Патриот своей страны, или Пастер наоборот

  Несмотря ни на что, на Земле всё же настало такое прекрасное время, когда средняя  продолжительность жизни достигла ста двадцати лет, когда всего всем хватало, а не только хорошей воды и еды (что важней всего!), а и одежды и жилищ, кондиционеров в Африке и искусственных тропических садов на Аляске и вообще за полярным кругом, - словом, жизнь и в самом деле стала такой, что и помирать и в сто двадцать лет не хотелось... И поскольку все жили не просто долго, но и счастливо, то и смерть девяностолетнего оплакивали как безвременно ушедшего... И в то же время люди стали не просто эгоистами, что давно было привычным делом, а - ещё хуже, сделались эгоцентричными! Так что в этом процветающем мире, где практически не было даже детской смертности, не говоря уж о младенческой, где жизненные стандарты и в самом деле были очень высокими, где тянули за уши даже таких младенцев, которые раньше врачи единодушно считали бежнадежными, когда даже вот такие "куски мяса" жили потом положенные им сто двадцать лет, - вот в этом мире, земном раю, человечество начало не просто резко сокращащаться, а вымирать и на глазах вырождаться. Недаром говорят чуть ли не испокон века: слишком хорошо - тоже нехорошо!
  Один учёный остро чувствовал всё это. И он был патриот своей страны, а не только человечества. И этот учёный, академик, "новый Пастер", как его уважительно называли за то, что он научился быстро вылечивать спид, а не просто залечивать, вдруг тайно разработал и пустил в процветающий, но изнеженный мир неизлечимое заболевание, вроде чумы, от которой не было спасения! Нелегко ему это далось! Решился на такое лишь после того, как понял, что иными способами против изнеженных людей, привыкших к сладкой жизни, ничего не добьёшься. Да какие могли быть намёки и уговоры, когда самые бедные из землян жили по принципу: никогда не стой тогда, когда можно сидеть, и никогда не сиди тогда, когда можно лежать! И если где-нибудь в Сибири зимой в сорокаградусный мороз температура в самой захудалой квартире хотя бы на полчаса падала на один градус ниже нормы - до двадцати одного тепла, а где-нибуь в Африке выходил из строя кондиционер и в сорокаградусную жару в последней "хижине" вместо положенных двадцати двух градусов по Цельсию температура подскакивала до двадцати трёх, то о таких безобразиях тут же всё человечество узнавало! Не говоря уж о еде: все люди были не просто сыты, а ели только то, что хотели. И, причём, все ели и пили на серебре, а средний класс - только на золоте...
  Разнежился род людской!.. А население Земли тем не менее сокращалось. Сохранившаяся Россия, между прочим, в этом "по привычке" лидировала. И за что, спрашивается, жалеть такой эгоистичный и изнеженный вид? Где она, здоровая, столь желанная и благодетельная, даже благословенная борьба за существование?! Конечно, и лучшие, самые пытливые и честные умы давно махнули рукой на то, что нет борьбы за существование внутри рода гомо сапиенс (да и нужна ли?), но в том-то и дело, что у очень многих, даже простых людей, вызывало недоумение то, что никто уже не боролся с навсегда покорённой природой, а её просто использовали: что тут скажешь, когда за последние пятьдесят лет даже от землетрясений не погиб ни один человек по той простой причине, что их научились не только предсказывать не хуже солнечных затмений, но и на сто процентов предотвращать! А вот так: научились, и всё - невероятное стало возможным!   
  Так что не один наш академик всерьёз подумывал о том, что пора уж показать, точнее, напомнить землянам, что такое плохо... Но пока другие ещё только об этом думали, академик напустил на людей эпидемию, от которой не было спасения... 
  И от этой новой неслыханной болезни сразу же стали умирать, как насекомые, и седые стодевятнадцатилетние старцы, которые могли бы пожить ещё годик, а то и добрые пяток лет, и невинные младенцы... Но насекомые всегда брали числом: сколько их ни уничтожали, их меньше не становилось, а род людской?.. Только теперь, благодаря искусственной эпидемии, которую наслал на людей наш академик, детская смертность снова стала такой же ужасающе большой, как в средние века! Вымирали целые области, и почти никому не было спасения! Даже маститые учёные не знали толком, отчего люди мрут, как мухи... Почти все матери, имевшие обычно двоих детей, до недавнего времни абсолютно уверенные, что и их ненаглядные чада доживут до ста двадцати лет и узнают, что такое долгая и счастливая жизнь, обезумели от горя, хороня своих детишек, а то и младенцев...
  А наш академик, ставший Пастером наоборот, пустивший в мир новую чуму, молчал, хотя знал, как надо лечить новую смертельную болезнь... Лекарство было, но академик считал себя дальновидным и не предлагал его человечеству: ничего, решил он, люди сами должны справится! Может, и не зря так считал. Ведь чем больше ведут человека на помочах, тем хуже в конечном счёте для него же самого., кто бы с ним ни нянчился - благодатная природа, как на Гаваях, или слишком гуманное государство...
