Гость и 4 всадника - Кошмары

В этот раз я проснулся от холода. Не самое приятное ощущение. Морозный воздух зимней ночи преодолел десятки препятствий ради достижения своей цели – современные пластиковые окна, маленькую батарею отопления у стены и новейший обогреватель, стоявший посередине комнаты. Покрывало, наконец. Да, пожалуй, следует изменить привычке и воспользоваться одеялом. Оно давит на тело, колючее и жесткое, под ним сложно уснуть. Но всё лучше, чем мешки под глазами.
Ночью я просыпаюсь почти постоянно, с регулярностью поездов подземки, Причины разные, итог один – приходится вставать. Как ни подгибай ноги, не сжимайся калачиком, настырный холод забирает последние сантиметры теплого пространства. И зачем ему это надо, кто я такой, что бы вести со мной подобную войну? Если надо, я сдамся, так и быть. Белый флаг! Капитуляция! Оставь меня в покое…
Так, окончательно проснулся, теперь можно открывать глаза. Ни черта не видно. Комнаты нет, кровать висит в глубоком беззвездном космосе. Оттого и лед вокруг, и дышать все труднее. Где, вашу мать, фонари, товарищи из коммунальной службы?! Где луна, Господи?! Борюсь с желанием остаться, с постыдной тягой отвернуться к стенке и забыться. Вставай, не трусь, - говорю сам себе. Желудок сводит ноющей болью, микроужина оказалось недостаточно. Покрывало летит в угол кровати, озябшие ноги, с трудом сгибаясь, касаются поверхности ковра. Старенький пушистый дружок покрыт инеем, или мне показалось? Придется терпеть, тапки я выбросил еще осенью, а приобрести новые было лень.
Абсолютная тишина давит на уши. Как будто кто-то засунул палец и трогает барабанные перепонки. Лишь звенит что-то, но это не снаружи, - внутри головы. Пластиковые окна фильтруют звуки улицы, оставляя шорохи, смутные скрипы. Какой-то хруст, если меня уже не подводит рассудок. Открыть окно – и в комнату ворвется свист ветра, эти завывания я люблю с детства. Однако отдаваться во власть Хлада, одного из четырех моих всадников, я не тороплюсь. Там, на улице, минус двадцать семь…
Единственный выход из создавшейся ситуации – проработанный план из трех шагов. Первый – достать из шкафа одеяло. Второй – включить утюг. Третий – погладить простыни и, пока они еще горячие, нырнуть в кровать. Похоже на бургер: простыня - тонкая и невнятная горячая подложка, над ней – слой не прожаренного мяса, и что-то большое, неудобное сверху, горбиком. Чертов Макдональдс, еще сильнее захотелось есть! Глад – второй всадник. Вздувшийся живот и впалые щеки, как рисовали его на картинах в эпоху средневековья.
Шаг один. Шаг два. Пока старенький советский утюжок греется, пожирая преподнесенные ему на золотой тарелочке киловатты… Хватит думать о еде!!! Рывком распахиваю шторы, город тонет в снегопаде. Фонари не горят, луны нет, жизни там, за гранью окна, не наблюдается. Стужа, метель, покрытое толстым слоем инея стекло. Почти не прозрачное, словно меня замуровали в клетке недавно приобретенной однушки.   
От одной картины лежащего передо мной пейзажа становится еще холоднее. Ног я и так не чувствую, особенно пальцев, только прикосновение иголочек ковра. Тверже бетона. Озноб пробегает по телу, гусиная кожа цепляет руки, от плеч до кистей, затем бедра, икры ног. И щеки. Как будто смерть коснулась их своей костистой ладонью. Водит туда-сюда… Свербит в носу, колит в легких. Такие ощущения. Внутри, в груди, где то между затвердевшими сосками мертвеет замороженная плоть. Вдохнешь поглубже, – и чувствуешь ледяной штырь, вбиваемый внутрь неведомым кузнецом. Я смотрю на пальцы, различая в темноте неестественную синеву ногтей. И многочисленные прожилки, выделяющиеся на коже.
Пока греется утюг, можно немного пройтись. На кухню заглядывать не стоит. Еды там меньше, чем смысла в моей жизни. Всю, что осталось в наличии, - на завтрак, между прочим, утром на работу. Дотерплю, не впервой. А вот в туалет сходить надо. Возможно, зима вконец доконала мои почки, днем нужда просыпается каждые полчаса. Не трусь!
В прихожей еще темнее, лишь яркой точечкой, звездочкой в бескрайнем космосе пустой квартиры, горит дверной глазок. Вставая еженощно, на негнущихся ногах иду к нему, уже зная, что меня ждет. Каждый раз не могу себя пересилить. Заставить не смотреть.
