3 и 4 главы из Вышка или Люди за кулисами

 3. Убийцы разбираются в своем деле.
Тревога не оставляла Слезко. Она напоминала ему о том, что произошло.. Тревожное чувство  пришло к нему после стука в дверь гостиничного номера Мурзы. На первый стук никто не ответил. Слезко постучал еще раз. В ожидании «Войдите» он обернулся и посмотрел вдоль коридора.
«Как в психиатричке, - мелькнула мысль, - только здесь двери с ручками, а там без ручек».пришла неизвестно откуда.
   Ответа на стук не было. Он попробовал еще раз. Подождав несколько секунд, осторожно надавил на ручку и, слегка приоткрыв дверь, заглянул.
   Мурза сидел в кресле под торшером, и казалось, спал.
   - Привет, - бросил Виктор. - А вот и мы.
   Мурза не ответил. Виктор пошарил рукой по стене и включил верхнее освещение. Свет брызнул, словно из мощного берегового прожектора.
   Виктор медленно подошел к нему. Смерть не исказила лицо Сергея, наоборот, оно несло отпечаток какой-то одухотворенности. Он пощупал пульс и дотронулся до щеки, она была теплой. Смерть наступила за несколько минут до его прихода. Может быть, в тот момент, когда он парковался перед гостиницей, а может быть тогда, когда он был внизу, в ресторане и разговаривал с администратором, который почему – то не хотел пропускать его к Мурзе.. Следов борьбы не было. Когда он немного изменил положение головы Сергея, то заметил между шейными позвонками глубокую прорезь. Ударили чем-то острым. Крови почти не было.
   «Убийца разбирается в своем деле, редкий специалист. Убил без малейшего шума. Сергей, должно быть, ничего не почувствовал, смерть наступила мгновенно. А что произошло незадолго до этого? Что обозначает одухотворенность на лице Сергея? Возможно, убийца, чтобы расположить его к себе, сообщил ему что-нибудь приятное? Должно быть, Сергей был знаком с преступником, иначе тому вряд ли бы удалось так близко подойти к нему и нанести удар, чтобы он не стал защищаться. Да еще в такое место».
   Виктор подошел к окну, с этого момента он стал обращать внимание на то, чтобы он в комнате ничего не изменил и ничего не трогал руками. Он отодвинул штору и обнаружил за ней раздвижное окно, подвижная часть которого была поднята кверху, и высунулся наружу.
   Путь, которым убийца ушел с места преступления, прослеживался довольно четко. Через окно он выбрался на крышу примыкавшего к зданию дома, оттуда спустился во двор и через ворота скрылся в боковой улочке.
   Виктор опустил штору, вытащил из кармана тонкие кожаные перчатки и надел их. На пуховом одеяле, на кровати, он заметил легкий отпечаток тела человека. Сергей лежал там до того, как пришел убийца. Виктор вернулся к двери и повернул ключ. Из соседнего номера послышалась музыка и голоса двух мужчин. Виктор прислушался, но ничего из их разговора не понял. Его заглушала музыка.
   Без особого желания он снова приблизился к мертвому и со всей тщательностью осмотрел и обыскал его одежду. Бумажник, паспорт, документы на машину, триста долларов в купюрах по сто и пятьдесят. Эта находка с самого начала исключала убийство ради ограбления. Виктор сунул бумажник на место и продолжил поиск. Ничего заслуживающего внимания он не нашел.
   Он хотел уже направиться к платяному шкафу, когда голоса в соседнем номере стали таким громкими, что перекрыли даже звучавшую музыку. Виктор снова прислушался. Неожиданно музыка смолкла, и мужской голос проревел: «Еще одно слово и я убью тебя!». Второй человек тихо, поэтому Виктор ничего не разобрал, ответил что-то, после чего на него обрушился мат. Внезапно все смолкло. Некоторое время Виктор постоял, прислушиваясь, потом подошел к шкафу. Там висел только костюм. Виктор обследовал его. В карманах ничего не было.
