Виагра для Сёмы

Семён, крепкий старик лет семидесяти был постоянным клиентом у доктора Асада. За всю жизнь ничем кроме гонореи и гриппа не болел и гордился этим словно завоевал олимпийское золото. А к врачу он ходил исключительно за вягрой. «Одна у меня в жизни радость осталась»  -- проникновенно жаловался он. Доктор закончил мединститут в Харькове свободно говорил по-русски и самое главное по ментальности был больше не арабом, и даже не русским, а украинцем. Тем более жена у него родом из Львова. «А какие ещё радости у Вас были?-- полюбопытствовал Асад. После непродолжительной беседы к немалому удивлению Семёна выяснилось, что и прежде никаких других хобби у него не наблюдалось. Ну, не считая лёгкой алкогольной зависиости.
 Как правило, Семён посещал доктора под строгим надзором жены. Сначала Асад никак не мог понять почему они приходят вместе. Но вскоре после недолгих размышлений догадался--супруга хочет лично контролировать процесс выписки лекарства и знать точное количество таблеток которые выписал доктор. Очевидно во избежание усушки и утруски в процессе транспортировки. Супруги  чинно заходили, садились и Семён говорил серьёзным безразличным тоном, каким диктор сообщает, что в далёком канадском зоопарке после продолжительной болезни сдох удав редчайшей породы. «Лев Давыдович, выпишите мне таблеток, ну этих… вы знаете…  на месяц из расчёта два раза в неделю». Доктора звали Асад Дауд. Однако Семён случайно узнал, что Асад в переводе с арабского означает лев, ну а Дауд естественно Давид. И с тех пор упорно звал его Лев Давыдович. Что думал и чувствовал при этом доктор неизвестно. Жена во время визита сидела так, словно то что происходит в кабинете её совершенно не касается, разглядывала дипломы врача на стене, собственные ногти или с неиссякаемым любопытством глядела в окно, выходящее на внутренний, постоянно пустой дворик поликлиники. Всем своим видом она как бы говорила: «Меня это абсолютно не интересует . Вот посижу немножко и уйду». Но как только рецепт был готов, она чудесным образом вдруг становилась полностью адекватной -- тут же вставала, забирала бумагу и сразу шла к двери. За нею спешил Семён, по ходу желая доктору успехов в труде и личной жизни.
Но сегодня Сёма пришёл один. Доктор встревожено поднял брови и вопросительно  посмотрел на пациента. Тот успокаивающе замахал руками. «Да жива, жива… что ей сделается, -- Лев Давыдович, дорогой, дайте мне, пожалуйста, ещё штук пять…  тех самых ну Вы знаете.  У нас тут такая алия,  из Аргентины подвалила, надо бы посодействовать адсорбции… А то моя эгоистка только про себя думает…»
(Алия; –(иврит.-- буквально «подъём», «восхождение», «возвышение») —репатриация в Израиль. Еврей, совершающий алию, называется на иврите словом оле; (в женском роде ола;, мн. ч. — оли;м)
Доктор засмеялся, и дал три таблетки из личного запаса. «Достаточно – сказал он. Это слишком большая нагрузка на сердце. В вашем возрасте знаете ли, всякое может случится…» Старик попытался убедить доктора, что здоров как колхозный бык после зарядки. Однако Асад был непреклонен и увидев что спорить бесполезно Семён поблагодарил и направился к морю. Друзья, такие же старики, как и он обычно встречались по утрам около спортивной площадки. Первым долгом они обсуждали стул—был или не был вообще. Ибо как гласит народная мудрость—«В здоровом теле – здоровый стул». И если  он имел место быть, переходили к подробностям,  более точно характеризующим его качество и количество. Следующая, не менее волнующая тема—конечно же, мочеиспускание. И только покончив с этими двумя архиважными вопросами, они переходили к внешней и внутренней политике, экономике, экологии и международному терроризму. Семен застал их в разгаре яростного спора – « Должен Израиль бомбить атомный реактор в Иране или не должен?». Витя и Мойша – были за бомбометание, Яша – немного колебался и только Борис категорически против. Семён же всегда был крайне правым. Правей меня только стенка – гордо заявлял он. Поэтому с его приходом сопротивление Бори было легко сломлено. Подавляющим большинством было решено—бомбить. После этого тут же перешли к естественно вставшему второму вопросу – когда бомбить. В результате небольших прений единодушно постановили – летом. На каникулах. Пусть дети в бомбоубежищах сидят. Нечего в школу бегать – туда – сюда.