Первый - недели три назад. Тогда еще не было так холодно, я проснулся от того, что будильнику взбрело в его микропроцессорную голову прозвенеть не в 6, а в 2 часа ночи. Глазок так же манил, сбив меня с пути истинного, по дороге в сортир. Маленькое окошко наружу, в иной мир за пределами квартиры, по сути, единственная связь с окружающей действительностью. Не считать же таковыми пластиковые рамы или не застекленный балкон? Вид с тринадцатого этажа создает сюрреалистичную картину, словно смотришь не через стекло, а созерцаешь полотна художников-реалистов или фотографов-профессионалов.
       Человек стоял на лестничной площадке, в двух-трех метрах от двери, освещенный желтым светом моргающей лампочки. Коммунальные службы, эти порождения зла, ненавидят свет, любые их попытки наладить освещение дома выглядят просто издевательством.
Человек ли? Фигура, в бежевом плаще, то ли кожаном, то ли из какой-то ткани. Седые волосы выбиваются из-под старомодной шляпы, белые перчатки, серые брюки, зонтик трость, кремовые ботинки, весьма симпатичные. Я не шучу! Он стоял и смотрел на меня. Не в глазок, не на дверь, а прямо в мои серо-голубые глаза. Стоял и молчал, не моргая, не двигаясь, сосредоточенно и решительно. Лицо его мне не удавалось вспомнить ни разу. Просыпаясь утром, как страшный сон, моментально забываешь события минувшей ночи.
И в этот раз, прильнув голым животом к обивке двери из черного кожзама, я, затаив дыхание, всматриваюсь. Желтый свет, лампочка покачивается, вправо-влево, вправо-влево. Давно не крашенные серые стены, разбитая плитка пола, зеленый коврик соседей. Человек стоит. Сегодня в черных плаще, ботинках и шляпе, воронье перо, кажется, у него щетина на подбородке. Если бы я умел рисовать, то набросал бы облик гостя, на память. Мое тело дрожит, озноб все сильнее, из щелей тянет, дикий сквозняк! За спиной человека густая темнота, где-то там затерялись лестница и лифт. Он стоит на грани света и мрака. Шаг назад, и его уже нет. Одежда гостя выглядит по-осеннему, в такой не комфортно уже в ноябре. Старик должен умирать от холода, но даже не дрожит. В отличие от меня.
Я теперь реже выхожу из дома. На работу утром, вот, пожалуй, и все. Мне очень страшно каждый раз, когда приходится поворачивать рычажок замка. Когда скрипят петли и воздух извне врывается в мой маленький мирок. Перед этим долго смотрю в глазок, дабы убедится, что его нет. Человека не бывает по утрам.
В легких скребется бешеная крыса. Этой твари нет дела до окруживших меня обстоятельств. Рвется наружу, набирает обороты, сильнее, сильнее. И вот я разражаюсь кашлем, ответом на агрессивные военные действия мороза. Мор, третий всадник, здесь же, незримо обнимает свою жертву, из-под грязно-зеленого капюшона смердит прокисшей капустой. При этом не отрываю взгляда от фигуры старика, но ей нет дела до посторонних звуков. Стоит, молчит. Дверная ручка ледяная на ощупь, пара секунд, и приходится отдергивать пальцы. Еще и подышать на них, согревая озябшие отростки дыханием. 
Стоп! Я что сейчас, держался за дверную ручку? Зачем?! Шаг назад, два, наваждение схлынуло. Бегом в туалет. Не могу поверить, неужели, забывшись, чуть не открыл замок? Нужно быть осторожнее, следить за собой. Этой моя квартира, мой мир, и ночью её границы должны быть на замке.
Свет в санузле тоже не ровный, видимо, ночью в поношенной проводке скачет напряжение. Включаю горячую воду на полную. Здесь теплее, чем в других комнатах. В зеркале отражается лицо – не смотря на загар серое, осунувшееся, мешки под красными глазами, черты заострились. Покойник по ту сторону. Длинные волосы вконец перепутаны, взлохмачены, торчат по сторонам. Долго держу пальцы под струей, согрелся. Утюг оставил, надо бежать!
Но ничего не могу с собой поделать – по дороге обратно снова заглядываю в отверстие глазка. Стоит, молчит, смотрит. Старик не двинулся с места, но, присмотревшись, можно заметить, как колышется его тень в такт раскачиванию лампочки. Он реален.