   «Если убийца…»
   Размышления прервал вой милицейской сирены, следом послышалось завывание второй. Две милицейские машины замерли перед гостиницей.
   «К кому этот визит? Ко мне или к мужикам в соседнем номере. И то, и другое плохо. Нужно уходить».
   Он подбежал к окну, намереваясь уйти тем же путем, которым ушел преступник, и хотел, было уже отодвинуть штору, но услышал голоса во дворе.
   - Где?
   - На втором этаже.
   Виктор открыл дверь и выглянул в коридор. Здесь он несколько задержался, чтобы тщательно протереть ручку. Она была единственным предметом, к которому он прикасался голой рукой. Затем метнулся к двери в соседний номер, коротко стукнул, но поскольку никто не отозвался, рывком открыл ее.
   В помещении царила густая темнота. Виктор нащупал выключатель, зажег свет. Это была подсобка для метелок - узкая, затхлая, без окон комната. В ней никогда не было ссорившихся мужчин. Виктор сразу же увидел магнитофон, тихо и мирно покоившийся на ведре.
   «Кто же его здесь установил? - вихрем пронеслось в его голове. - Зачем? Чтобы задержать меня? Если это случится, сразу появятся свидетели, которые скажут, что слышали предположительно мной высказанную угрозу: «Еще слово и я убью тебя!»
   Виктор побежал по коридору к лестнице, снизу уже доносились голоса.
   - Минут двадцать назад он прибыл и спрашивал Мурзу.
   Незнакомый голос спросил:
   - Вам знаком этот парень?
   - Нет. Он не местный.
   - Тогда вперед. Взглянем на него.
   «Неужели подстава Громова? Только он знал, что я еду к Мурзе. Зачем он это сделал? Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, зачем?».
   Уйти ему удалось по крыше. На улице перед гостиницей толпились темные фигуры в форменной одежде. Картина была знакомая. Ему часто приходилось наблюдать подобные толкучки в Восточной Германии, когда из армии убегали солдаты с оружием. На место происшествия слетался весь свет военной контрразведки. Начальство задавалось вопросом, что делать? Немцы вопросом, что делать не задавались. Они делали. Привозили пятнадцать-двадцать овчарок, ставили их друг от друга на расстоянии десяти метров и запускали в лес. Обычно гибло две-три собаки, которых успевал отстрелять солдат. Остальные делали свое. Даже смотреть было не на что. На носилках уносили куски, прикрытые белой простыней.
   Только один раз, когда немцы привезли собак и предложили командующему дивизии, генералу Вострякову, прошедшему всю войну, использовать овчарок против беглеца, этого не случилось.
   Востряков сам пошел и вывел парня из леса.
   - Почему не стрелял в меня? – спросил он.
   - Служу Советскому Союзу!
   От избиений и страха парень помешался.
   Виктор вышел на открытую центральную площадь. Через несколько шагов оказался у огороженного навесом прохода. Скосив глаза, он увидел милиционера, который уже преодолел половину площади. Тут Виктор заметил справа две входные двери: в магазин, а чуточку дальше в жилой дом. Виктор нажал ручку магазина, дверь оказалась незапертой, и вошел.
   Это был антикварный магазин, заваленный мебелью, разными вещичками из олова, хрусталя, а также старинным оружием: кинжалами, саблями… В задней части магазинчика он увидел прилавок, а за ним проход, закрытый занавеской, за которой виднелась женская фигура.
   Виктор присмотрелся к фигуре. Сердце заработал рывками. Знакомое чувство. Аритмия, когда сердце, словно перекатывается по горлу. Он уже готов был повернуть назад. Опоздал. Занавески раздвинулись.








   4. Когда летели над океаном.   
Громов подъехал к дому, но сразу не зашел. Он протер номера на машине. Они были так забрызганы грязью, что их не возможно было прочесть. Потом внимательно просмотрел все в машине. По лицу было видно, что осмотром он остался доволен.