  Пусть вымирают! Специально так задумано! Должны же люди до чего-то додуматься, что-то противопоставить ужасающе высокой смертности! До лекарства от этой искусственной чумы они всё равно не додумаются в ближайшие сто лет (вот как "Пастер наоборот" опередил своё врррремя!), так что нужда заставит. Захочешь, чтобы твой род продолжался, так всё равно до чего-нибудь додумаешься... Тем более, что вывод, вернее, решение лежало на поверхности: рожать и рожать детей! 
  И академик-злодей не ошибся: вскоре женщины стали рожать не двух детей, как в недавнее благополучное, тепличное время, а по пять, семь, а то и по десять-одиннадцать детей! Делали бабы это, разумеется, в надежде на то, что к совершеннолетию в живых останутся хотя бы двое их кровинушек, ну, хотя бы одна... Нашлись учёные, прежде всего историки, которые тут же обратили внимание на этот феномен и заявили: так уже было в традиционных обществах, в России этак лет триста назад - девятнадцатом веке, когда и крестьянки, и графини с княгиянми, и даже царицы рожади, сколько могли... Жена Льва Толстого - и то родила шестнадцать детей, а выжило только пятеро. И за то были благодарны богу.
   И, как и триста лет назад, снова оказалось, что нет худа без добра: население Земли, в том числе и России, снова начало расти, пусть и медленно, но верно...
  Наш "Пастер наоборот" воскликнул наедине, у себя в кабинете, когда его слышали лишь стены:
  - Этого я и добивался! А то разнежились! Привыкли жить на Земле, как в теплице! Превратили весь мир в квартриру со всеми удобствами, а самую паршивую кухню в ресторан! Но всё, кончилось это времечко! Опять неумолимо стал действовать дарвиновский естественный отбор! И ныне снова происходит расширенное воспроизводство населения, несмотря на высокую смертность, особенно детскую! Люди, конечно, никогда не будут размножаться так же быстро, как насекомые, но им возвращено то естественное состояние, которое отняли у них комфорт и блага, созданные цивилизацией! Пусть уж лучше человечество не нежится и не дремлет, а плодится и размножается!
  "Пастер наоборот" хотел написать об этом статью, признаться, что новую чуму создал он, искусственно, но воздержался,- а вдруг неправильно поймут?.. Эх, человечество, эх, людишки, вы, людишки!.. Насколько он их перерос, опередил своё время!.. Так подумал о себе академик.
  И даже когда пришла беда, заболели этой новой чумой его правнуки, этот принципиальный учёный, зная, что ему ничего не стоит спасти близких ему молодых людей, пальцем о палец не ударил, чтобы сделать это. Если я их спасу,- рассудил учёный, - это лекарство почти мгновенно станет достоянием всего человечества, и не вернётся ли всё тогда на круги своя? То есть не настанет ли снова то благополучное время, когда женищины чуть ли не разучились рожать?.. Жаль было правнуков, а что делать? Правнуки были ему дороги, но благо человечества дорроже...
  А на старости лет и сам наш учёный заразился чумой, которую он когда-то пустил гулять и брать обильную дань с рода людского. "Пастеру наоборот" ничего не стоило спасти самого себя - достаточно было одной таблетки, а рецепт он знал, да и не сложен он был... Но, считая себя благодетелем человечества, наш герой (или антигерой) решил остаться принципиальным до конца и... не захотел спасти даже самого себя, умерев на сто десятом году жизни, а мог бы пожить ещё лет десять, а то и больше... Гуманный злодей, так гуманный злодей! Им и остался до конца! Да и злодейство ли это?.. Нет причин для бессонницы! Он же не Гитлер! Он в конечном счёте добился блага для человечества! Существование вида, существование народа важнее жизнии десятков миллионов людей!
  ...И академик сказал перед смертью лишь одно-единственное слово, будто жил, а теперь и помирал в Лаконике : "Хорошо", имея ввиду: хорошо, что я вызвал эту чуму, но никто не понял, что он хотел сказать. Подумали, что академик доволен своей карьерой и созданными научными трудами. Кстати, он русский был, и по-русски сказал своё последнее слово, но и в России его никто не понял. Хотя не мешало бы именно русским вспомнить тот же девятнадцатый век: тогда Россия безнадежно отстала от Германии в выплавке чугуна и стали, зато была почти таким же демографическим тяжеловесом, как Китай и Индия! Да, рожали - не гуляли!
  А вымирающие народы спасёт... чума! Ну, в худшем случае, какая-нибудь холера или эпидемия тифа... И - никого не лечить, вообще забыть про лекарства, особенно антибиотики! Тогда и вымирающие народы начнут рожать, плодиться и размножаться, перестанут обременять свои карманы презервативами и противозачаточными таблетками, а найдёт им, карманам, более достойное применение,- ну, начгут носить в них арбузы, как .. герой Гоголя в известном рассказе "Повесть о том, как поссорился..." И тогда наверняка население начнёт расти и в Герамнии, и в России, и на Украине... И тогда наверняка вдруг заплачут и сами народы, и и их руководители, и даже кузнечик ...
  Не типун нам на язык, а тиф или холеру на нашу голову! У вымирающих другого пути спастись - нет!