***
Как-то раз, совсем недавно, мне пришлось совершить поездку на поезде. Я был рад сменить обстановку, развеять тоску и скуку, тем более что дорога вела в южные края. Купе. Проводник выключил свет, пожелав всем спокойной ночи. Обогреватель работал на всю, посреди ночи девушке, спавшей внизу, стало душно, она вежливо откашлялась, привлекая внимание тех, кто не спит. Спали все, но я проснулся. Видимо судьба такая: что-нибудь, да разбудит обязательно.
- Вы не будете против, если я приоткрою дверь? Там есть такой штырек, можно сделать зазорчик. Она останется закрытой, но хоть свежий воздух пройдет.
Не против, что и подтвердил одобрительным бурчанием. Девушка, зафиксировав проём в обещанном положении, легла смотреть свои красочные фантазии. Я тоже видел сны. Наяву.
В небольшом просвете, сантиметров пятнадцать, белел бежевый плащ. Кончик отставленного локтя левой руки, в которой старик держал зонтик. Он был там. Стоял за приоткрытой дверью купе. В вагоне висело поистине гробовое молчание. Единственным выходом, пришедшим мне в голову, стало одеяло, которым я и накрылся с головой.
Обратный билет предусматривал плацкарт, но страх, одолевши меня, был настолько силен, что ноги сами отвели покорное тело на вокзал, руки, не слушая доводов разума, отсчитали деньги, язык попросил купе, а желудок смиренно отказался от мяса до ближайшей зарплаты. Я не богато живу.
***
Вот воспоминание из детства. Большая просторная комната деревенского дома, светлая лунная ночь, разложенный диван, где спали мы с братом. Помещение пестрит от теней различных форм и оттенков, все та же тишина, что преследует меня всю жизнь. Беззвучно шелестят листья за окном, веточки деревьев бьются о стекло. Вдалеке горит фонарный столб.
Я открываю глаза, порывисто, внезапно, не поняв, что же меня разбудило. Сон, если и приходил, бежал без оглядки, бросив вашего покорного слугу на растерзание реальным кошмарам. Лежу на спине, вытянув руки вдоль тела, голова и плечи слегка приподняты благодаря толстой, набитой гусиным пухом подушке. В лицо бьет яркий свет. Все ярче и ярче, белый, рассеянный, совершенно не понятно, где же его источник.
Не могу пошевелиться, тишина давит, прессует мозг, как вода на глубине. Я нем, я обездвижен. Не могу даже вращать зрачками, только смотреть на пятно, обволакивающее  диван. Брат спит, но звуков его дыхания не слышно. Из ниоткуда приходит паника, захватывает всё существо, поглощает рассудок, подменяет собой разум. Животный страх просит, приказывает, требует одно – бежать. БЕЖАТЬ! Но тело всё так же неподвижно, что удваивает, удесятеряет ужас. Сознание мечется в монолитной клетке черепной коробки. Ловушка, ловушка, ловушка…
Затем – воспоминания о множестве грехов, что я совершил. Грехи в двенадцатилетнем возрасте! И осознание, что все происходящее – кара всевышнего. Удается скрестить пальцы, детская, наивная уверенность в этом символе защиты помогает уснуть. Как дворовое “я в домике” – нелепое и безотказное.
Сновидение отдает тошнотворным запахом лихорадки, оно болезненно, беспокойно и обрывается в самый неожиданный момент. Просыпаюсь там же, в залитой лунным светом комнате маленького деревенского домика под дикий, надменный смех. Шакалий хохот, громче которого трудно представить, свидетельствует об одном, понимаю отчетливо: усыпив мою бдительность, неведомое порождение тьмы заставило разжать скрюченные пальцы. Теперь я в его власти, демон победил. В следующий момент наваждение схлынуло, оставив напуганного мальчика пережёвывать собственные страхи на мокром от пота диване, по соседству с мирно храпящим братом.
***
Два дня до наступления нового года, вечер пятницы. С полок магазинов уже сейчас сметены потенциальные подарки, но сегодня я вернулся домой не с пустыми руками. Веб-камера, китайская дешевка, и дрель, о которой давно мечтал. Мечтал с тех пор, как исполнилось другое желание, терзавшее долгие годы – о собственной квартире. Теперь она у меня есть, и в ней будут дырки. Лучших подарков я и не мог себе приготовить. Разве что, капкан на волков для таинственного дедули.
Девятый час, желудок ноет, не получив положенного по расписанию ужина. Терпи, разогреть в микроволновке сырно-колбасную бурду, названную производителем лазаньей, видимо по незнанию или из черной корысти, - десять минут. Но надо закончить, ибо страшно. Я же не знаю, когда появляется ночной гость, а на улице уже темно. Камера закреплена в правом верхнем углу, над входной дверью. Кабель, серая витая пара, тянется через новопроделанное отверстие к компу. Коридор под наблюдением.
