Бог земли

БОГ ЗЕМЛИ

– Осторожно! Двери закрываются. Следующая станция… – стук разгоняющихся колёс перекрыл безразличное бульканье динамика.
Оставалось больше получаса пути. Сто раз прокляв себя за то, что не взяла ни чтива, ни рукоделия, я уставилась в окно и приготовилась скучать.
– Дайте рубль Володе Погореловскому! – раздалось просительное нытьё с другого конца вагона. – Вон, в конце поезда контролёры целую трёшницу сунули…
По проходу, слегка пошатываясь, брёл дедок, одетый в бурый полушубок искусственного меха. Судя по общей потипанности, старикашка недавно вылез из глухой берлоги.
«Бли-ин! Началось… – досадливо подумала я сквозь дорожную дрёму. – Надо бы в другой вагон перебраться… Впрочем, чёрт с ним! Погундосит, да и сам отвалит…»
– Я сам – железнодорожник… Полвека на железной дороге прослужил… Так-то!
Продолжая зычно вещать, докучный пассажир дотащился до моего купе и плюхнулся на противоположное сидение.
Нехорошо помянув своё еврейское счастье, я собралась, было, всё-таки убраться подальше.
«Обойдёшься! Ещё не хватало – от каждого бомжа улепётывать…» – заявило моё упрямство.
Перегаром от него вроде не несло. Я осталась. Мой сосед на минутку притих. Так мы и сидели, пялясь на заоконную тоску.
Не знаю, как пассажирам, а поезду явно было некуда спешить. Он лениво тащился через вязкое весеннее марево. Мимо проплыли несколько неумытых ёлок и ещё каких-то деревьев, не успевших очухаться от зимней усталости.
– Здравствуйте, ёлочки! – старый чудик приветственно помахал им заскорузлой рукой. – Здравствуйте ольхушки! Здравствуйте берёзки!
По кронам пробежал порыв ветра – они радостно зашевелили ветвями.
«Всяко бывает!» – подумалось мне.
– Я ведь почти, как поэт Есенин – он как жену чужую, обнимал берёзку, а я с ними разговариваю, а они мне отвечают…
Вошли кондукторы, и дедок снова завёл старую песню:
– Дайте рубль Володе Погореловскому! Я пятьдесят лет ремонтником был. Всю эту дорогу до Гатчины и обратно на пузе излазил. С каждой шпалой и гайкой за руку поздоровался.
Странное дело, но молоденькая контролёрша не стала спорить. Она как-то по-домашнему улыбнулась и выгребла из кармана целую пригоршню мелочи.
– Вот ведь как… – вслед ей задумчиво пробормотал старик, уйдя в свои воспоминания. – Целую жизнь проработал… всё тут знаю: где бетонный завод был, где совхоз… А теперь – пенсия только послезавтра… До чего довели! Всех довели…
Он тяжко вздохнул и присовокупил к своей речи такую сложную лексическую конструкцию, что мужики грохнули, тётьки одобрительно захихикали, а я мысленно зааплодировала.
– Прости, девочка! – осёкся оратор.
Я не сразу поняла, перед кем он извиняется. Мне уже не первый день место в транспорте уступают, а тут – «девочка»… Тоже неплохо!
– Я хоть и матерюсь, а дочка у меня лучшая на свете выросла. Так-то! И вообще, на самом деле, никакой это не мат, а всё тот же великий, могучий и прекрасный русский язык. Если не верите – в словарь Даля загляните!
«Ещё немного, и он на Сенеку и Канта начнёт ссылаться» – мелькнула в голове шалая мысль.
Философов дед цитировать не стал. Немного помолчав и поздоровавшись с очередной рощицей, он печально изрёк:
– Я любую боль чувствую и всё вокруг понимаю… И какой толк, что от моего голоса поезда останавливаются? А самолёты – нет… Я им рукой машу и кричу: «Здравствуйте!» А они мне крыльями качают в ответ. И птицы тоже. Потому, что они меня уважают – знают, что я – БОГ ЗЕМЛИ. У них в небе – свой бог, а я – здесь. И вижу, кто здесь мёртвый, а кто – живой… Вот, иду я через кладбище, а меня из могил окликают: «Помоги нам выйти, мы же ещё живые!» А того не понимают, что сами уже – земля. И чем я могу помочь? Как землю сдвинуть?
– Станция… – снова забубнили динамики.
Дедок махнул рукой:
– Да, я и так знаю, что пора выходить.
Я сунула ему в ладонь какую-то мелочь.
– …двери закрываются.
Поезд разгонялся, а с перрона доносилось:
– Я – БОГ ЗЕМЛИ! Но что же я могу поделать?