--А если все арабские страны объединятся? –вдруг робко возразил Борис.
--Чтоб ты не сомневался  -- объединяться! И к бабке не ходи -- заверил его Мойша.
--А Америка, не говоря об Европе будет давить на нас… пророчески каркнул Борис.
 -- Чтоб ты не сомневался!-- снова хором заверили друзья.
--Так на что же вы рассчитываете? – воскликнул Боря, поражённый столь необоснованным оптимизмом друзей.
-- Тот, кто живёт в Израиле и не верит в чудеса, тот не реалист – веско заявил Семён – это ещё Бен-Гурион говорил. Сёма был продвинутый пенсионер, пользовался интернетом и знал такие мудреные слова как торрент и браузер. Спорить с  ним было трудно. В любой момент он мог заявить оппоненту, что тот полный идиот и опровергнуть это утверждение было практически невозможно.
--Расскажи это психиатру – неожиданно разозлился Борис  и встал, чтобы покинуть это сборище наивных сионистов. Его удержали, заставили оправдаться и доказать что он не враг еврейского народа. А так же покаяться публично. После коллективного морального избиения Боря был таки вынужден извиниться. Слегка заикаясь, он  сделал заявление примерно следующего содержания.
-- Нет, вы только поймите правильно, -- говорил Борис  -- я конечно тоже за сильный Израиль… И прекрасно понимаю-- лучше всего разбомбить этот чёртов реактор к едре фене… но в результате прольётся очень много крови… с обоих сторон. А у меня маленькие внуки…
--Ты это брось! У всех внуки! – перебил Мойша и достал из пляжной сумки литровую бутылку красного вина и с пол дюжины яблок.
--Ну что, летом бомбанём? – спросил он и испытующе посмотрел на Бориса. Тот обречённо вздохнул, махнул рукой и сказал:
-- Ну что ты будешь делать… уговорил -- бомбанём…  Наливай.
Старики выпили за победу, потом за мир. Заочно вставили пистон Обаме, заодно и его жене, обматерили основных европейских лидеров. Ну, и своих естественно не забыли.
--Нема добрых – грустно сказал Яша.
--Все козлы вонючие и падлы коррумпированные…как один—выразил общее мнение Витя. Возразить абсолютно нечего. И разговор угас как костер, в который забыли подложить дров. Солнце тем временем поднялось высоко и пора идти по домам. Кому принимать, лекарство, кому кушать, а кому просто спать напротив включённого на полную громкость телевизора. И только Семён имеющий далёко идущие планы а также современную фармакологическую поддержку остался ожидать Сильвию. Молодая вдова лет пятидесяти пяти, в стране первый год. По сравнению с ней он старожил в Израиле и знает ответы на все вопросы которые у неё уже есть и которые возникнут в  в ближайшие годы. Она предельно внимательно слушает, не перебивая изо всех сил стараясь понять,  о чём вещает старший товарищ. Иврит Сильвия, мягко говоря знает слабо. А грубо – не знает ни… чего. После нескольких встреч потраченных на поиск общего языка Семён утратил надежду, что проклятый языковой барьер когда-либо рухнет. И пустил в ход руки. Начал гладить её по рукам, потом плечам, постепенно продвигаясь в поисках эрогенных зон к более интимным местам. Тут надо отдать должное Сильвия международный язык сразу поняла и дело быстро пошло на лад. Они добились полного взаимопонимания в рекордно короткий срок. «У меня пятьдесят лет полового стажа – это тебе не фунт изюму – объяснял Семён новой подруге. Как сказать эту хитрую фразу на иврите он и сам не знал. Но подруга не видела особой разницы между русским и ивритом ориентировалась в основном на интонацию и чисто женскую интуицию. И следует признать, немало преуспела в этом.