То происшествие в двенадцатилетнем возрасте годом позже расписал канал “Дискавери”, со свойственной ему дотошностью. В увлекательном сюжете рассказывалось, что подобные галлюцинации случаются в жизни каждого десятого человека на Земле. Свет, звуки, а главное, полная неподвижность – всё это вызвано странным состоянием, когда мозг просыпается не до конца, раньше тела, осознавая себя и во сне и наяву одновременно. Именно этим авторы объясняли многочисленные “встречи” свидетелей с НЛО. Правдоподобно, поверим.
Тот же возраст, лет двенадцать. Кромешная мгла, я бодро шагаю по двору перед девятиэтажкой, где вырос. Детский двор, качели, песочница, горка. Растет беспокойство. Поднимаюсь в лифте, обитой коричневой фанерной доской кабинке, приближаюсь к серой стальной двери, ведущей в квартиру. Волнение, чувство неприятного ожидания: что-то должно произойти. Звонок, расширяющееся пятно света из проёма. Мне открывает сморщенная, согнутая тяжким бременем времени старуха. Я не узнаю, скорее - чувствую, что это моя мама. Тот холодный пот, струившийся по спине, лбу и шее мне не забыть никогда.
***
   Этой ночью нет тишины. Монотонное гудение откуда-то оттуда, из внешнего мира. Рвется сквозь стены. Тяжелое одеяло давит слишком сильно, кусается и раздражает кожу. Сбрасываю его к чертовой матери. Простыни слишком измяты, крошки  впиваются в кожу. И гул, гул, треклятый гул. Шуршит жесткий диск компьютера, ведется запись с камеры, мигают желто-зеленые диоды. Посмотрю утром. Нечего портить такую прекрасную ночь.
   Собака женского рода, что же мне делать?! Уюта как не бывало, с приходом ночи он бежит прочь, растворяется в сумерках, как черная кошка в аналогичной комнате. Хоп! И уютная комната превращается в первобытную пещеру, каменный саркофаг, заколоченный склеп. Хм-м-м-м, а может, мне завести кошку? Мягкую и теплую, будет валяться в ногах, мурчать, тереться меховым бочком. Такую, как вот эта шапка. Шапка… Да я уже в коридоре! Проклятая бессонница, даже не заметил, как встал с кровати!
Единственный источник сквозняка в квартире – входная дверь. Даром, что металлическая, и какой криворучка ставил? Холодный поток облизывает ноги. Да, да, мой милый, еще… После твоих объятий так хочется в кроватку, под одеяло. Может быть, ты мне поможешь уснуть? Где-то должна быть щель, думаю, её можно вычислить визуально – по световой полосе, пробивающейся с лестничной площадки. Но зачем заниматься этим ночью, я что, совсем тронулся? Лучше посмотреть в глазок.
 Стоп! Черт, черт, продажная женщина!
Хватит уже. Хватит с меня глазков. Хватит старикашек. Я срываю пластырь со страдающей мозолью пятки и леплю на световой кружок. Не желаю тебя видеть, незваный гость! Так проще, ничего не знаю, ничего не вижу…ой, изжога. Лазанья, будь ты проклята.
 Спать… Убери руки от ручки двери, бога ради! Убери и иди спать!
Утром просматриваю запись камеры: пустой коридор, вот соседи возвращаются с работы, вот один из них, водитель средних лет, идет гулять с собакой, возвращается, вот выходит пожилая соседка – моет пол возле своей двери, заметая мусор под мой половик, а вот и наш старичок. Черный френч до колен, олдскульная шапка с ушами. Стоит и смотрит на меня. Дьяволов сын, не в глазок, а в камеру! Все шесть часов с хвостиком, через монитор – прямо в мои глаза. Привет тебе суббота, как вступать в новый год с таким багажом? Завтра 31-е, может, пригласить его в гости, на чай?
Я отклоняюсь в сторону, тянусь за кружкой кофе, и замираю: голова гостя повернулась синхронно, он продолжает следить. Рывком бросаю туловище вправо, кресло недовольно дергается, колесики  застревают в ковре, - результат тот же, старик поворачивается, не отрывая взора. Ах ты, дикость какая…
Выхожу в коридорчик, зажмуриваюсь, прижимаюсь голой спиной к холодным обоям. Мы живем в реальном мире. Мире, где любое паранормальное явление объясняется  корыстный подлогом или сумасшествием. Первое исключено, обманывать мне некого, кроме самого себя. А обманывать самого себя – это и есть второе. Возвращаюсь в комнату, сажусь в кресло. Глоток кофе. Глоток воздуха. Глоток правды.
