психологические опыты. Я даже входил в группу Гурджиева, был такой мистик, еще узнаешь про него. К тому же я был театрал, с отцом и матерью мы часто приезжали в Москву на лучшие спектакли. Я поклонялся тогда Станиславскому. И когда стал учиться в Москве, то стал ходить еще и в театральную студию.
Дед помолчал, а потом добавил без всяких эмоций:
- К 1916 году Москва была великим городом, в ней было все. В случае победы в войне с Германией, а мы были в шаге от этого, Москва стала бы центром мира. Но Москва еще вернет себе свое лицо.
- Так вот, - продолжал дед, - прихожу я в студию, где учат по системе Станиславского, а там тоже на первом месте умение расслабляться, там огромный интерес к йоге, а к тому времени было уже у нас переведено на русский язык не мало книг индийских гуру. И это всецело мной овладело. Как расслабить все мышцы? Расслабить так, чтобы фактически их напряжение никак не задевало сознание. И что будет, если расслабиться до такой степени?
Я занимался этим постоянно. Что-то стало получаться. Вот тут мне пришла в голову мысль, а что если расслабляться, делая какие-то физические упражнения? Ведь в русском кулачном бою это есть. Если ты успеваешь в драке расслаблять мышцы, то ты меньше соперника устаешь. Пришло это еще из воинских искусств, когда битвы длились долгие часы, и важна была выносливость.
Но вместе с расслаблением стали происходить странные вещи. Я не говорю уж о том, что я стал по желанию впадать в медитативное состояние, когда хотел. Что-то более серьезное происходило с психикой. Помнишь слова Юнга о том, что в нашей психике живет Бог?
Я стал добиваться всего, чего я хотел. Меня любили те женщины, которые нравились мне.
Дед сделал паузу, отпил из большой розовой чашки крепкого чая.
А Вячеслав вспомнил ту соседку деда, которая ухаживает за дедом и явно к нему не равнодушна. Вот тебе и доказательство того, что дед остался в силе добиваться своего!
- Я попал в группу студентов, с которой занимался сам академик Павлов. Я сдавал экзамены на пятерки. Я проходил на спор без билета куда хотел, например, в театр. Неприглашенным пришел на вечеринку, которую устраивали известные тогда Мережковский и Гиппиус. А с ними спорил сам Максим Горький. И никто не спросил у меня, как я туда попал. Но это пустяки. Если мне было нужно, я опаздывал на поезд, к примеру, то и поезд задерживался, и я на него успевал.
Не сказать, что я делал для этого усилия. Главное и заключалось в том, что я не делал никаких усилий, не приказывал внутри себя, не требовал, не тужился. Сознание мое было расслабленно так же, как и мышцы мои. Я просто формулировал свое желание, были и некоторые вещи, которые тебе сейчас будут непонятны, но ничего сверхъестественного.
Короче, когда мы ставим наш мозг в непривычное для него положение, например, расслабляемся в то время, когда мы должны напрягаться, то мозг отвечает нам такими же сюрпризами.
- Дед, - перебил его Вячеслав, - и я могу стать чемпионом, если научусь этому?
Чувства переполняли юношу, он уже видел себя в свитере с гордой надписью «СССР», получавшего золотую медаль на Олимпийских играх!
Дед засмеялся:
- О чем я тебе твержу, чудак, я тебе говорю о великом волшебстве, об умении жить счастливо, об умении добиваться вообще всего, а ты хочешь быть чемпионом.
Потом дед очень спокойно сказал, что скоро умрет. И что у Вячеслава все будет хорошо.
Вот такой был странный разговор. Скобянников запомнил все слова сказанные тогда дедом. А дед, действительно, скоро умер, не доставив никому никаких хлопот.
Свидетельство о публикации №211041400580