мои боги

Иисус


На вид ему было немного – что то среднее между 18 и 25. точнее сказать трудно – лицо разбито в кровь, да и темно. Он бежал, а вслед ему неслось «беги шибче, придурок! Вернешься – еще добавим!». Добежав до телефонной будки, парень зашел в нее и, не набирая номера, взял трубку и начал говорит в нее:
-Отец, забери меня к себе. Я больше не могу. … Здесь все изменилось, отец. … Да помню я, что нужно умереть… Пойми, тут не будет суда! И пилаты уже повывелись, и иудам не до меня, и института голгоф нету … Папа, ну о чем ты говоришь… Таких проповедников здесь – вагон и тележка, Дворкиных на всех не хватит … Отец, забери… Не могу я больше … забери прямо сейчас … Отец, да похуй тут всем на все! Что не поделено – то украдено, что не украдено – то обесценено… Все, папа, я возвращаюсь к тебе. Прошу – сделай только чтобы это было не больно – пусть мне укол поставят какой, что ли….

Повесив трубку таксофона, парень постоял немного, опершись на стенку будки и решительно вышел. Покачиваясь он пошел в ту сторону, откуда прибежал и откуда до сих пор раздавались крики и улюлюкания…
-Ребя, глянь – за добавкой пришел!
Хохот двенадцати человек, кривые ухмылки…
-На, получи добавочку! – ловким ударом сбили с ног. Пинать тяжелыми берцами податливое мягкое – даже приятно. Особенно когда пинаешь сообща. Это даже похоже на игру.
- На, получи, бомжара вонючий…
- Хачье ****ное…
-Пацаны, стойте! Он дохлый похоже…
-Бежим, пацыки…
-Тоха, не тормози, чо ты там уселся?
Топот убегающих ног. На асфальте в луже крови лежал тот парень, чей возраст затруднялись определить в начале повествования. Тот, кто криком остановил дружно убегающих ребят был прав – парень был мертв. Впрочем сам кричавший убегать не торопился. Сев на корточки подле трупа он провел рукой по его лицу :
- Да ты улыбаешься, брателло? Живой? ну слава богу… А то ведь я признаюсь честно – засцал что убили тебя…

Взяв подмышки труп, он потащил его куда-то по улице, приговаривая себе под нос:
- Пошли в мусарню… тебе там вызовут докторов, а меня посадят. Это правильно…Ну а чо – я человека чуть не убил с пацанами… Пусть.. Я скажу один пинал… Без пацыков… Скажу чо рожа твоя не понравилась – она же у  тебя действительно нерусская какая то… На хача ты похож… И вообще придурок. Ты зачем вернулся? Придурок и есть…
Антон тащил окровавленный труп и причитал, причитал над ним… Вот и мраморное крыльцо РУВД…
- Граждане… Дяденьки милиционеры… Я человека почти убил – на крыльце оставил… Вызовите ему скорую, а меня в тюрьму посадите!  - все таки наш герой Тоша не справил еще и четырнадцатой весны. Поэтому простим ему и «дяденек милиционеров», и то, что он сел около дежурного на пол, обхватил руками колени и заплакал…

Дальнейшее Антон воспринимал отрывисто. Будто упала какая то пелена и лишь отрывки событий заходили в сознание. Как люди в форме выбежали на крыльцо и увидели что там никого нет. Как какая то тетка проверяла руки Антона на предмет уколов а потом сказала «вызывайте парню скорую – сидят в этих своих игровых клубах, а потом у них «крыша» едет». Как суетились около него врачи. Он пытался сказать о том, что мать говорила, что ему нельзя лекарств никаких потому что есть такая болезнь – аллергия, но туман помешал что либо говорить… Поэтому последнее, что Тоша запомнил – это шприц в руках тетки в белом халате и голос откуда то сверху – «пойдем, сынок, домой»…



Будда


Когда идешь по асфальту – очень важно старательно наступать ступней кроссовка. Это не так легко как кажется – нога норовит встать ребром. Но на ребро подошвы становится нельзя, потому что асфальт твердый, а падать соответственно трудно. Вообщем на шагах необходимо сосредотачиваться – если тебе год и четыре месяца, то ты знаешь что ходьба требует внимания к себе. Впрочем уже не столько, как четыре месяца назад – поэтому ты можешь глазеть по сторонам, смеятся солнцу, голубям и прохожим. И ты топаешь, топаешь, топаешь не ради того, чтобы прийти куда то, а ради того, чтобы просто идти, и мир существует только тогда, когда ты на него смотришь. Смеешься смехом радости, потому что смотришь на очень даже славный мир.
 
Ты останавливаешься, ждешь когда подойдет мать, и берешь у нее из рук мелок.


Ягве


Ты останавливаешься, ждешь когда подойдет мать, и берешь у нее из рук мелок. Присев на корточки, отводишь одну руку далеко назад, чтобы не потерять равновесие и не упасть, второй рукой рисуешь на асфальте кривой кружок. Встаешь, довольно оглядываешь нарисованное, говоришь себе «это хорошо!» и топаешь дальше, смеясь небу, только что сотворив солнце.