Нет, пронесло. Видимо, показалось. Я не псих, я не псих, тра-ля-ля! Отмотал запись назад, дед смотрит в одну точку. Все время в одну. Ну и пусть себе смотрит, это его дело. Вообще, созрела новая идея, а не пора ли поделиться с миром?
***
Поздний вечер 30-го, заснеженная суббота. Где-то за окном, далеко внизу, горят фонари. Их отсюда не видно, только грязно-оранжевое зарево. Кажется, что дом утопает в ядовитом болоте, а его испарения способны проникнуть сквозь пластик окон. Я жду.
Терпеть не могу ждать. Ничем не возможно себя занять, мысли путаются, а дел итак невпроворот. И это раздражает, раздражает, раздражает! Четыре моих всадника апокалипсиса, четыре сугубо персональных демона, способных вывести из себя и испортить настроение. Глад, он же голод. Хлад, он же холод. Мор, он же болезнь и плохое самочувствие. И Смерть, она же ожидание. Ожидание, она же смерть.
Ах, вот и он! Дедуля шагнул из тени, вспыхнув ярко-огненной курткой-пуховиком на лестничной площадке. Прошу вас, почтенный, занимаете своё законное место. Пришел на двести восемнадцать секунд раньше вчерашнего, это не страшное опоздание. Несколько минут назад я позвонил в скорую, сослался на резкие боли в области желудка и прозрачно посулил отблагодарить за оперативность. Оперативность подвела, врачи прибыли через полчаса, оглашая двор сиреной. Минуту назад, чертыхнувшись осознанию всей глупости данной идеи, так же заказал на дом пиццу. Как водится, по новогоднему тарифу. Гудит лифт, шорохи, скрипы. Примкнув к глазку, вжавшись щетиной подбородка в мягкую обивку двери, затаив дыхание слежу за лестничной площадкой. Гость точно так же следит за мной. Он по-человечески моргает, вздымается грудная клетка, но ястребиный зрачок неподвижен.
Наш незримый поединок рухнул в одно мгновение, когда по бокам пришельца возникли два санитара в синих комбинезонах под распахнутыми куртками. Один из них надавил на кнопку звонка, я щелкнул замком и отпрянул назад.
Дверь открывалась.
В расширяющимся проёме застыли темные фигуры. Скрипнули чьи-то сапоги. Если гостя не существует, придется покаяться в паранойе с шизофренией и попрощаться с репутацией. Пусть. Истина дороже.
Дверь закончила движение, пропав из зоны видимости. Одна из фигур дернулась, выпрямляясь в струну, и шагнула внутрь. За ней последовала вторая. Я включаю в прихожей свет. Добро пожаловать…
- Кхм, - откашливается санитар слева, ставя на пол чемоданчик. – У вас режущие боли в области желудка?
Молчу. Просто не знаю, что сказать. И не знаю, что делать – старикашка продолжает стоять за порогом и демонически пялиться на меня. Видят они его или нет?
- Уважаемый, - санитар слева щелкнул пальцами. – Пройдите в комнату. Опишите симптомы, какой характер болей.
- Вы вызывали скорую? – с нажимом на первом слове спросил второй, правый.
-М-м-м, н-да, - протянул я, всё еще находясь в ступоре. Медики вообще здесь лишние, их слова с трудом пробивались к моему мозгу. Практически, мы оставались здесь вдвоём с ним…
- У вас острые боли в области желудка? – настырно долдонил санитар.
- Нет
- А у кого?
- Может, у него? – я указал пальцем на старика. В тот же момент в дверном проеме возник парень с пёстрой сумкой в руках. Пицца прибыла. Курьер попросил прощения у дедули, поздоровался и присоединился к беседе.
- У вас острые боли? – не заставил сомневаться в своём упорстве левый.
- Нет, у меня две мексиканские. Четыреста семьдесят рублей, пожалуйста, - отозвался привыкший ко всему курьер.
- Угощайтесь, - вставил и я словечко, кивнув санитарам. Те нахмурились. Посыльный улыбался. Старик смотрел на меня. Жизнь из кошмарного сна плавно перешла в фарс.
- Ложный вызов, – констатировал правый, - и не стыдно вам? Может сейчас где-то человек умирает. Это будет дорого вам стоить. – Повисло молчание. Курьер вертел головой по сторонам, не обделяя вниманием и моего основного гостя. Санитары шумно топтались.