Подошёл Рома. Большой и толстый  с огромными мешками под глазами, и сильно загнутым к низу носом он сильно напоминал слона. Все не сговариваясь, его так и звали— Слон.
Он тяжело опустился на каменную скамейку, вытерев пот, отдышался и начал методично по пунктам жаловаться на жизнь:
--Хамсин,.. лишний вес… тяжело…(Хамсин – тяжёлая пыльная жара, зной).
-- Жрать меньше надо! – не церемонясь врезал Сёма. Ложкой и вилкой ты копаешь себе могилу. Брег сказал--пояснил он. В последнем он был не уверен. Однако богатый жизненный опыт подсказывал, если ты самостоятельно говоришь что-то умное вряд ли к тебе прислушаются. А если сошлешься на авторитет – любая глупость сойдёт. Так как Семён давно не отличал собственные мысли от прочитанных и услышанных, то без зазрения совести приписывал свои и чужие мысли всем великим ученым и мудрецам, фамилии которых осели в его памяти.
-- Спасибо что просветил… --нисколько не обидевшись, сказал Рома. Он знал, что Сёма классный мужик. Просто человек прямой и не любит разводить сантименты.
--Да я относительно не много ем… -- начал оправдываться Слон--- вот раньше… Рома уже хотел подробно рассказать, что именно и в каких количествах он едал в старые добрые времена, но друг невежливо перебил его.
--Раньше, раньше… – передразнил Семён. Сейчас я тебе популярно объясню. С годами организм работает более эффективно. Вот смотри – с возрастом человек ест меньше, а толстеет – почему – да потому что усваивается лучше. Не даром говорят, что толстеют не от котлет, а от лет!
-- Может человек просто двигается меньше— робко возразил Рома.
--Да не просто…Слушай меня и никого не слушай! Постепенно  полнеют даже  люди тяжёлого физического труда – грузчики, слесаря и столяры. Если конечно пайку не урежут. Коэффициент полезного дейтвия огранизма увеличивается. Понимаешь? Если ты, конечно, его до сроку не запорол. Я тебе больше скажу – потенция-то увеличивается!
-- Ну, тут ты уже загнул… – с большим недоверием и слабой надеждой сказал Рома.
-- Посуди сам. В двадцать лет– как ты смотрел на пятидесятилетнюю женщину? Без малейшего интересу, как на пустое место. Даже по пьяни -- как вариант. А теперь? – теперь окреп – девушка пятидесяти лет вызывает восторг, томление духа и дрожание члена. Рома растерялся. Возразить было сложно. Действительно девушки пятидесяти лет вызывали у него резко положительные эмоции. Правда, ничего другого они уже вызвать не могли. Этот факт вернул Рому к действительности, и он решительно возразил:
-- Лично  у меня только иногда бывает томление, да и то без дрожания. А в основном полный штиль… --и он с чувством лёгкой зависти посмотрел на друга
-- Да не смотри ты на меня как на восьмое чудо света—воскликнул Семён. И вытащив таблетки вягры, помахал ими перед носом у Слона.
-- Ультимативное радикальное средство! Категорически рекомендую! Оживляет покойников и тех, кто при смерти! Тут Сёма заметил подходящую к ним Сильвию. Вскочил и поспешил ей на встречу.
-- Семён! Ты это…-- вдруг взволновано окликнул его Рома. Покажи ей! Пусть знает наших! Сёма обернулся, широко улыбнулся показав белоснежные вставные зубы, энергично сжал кулак и многозначительно кивнул головой. Вся эта пантомима означала, что бывший местечковый еврей из Жлобина, а ныне скромно подрабатывающий по-черному, пенсионер Израиля не посрамит как прежнее так и теперешнее отечество. Слон заулыбался в ответ, показывая, что всё понял и очень рад за друга.