   Громов уже собирался войти в дом, когда появилась Виолета. Она была старше мужа на двенадцать лет, но выглядела моложе. Виолета была мастером спорта по художественной гимнастике. С первым мужем она прожила десять лет в Китае. Вернувшись из Китая, встретила Громова в клубе КГБ. Женитьба на разведенных женщинах не приветствовалась, но, как всегда помог Гамбуржец.
   При виде мужа на лице Виолеты появилось удивление.
   - Не ожидала, - сказала она.
   Потом поздоровалась.
   - Привет, командир.
   - Что не ожидала? Рано приехал?
   - Увидеть тебя трезвым после работы. Что ни будь случилось?
   - А что может со мной случиться? – усмехнулся Громов. – Либо не соответствие по службе, либо дорожное – транспортное происшествие, но пока ни то, ни другое не намечается.
   - Ты мне об этом десятки раз говорил, а когда были в Австрии…
   Виолета принялась за пересчет стран, где они были, что всегда доставляло ей удовольствие, особенно, если говорила она об этом среди незнакомых, но Громов перебил.
   - Что ты об этом постоянно вспоминаешь? Случалось все, а с кем из наших это не случалось? Я еще хожу, разговариваю, водку пью…
   - На баб посматриваю, - добавила Виолета.
   Громов посмотрел на машину.
   - Перестань. Не в тему, а Саша Иванов глазами не может двигать. Ему глаза, словно гвоздями прибили.
   - А тебя, что все время гладили? В реанимации, сколько раз уже лежал.
   Первый раз это было в Восточной Германии. Когда начинались совместные военные учения, то передвижение их отслеживали американская, английская и французская миссии. Так было и в тот раз. Громов пытался отсечь американцев от наблюдения за передвижением. Машина американцев свернула в узенькую улочку. Громов за ней. Вместо улочки оказался крестьянский двор. Американцы объехали Громова и закупорили выход. Из машины вышли трое с железными прутьями. Подойдя к машине, они поманили Громова пальцами и помахали железками. Была диалема. Не вылезешь, разнесут машину. Вылезешь, разнесут тебя. Свобода выбора закончилась тем, что машина осталась целой. Американцы утащили одного своего. Громову пришлось тащиться самому.
   - Это были мелочи, - сказал Громов.
   Из этих мелочей и складывалась зачастую его работа в странах и пребывание в реанимации.
   В квартире Громов перенес телефон из гостиной на кухню
   - Ждешь звонка от Виктора?
   Громов неожиданно вспыхнул.
   - Почему от Виктора! Мне могут звонить с работы.
   - Раньше ты телефон на кухню не носил.
   Громов рассмеялся.
   - Ну, кэгэбэшница. Все замечает.
   - Так ведь, сколько лет вместе. Я, пожалуй, вместо тебя уже могу работать.
   Виолета накрыла стол. Громов притронулся не к еде, а к водке.
   - Плохо мы с тобой живем, Виолета, - сказал Громов. - Надоели полковничьи погоны.
   Раньше таких разговоров не было. Виолета с любопытством посмотрела на мужа. Вопрос был практичным.
   - Нашел другой выход?
   - Выход всегда есть. Только, - он помолчал, - его нужно не ждать, а создавать. Помнишь, когда Виктор ушел из КГБ, что ты мне сказала? Прекрати с ним все связи. Карьеру мою берегла.
   - Перестань! Это тема для здоровых и эгоистичных мужиков. А ты…
   Громов перебил.
   - Почему перестань. Ты, я, Виктор, Людмила пять лет в Высшей школе всегда вместе были. Процитировать?
   Громов не помнил начало. В памяти остались только две последние строчки.
   - Я за друзей. Они нас не оставят. С обрыва жизни в пропасть не столкнут.
   - Сейчас ты не в пропасть полетишь, а со стола.
   Вместо Громова со стола слетел стакан.
   - Да, что с тобой сегодня случилось? – вспыхнула Виолета, когда Громов снова заговорил о Викторе. – Двадцать пять лет молчал о Викторе, а сегодня разговорился. Если бы я не отрезала тебя от Виктора, когда он путался с диссидентами, то работал бы ты не в департаменте контрразведки, в Москве, а в особом отделе деревни Гадюшкино.