- Считайте, что боли прошли, - я протянул правому пятисотку. Левый уже принимал дармовой ужин в картонной коробочке.
- У вас аппендикс на месте?
- Нет, давно вырезали, - соврал я, дабы не затягивать. Медики скорчили недовольные гримасы, попытались было завести пластинку о вакцинации, но потом плюнули на мою непробиваемую стену и покинули нас. Курьер вежливо предложил рассчитаться и с ним, стараясь не показывать озадаченность происходящим.
- Вы не заплатите? - беззаботно поинтересовался я у старика. Тот не шевельнулся, продолжая смотреть на меня. Снова повисла пауза. Ладно, не хочешь играть, не надо. Пришлось раскошелиться.
- А кто поставит подпись, пожалуйста? – парень достал ручку и бланк. Я кивнул в сторону гостя. Пришелец всё-таки решил меня удивить, медленными уверенными движениями черканув на листочке. Вот шельмец! А притворялся статуей.
Курьер попрощался и шагнул за дверь.
- Эй, какую подпись он там поставил? – крикнул я ему вслед. В ответ донеслось – “Там неразборчиво”, видимо, посыльный тоже торопился. Жаль, могло немного прояснить. Что ж, мы остались одни. 
Холод снова здесь. Он, пожалуй, напоминает собачку, которая сначала с любопытством принюхиваясь, засовывает в квартиру черную морщинку носа. А затем, решившись, влетает на полных оборотах, высунув язык, с диким лаем, и валит тебя на пол, покрывая лицо слоем мокрой пёсьей любви. Кожей чувствую ежесекундное понижение температуры. Хлад пришел первым.
Старик молчит, стоит и смотрит. Его руки по запястья спрятаны в боковых карманах куртки. Сквозняк шевелит седые волосы у щек. Я замечаю, что на правом ботинке развязан шнурок.
Входная дверь раскрыта настежь, как ворота капитулировавшего замка. И вот, победитель должен вальяжно въехать подобно Цезарю на белом коне. Окруженный зловещей тишиной, несущий невысказанную весть о близкой гибели. Жду от него активных действий. Жду почти вечность, но напрасно, дедуля никуда не торопится. Реальность вокруг расплывается, Смерть пришла второй.
Ноги деревенеют, прирастая к паркету, двинуться невозможно, я обращаюсь в ледяную статую. Соляной столб имени женушки библейского Лота – нечего смотреть, куда не просят!
Тело знобит, по горлу разливается ангинное жжение. В груди сердце устраивает такую вакханалию, что не снилось ни одному таблеточному тусовщику. Последний раз я так боялся лет в 6, перед сдачей крови на анализ. Покалывает в висках. Желудок тоже не остаётся в стороне, его дразнит запах второй мексиканской на полу, прямо посередине между нами. Глад и Мор уже летят, все четверо собрались в одном месте, у ребят праздник, долгожданная встреча. Поминки, не иначе.
Это довольно странное чувство, ощущать все страхи своей жизни за короткий момент времени. Кажется, что достигаешь предельной черты. Как Гагарин, вылетевший в космос, или Болт, поставивший новый мировой рекорд. Концентрация запредельна, насытившись первыми минутами, становится всё менее и менее боязно. Сродни мандражу на экзамене, после того, как уже вытащил билет.   
Запах пиццы, подхваченный сквозняком, окутывает меня почти зримой пеленой. Будто бы эту пиццу курит в кальяне восточный эмир, выдыхая струю мне прямо в лицо. Что за бредовые ассоциации??? Так, жаренная колбаса, вязкий запах сыра, острый аромат лука и чеснока. Вот это - соус, наверное, сальса… Хм, а отвлечься от дедули таки получилось.
Усилиями переборщившего глада мне удалось на несколько мгновений скинуть с себя саван Смерти, неподвижность ушла. Прокашлившись, бросаю старику:
- Не желаете подкрепиться? – молчание в ответ.
Падаю на пол, подгребая под себя ноги, раскрываю коробку и разбираюсь с первым кусочком. Ну и хорошо, не пропадать же оплаченному добру! Гость не шевелится, продолжая смотреть. За его спиной по коридору к лифту проходит соседский паренёк, останавливается на мгновение, удивленно смотрит то ли на меня, то ли деду на спину, и, смутившись, исчезает. Снова одни. 
- Точно не будешь? - перехожу на “ты”, но потом становиться не по себе, приходится вернуть прежнее обращение. – Если что, не побрезгуйте.
