Восьмое марта

Первый снаряд срезал крону абрикосового дерева, второй рикошетом от ствола угодил в фундамент и разворотил кухню.

- Хорошо, что дети этого не видят, - произнес старик.
- Слава Богу, что они сейчас далеко отсюда, - поддержала старушка.

Впрочем, стариками на седьмом десятке их называть рановато. Это война наложила свой суровый отпечаток на их общую судьбу. Да и не первая она для них, эта война, помнят и Великую Отечественную. Правда, ту войну, они даже своим тогда еще детским умом как-то сумели понять. А эту…

Обстрел велся со стороны Ханкалы.
Наши старики укрылись в бетонированном погребе, как только раздались первые залпы: боевой опыт у них уже имелся. Спасло пожилых людей старое абрикосовое дерево, многие годы баловавшее крупными сочными плодами. Снаряд, разворотивший кухню, разорвался рядом, примерно, в метре от их укрытия.

Страха старики не испытывали: дети далеко, а за себя они уже давно перебоялись.
 
- Пойду, посмотрю, что там, -  старик стал выбираться из погреба, - а ты, старая, посиди пока здесь. Я позову.

«Старый», «старая» - так они стали, шутя, обращаться друг к другу еще в молодые годы. Это вошло в привычку, и, казалось, не было для них на свете более нежного и ласкового обращения.

- Так я тебя одного и отпустила! – с молодым норовом возмутилась женщина и последовала за мужем.

- Да куда же ты? Вот партизанка! Ладно, только из дома не выходи, - смирился он, нежно посмотрев на супругу…

Из пробоины в стене торчал вскинутый на искореженных трубах радиатор водяного отопления. Вместо пола на кухне зияла воронка.

Часть металлического штакетника, служившего ограждением нескольких грядок, вместе с опорами выбросило в соседний двор.

Раненое абрикосовое дерево стояло, склонив как голову крону. Обнаженное тело розовой древесины казалось кровоточащей раной. Обрубленные же снарядом ветви – что обессилившие руки – прикрывали эту рану, тщетно пытаясь ее зажать.

Не требовалось глубоких познаний в баллистике, чтобы понять: снаряд летел точно в то место, где от обстрела укрывались старики. Ударной силы, для того чтобы добраться до жертвы, хватило бы с лихвой, если бы на пути снаряда, жертвуя собой, не встало дерево.

Оценив последствия обстрела, мужчина обратился к супруге, приобняв ее:

- Знаешь, старая, есть такой армянский духовой инструмент – дудук. Его делают из абрикосового дерева. Он плачет человеческим голосом. Его название в переводе с армянского значит: душа абрикосового дерева. Я никогда об этом не задумывался. И только сегодня понял, - он указал на погибшее дерево, - есть, вот она, эта душа!
Старое абрикосовое дерево столько лет жило вместе с нами одной жизнью, казалось бездушным, а сегодня…

Звуки завязавшейся на соседней улице перестрелки прервали старика.
Бой оказался скоротечным, и через некоторое время задними дворами к ним пробрались четверо молодых парней с автоматами. «Свои» или «чужие» - не разберешь! Все на этой непонятной войне одинаковые.

Один из них отделился от группы и, вежливо поздоровавшись, попросил попить.

- Воды не жалко, пейте! – ответил старик.

- Даялла! – резко оборвал своих расшумевшихся попутчиков парень по-чеченски.

- Спасибо, отец! – продолжил он, - С Восьмым Марта, мать!

- Шел бы ты, Муса, - женщина слышала, как его называли, а, может быть, узнала, - шли бы вы вместе с друзьями своих матерей поздравлять! Зачем вам автоматы?

- А и правда! – обернулся Муса к остальным, говоря по-русски, - Айда, пацаны, мам своих поздравим! Праздник сегодня!

И они удалились, как будто вздохнули с облегчением…

10.04.2011