   - Раньше ты была против Виктора, а сейчас?
   После вечера Громов и Виктор приехали к Виолете. Она, даже не поздоровавшись, принесла аккордеон и гитару.
   - О туманном Лондоне, - попросила она Виктора.
   - Туман сейчас не в Лондоне, а у нас. И никто не знает, когда он исчезнет, - ответил Виктор.
   - Тогда про листья желтые и осень.
   Так ничего и не спели. Настоящее вытеснило прошлое.
   - Ну, дорогой! – Виолета с сожалением посмотрела на мужа. - За столько лет службы в твоей конторе ты бы должен был уже мыслить оперативно. Раньше была одна оперативная обстановка, - Виолета говорила словами мужа, - обстоятельства, - поправилась она, увидев, как передернулось лицо Громова, - сейчас другие обстоятельства.
   -Твоя идея понятна. Если изменяются обстоятельства, то изменяются и установки на честь, совесть, дружбу… Гениальный ты человек, Виолета!
   Назревал скандал. Это была большая редкость.
   - Ты трезвым домой лучше не приходи, - отрезала Виолета, - потому что у тебя тогда с головой что-то не в порядке. Не выпил сегодня на работе, вот и мечешься.
   - Ты не уходи в сторону. Когда мы учились в Вышке, у тебя была одна установка на Виктора. Когда Виктор уехал работать за границу, у тебя появилась вторая установка на него. Когда он ушел из КГБ, появилась третья установка. А сейчас оказывается четвертая установка. Установочная ты, баба!
   - Установочная, но не упаковочная.
   Слова жены Громов оценил.
   - За тебя!
   - А насчет установок, - тема задела Виолету, - появится и пятая, и десятая. И никто меня в них не ограничит. Тебе ли не знать, что сейчас происходит?
   - Знаю. Выходит нужно менять установки? Постарела, например, жена нужно менять установку на молодую.- Громов не посмотрел на лицо жены. Он знал, ничего хорошего на нем он не увидит. - Рвешься к деньгам, а кто-то тебе мешает, нужно менять установку. На оптический прицел, а лучше на Schrader.
   - Переведи, что такое Schrader?
   - Посмотри в словаре.
   В словаре такого слова не оказалось.
   - Я его выдумал, - усмехнулся Громов. - А Bilder?
   - Покупала, знаю. Картины. К чему это все?
   - А просто так, - отмахнулся Громов. – Вспоминаю немецкий. Ales ist wert, was zu Grunde geht. Все разумное достойно гибели.
   - С тобой можно иногда сойти с ума, - недовольно сказала Виолета.
   - Для того, чтобы сойти с ума, как говорил Виктор, нужно иметь, по крайней мере, ум. Так что, у кого нет ума, тому нечего и бояться.
   Громов пристально посмотрел на Виолету.
   - Что у тебя с глазами? – тревожно спросила Виолета.
   - Ничего. Серые, как всегда и чуть пьяные.
   - Они у тебя, как мертвые. Посмотри в зеркало.
   Смотреть в зеркало Громов не стал. Он всегда говорил, что чем чаще человек всматривается в свое отражение в зеркале, тем больше из него уходит жизнь.
   - Помнишь, я рассказывал тебе о том, что было там.
   - Где там? У тебя там было много.
   Группа состояла из пятнадцати человек. Каждого перебрасывали отдельно.
   Встреча  для Громова и Виктора оказалась неожиданной. Не думали встретиться. Вечером они сидели  на берегу, слушали легкий  шум океана и смотрели, как солнце проваливается за горизонт.
    - А солнце катится к нам домой. Закат, - сказал Виктор и спросил. - Как думаешь, Гром? Пробьемся?
    - А куда мы к черту денемся.  У нас во время учебы в Вышке были ситуации посложней. Одна возня с  Гамбуржцем чего стоила. А тут. Постреляем, и ищи ветра в поле.
 - Там парни серьезные.