Встаю и удаляюсь в комнату. Оставлять старика одного уже не страшно, если бы он хотел, то давно бы зашел, а никто посторонний, вероятно, через это чучело не пройдет. Утепляюсь. Шерстяные носки, махровый халат. Двери, надо думать, не суждено в ближайшее время закрыться, для этого мне пришлось бы выйти за порог, а на это пока духу не хватает. Теперь на кухню – вскользь замечаю, что гость никуда не делся – грею воду, наливаю себе чашку чая, растворяю в нем кусок сливочного масла (в поддержку горла), умываюсь теплой  водой. Снова возвращаюсь к новоявленной границе с четким ощущением душевного подъёма. Подкатываю в прихожую кресло. Сажусь, кладу коробку с пиццей на колени, глотаю кипяток. Хорошо…
Хлада нет, он полностью повержен, Мор отступает, теснимый по всем фронтам, Глад, допустивший роковую ошибку с мексиканскими ароматами, уже приказал долго жить. Надо нарушить тишину, не дадим разгуляться Смерти.
 - Вы знаете, так неловко – сидеть в присутствии пожилого человека… - Ноль реакции. – Человека ли? – Молчание. Что же, его право.
- Вы не следите за временем, уже, случаем, не тридцать первое? Кажется, как то видел у вас часы. – Наивно было полагать, что он сейчас вежливо оттянет рукав куртки и ответит. Продолжим.
- Может, вы вампир? И не можете войти, пока я вас не приглашу? – Показалось, гость немного дернул правой скулой, что бы это значило… Пришлось сощурить глаза, дабы лучше улавливать таинственно блуждающие флуктуации эмоций. – В любом случае – что-то вы не сильно стараетесь напроситься. Пожалуй, я не прав. Хм… О! А может вы – это я из будущего, вернувшийся, что бы предупредить меня о страшной опасности?
Старик моргнул, вероятно – удивленно, что же, если удалось его пробить – значит или я попал в цель, или порю настолько глупейшую чушь, что и полено бы скорчило рожу. Только вот на меня он ну ни сколько не похож, выше сантиметров на десять, и нос какой-то острый, как открывалка.
- А вот если продолжить в том же духе, раз уж практически наступил новый год, может вы – вроде духа Рождества, светлая память Диккенсу? Покажете мне последствия моего губительного саморазрушения? – Гость повторил предыдущую реакцию, причем как напоказ – медленно, с чувством, толком, расстановкой. Демонстративно давая понять, насколько я неправ. Значит, вариант номер два. Обидно.
- Пришелец псевдогуманоид из глубин космоса? Стоите тут и зачитываетесь по ночам моими мыслями? Ааа! Может, насылаете мне кошмары? Так это из-за вас я брожу голый по школе?
Дедуля выразил восхищение моей версией, приподняв на мгновение правый краешек губы. Сверкнул металлический зуб, да уж, оскал у него на пять с плюсом.   
   - У меня нет для тебя больше версий, может сам скажешь!? Ну конечно, нет…
 Пицца закончилась, чай закончился, терпение ушло не далеко. Встаю. Появляется настырное желание отойти в темную кухню, запереться и посидеть там часок. Желание воплощается в жизнь не в полном объеме – как только кружка касается металлической поверхности раковины, Мор наносит ответный удар.
Неприятно теплый, напоминающий признаки изжоги комок, тлеющий последние минут десять в области солнечного сплетения подпрыгивает, взвивается вверх баллистической ракетой, и разряжается термоядерным взрывом под сердцем. Я сгибаюсь пополам, не в силах справится с кашлем. Не человеческим, злобным и ненасытным кашлем. Падаю на колени, стучу кулаком по груди, по полу, хватаюсь пальцами за холодильник, ножку стула, царапаю линолеум ногтями. Кажется, что что-то рвется из меня, когтистое и шершавое, горячее и непоседливое – лезет всё выше и выше к горлу. Давящее ощущение по бокам, это легкие пытаются набрать воздух, но судорога за судорогой, гуляющие по телу, рушат все попытки. Сколько можно не дышать? 
Угольком, выброшенным на снег из печки-родительницы, взорвавшийся комок скоро остывает. Его температура опускается до пределов абсолютного нуля, монотонно и гулко стучит сердце, разгоняя ледяную кровь по венам, мне кажется, что я покрываюсь инеем. По-прежнему стою на коленях. Если я превращусь в статую в таком положении, это будет не очень эстетично. Скорее пошло и раболепно. Лучше бы уж я остался столбом в коридоре. Меня можно было бы нарядить ёлочными игрушками, мишурой и шишками, водить вокруг меня хороводы.