Он остался на берегу, хотя из знакомых ему людей никого не было . Идти ему было не куда да и не зачем. Минут через десять на горизонте появилась Ольга-- жена Семёна. Она шла, тщательно сканируя взглядом пляж и прилегающие к нему окрестности. Ольга постоянно контролировала шустрого, как понос унитазе, мужа скрупулезно отслеживая его перемещения во времени и пространстве. Это не сложное, но постоянное занятие поглощало всё её свободное от готовки и уборки время. Благодаря Ольге Гершовне, этой упорной женщине выстоял  безусловно счастливый и прочный как гранит брак,  выдержав испытание непростым советским временем и  непредсказуемой эмиграцией. Как и все привычки молодости, с годами потребность следить за мужем усилилась,  не смотря на то, что Семён ни разу не был пойман с поличным. Довольно безалаберный по жизни в вопросах конспирации он был предельно аккуратен и дальновиден. Так по приезду в Израиль после окончания ульпана, (учебный центр по изучению иврита) сразу заявил, что язык сложный и его с наскоку, как Бастилию, не возьмёшь. И тут же записался на повторный курс. За семнадцать лет эмиграции Сёма закончил двенадцать ульпанов и штук десять других бесплатных, но крайне важных курсов. Писать и читать на иврите он так и не научился, однако разговаривал намного лучше своих друзей-пенсионеров. А самое главное по вечерам он совершенно официально ходил на занятия. И даже занимался. Правда, ивритом это можно было назвать с большой натяжкой. Но  Ольга была довольна и спокойна. О чём, спрашивается, может мечтать любящий муж?

…А сегодня Семёна прикроет Слон.
-- Только что был… К Яше пошёл… в домино играть— обстоятельно, без малейших угрызений совести соврал Рома. Согласно мужскому кодексу чести он совершал если не боевой подвиг, то по крайней мере славное, доброе дело. Яшу Ольга уважала и безоговорочно доверяла ему. Он приходился ей троюродным братом, которого она любила как родного. Ольга  с облегчением вздохнула и потащила старые толстые ноги по раскалённому песку в сторону дома. Зря, ох зря, доверяла она  Яше. Потому что едва она скрылась из виду, как Слон живо достал мобильник:
--Яшка! Наш агрэйсэ порэц у тебя в домино играет! (агрейсэ порэц (на идиш) – очень важная персона, употребляется в ироническом смысле). Да я думаю часа два не меньше. Кстати, зашёл бы как-нибудь, вечерком…
И тут же второй звонок:
-- Сёма, чтоб ты знал! Ты сейчас у Яшки в домино играешь. Не за что… Ну хорошо… хорошо… Будешь должен…
Рома с чувством честно выполненного долга и большого морального удовлетворения закрыл телефон. Достал бутылку пива в специальном термоизолирующем чехле. Открыл. Большим глотком отпил треть. «Ледяное – в который раз удивился он. Умеют делать --империалисты проклятые. Слон сидел и внимательно рассматривал тоненький чехол, не спеша пил пиво и думал-- «А может сходить к Асаду насчёт таблеток? Но тогда придётся кого-то искать. Суета, расходы, нервотрёпка… Да и много ли разгуляешься на олимовскую пенсию(небольшая пенсия эмигранта, который ни дня не работал в Израиле). А там глядишь давление подымется… Ещё помру на бабе». Он допил пиво. Аккуратно пристроил пустую бутылку в сумку. Вдруг вспомнил Сильвию. Мощная фигура богини плодородия возникла в его воображении ярко и отчётливо, как наяву. «Нет к Асаду я всё же схожу.—решил он.  Возьму виагры… для Сёмы… Хорошему хлопцу – грех не помочь…»