         ***
Ноги перестали быть надежной опорой. Жаль, раньше им можно было доверить жизнь. Держаться за стену обоими руками, ползти в плоскости собственных тусклых обоев, уподобляться мухам, родниться с тараканами. Щека скользит по поверхности, чувствую неровности железо-бетонной плиты, шершавые комки бумаги.
Вваливаюсь в коридор, старик на боевом посту, сверлит меня апатичным взглядом. Рвусь к нему с крейсерской скоростью годовалого ребенка, раскачиваясь, словно пьяный моряк. Замираю на границе дверного проёма, в полуметре от гостя, пробую выдержать давление пришлых глаз. Не выходит. Я срываюсь.
- Ну всё, всё, хватит! Хорошо, ты победил, чего тебе надо?! Хватит молчать!! – По-моему я забрызгал его слюной. Впрочем, гостю глубоко плевать на то, что оплевали его. – Видишь, ты виноват, черт, что же ты сделал со мной?! Не знаю почему, сволочь, но это ты виноват! Ты меня в могилу загнать хочешь!? – Хороший концерт сейчас слушают соседи. Надо поспокойнее. – Как мне от тебя избавится? Хочешь меня до смерти довести? Или до сумасшедшего дома? Где же ты тогда будешь свободное время проводить, подумай о своём досуге.
Досуге. Досуге старика.
Может ему просто заняться нечем? На пенсии скучно, наверное. Когда дело всей твоей жизни на каком-нибудь заводе механических деталей передают сорокалетнему юнцу… Вот не любит человек телевизор, все хорошие книги перечитал, в шашки постоянно проигрывает. А тут такая забава. Смотрю на гостя пристально, вкладывая во взгляд и тоску, и обиду, и злость, и усталость. Свожу брови домиком, закусываю нижнюю губу. Старик медленно поднимает обе руки, стряхивает с моего халата крошки от мексиканской пиццы, затем поправляет махровый воротник. На лице нет ни единой эмоции, может он в КГБ работал?
***
Сегодняшний день ничем не отличался в календарной череде от соседей, однако Марина решила вечером устроить праздничный ужин. Просто, она всё время так делает. Из кухни тянет запеченным в духовке мясом, впрочем, за луко-чесночно-сырным ароматом эта струйка еле уловима. Я, сидя на диване в махровом красном халате, выбираю кроссовки для скорой осени, за раскрытым настежь окном шумит летний ливень, громкий, как стадо бабуинов.
Боковым зрением, которое у меня, признаться, развито отнюдь не слабо, замечаю движение на 9 часов. Объект женского пола в шортах и футболке на два размера больше. Отрываюсь от ноутбука и посылаю вопросительный взгляд. Взгляд доходит быстро и четко по расписанию. 
 - Там какой-то мужик стоит возле двери. В глазок видно, - Любимая не на шутку взволнована.
- Да? А что собственно такого? – Напрасно она подходит вечером к глазку, вроде же я её предупреждал так не делать.
- Как “что такого”? – Хмурится, видимо, ожидала другого ответа. – Тебя что, это ни сколько не смущает?
- Пожилой такой, глазастый? – Надо как-то разрядить обстановку, перевести в шутку. Подхожу, скрипя резиновыми шлёпками, складываю руки на груди, деланно усмехаюсь. Не смущает. Ничего, связанное с НИМ меня больше не удивляет и не смущает. Хватит уже. Разве что – как он пробрался в поезд следом за мной? Живой ли он или всё же нет… Впрочем, тут могло сыграть и воображение, и просто досадное стечение обстоятельств. Кто знает… - Так что, похож на завсегдатая коммунистических митингов?
- Один из них похож, - чуть помедлив, ответила драгоценная, надувая губы. – Что, твои знакомые?
- Один из них, то есть их там что, много? – Вот это ставит в тупик. – Ты же сказала - “мужик”, чего-то я не понимаю.
- Ну, не так выразилась, подумаешь, - бесценная широко улыбнулась всё-таки использованному шансу ввести меня в ступор и, наивная, решила добить потоком новообретенной информации. – Пятеро даже, вроде! Один, как ты описал, другой жирный такой, третий в пуховике в такую жару, двое других – в капюшонах сзади стоят…
- … и воняет капустой?
- … и воняет капустой, а что?
За окном яркой полосой сверкнула молния. С секунды на секунду оставалось ждать мощнейший ответ грома, в этот промежуток уложилась трель дверного звонка.
Любите свои сны, прошу вас. Это единственный способ спасти мозг от того ужаса, на который вы обрекаете его днем)).
По статистике, 85% прочитавших сей труд добропорядочных граждан в течение ближайших вечеров пытаются хотя бы раз посмотреть в дверной глазок ))))).