 - Если б не были серьезными, то и мы с тобой здесь не были бы. Конечно, они за стенами, а мы, как  на ладони. Придется несколько раз накатываться.
 - Если с первого раза не получится, то второго наката уже не будет.
 - У нас преимущество. Они не знают, что мы здесь. А мы знаем, что они там.
   Когда дело подходило к концу, Громова ранили в обе ноги, а Виктора в руки. Громов не мог идти, а Виктор двигать руками из-за простреленных плеч.
 - Снимай комбинезон, - сказал Виктор, - и ложись на него
 - Чем тащить будешь?
 - Зубами.
 -  А куда.
 -  В братскую могилу для двоих
   И вытащил.
   Громов никогда не рассказывал Виолете, как они добирались. И в этот раз, на вопрос Виолеты, он ответил, как отвечал и раньше:
- Добирались с  анекдотами из жизни Гамбуржца.
   Он вспомнил лицо Виктора. Глаза, почерневшие от злости. И слова, когда Громова запихнули в самолет: домой, Володя. Виолета и Людмила заждались.
   Когда летели над океаном, Виктор выбросил автоматы: свой и Громова.
 - Зачем? – спросил Громов.
-  Когда хотят вернуться бросают мелочь, а когда не хотят, выбрасывают оружие.
   Громов затряс головой, словно хотел вытряхнуть воспоминания.
 - Рано выбросил. У Виктора были деньги, паспорта. Каждый должен был уходить в одиночку. Следов не оставлять. Он мог пристрелить меня. Имел полное право. Я подписывался под этим правом. Жестоко, но мы сами соглашались. Мы имели права друг на друга. Ты понимаешь, о чем я говорю.
- А как сейчас с правами у тебя и твоих однокашников?
- У кого как. Каждый решает сам. Я сейчас  и думаю, а если на моем месте был бы Виктор. А я на его. То, как бы поступил? Он в такой ситуации мог очистить и оставить меня голого. Откуда, кто – не узнали бы. Мертвые смотрят на небо. И допрос с них не снимешь. Виктор всего лишь выполнил бы то, под чем подписывался. Договор, брат, дело святое.
 - А где это  было там? – спросила Виолета. – Или это до сих пор тайна?
 - Не успел разглядеть. Почему он тащил меня? Какая тогда у него была установка?
   - Простая, - усмехнулась Виолета. – Договор, брат, дело святое. – Это была ирония. - Ты плохо знаешь Виктора.
   Она была права. На третьем курсе Громов улетел домой хоронить брата. Виктор приехал к ней. Его попытки она отбила словами: сволочь ты, а не друг.
 – Плохой ты психолог, Громов.
   Она называла мужа Громовым, когда начинала чувствовать свое превосходство.
   - Виктор знал, что, если бросит тебя, то придет время и он пустит себе пулю в лоб. Он же неврастеник. К тому же еще замученный романами Достоевского. Ему Лира, когда они расстались в третий раз, всю библиотеку Достоевского прислала по почте.И не делай из него какого – то необыкновенного. С виду: нет уз святее товарищества. По сути, у него тогда был обыкновенный страх только с дальновидным вопросом, как буду жить дальше, если брошу его. От человека можно отделаться, а от воспоминаний нет.
   - А ты тетка умная, - сказал Громов.
     Он думал именно об этом.
   - Почему это я тетка? Чужой стала?
   - Совалось.
   Виолета сомнительно покачала головой.
   - Хватит пить. Ты что-то сегодня разошелся.
   Она попыталась убрать бутылку со стола.
   - Оставь, - в голосе Громова была просьба, - Мне хочется сегодня напиться, - он помолчал, - до потери пульса.
   - Что за праздник у тебя? Или горе?
   - Пока не знаю. Праздник или горе? И не спрашивай меня об этом больше. – Громов сбил тему, чтобы уйти от напрашивающегося вопроса жены. - А ты права. Установки менять нужно, только, когда в мозгах одна установка, а вот там, где бьется, - Громов положил руку на грудь, - другая, то, как быть?
   - Водку пить. Такие установки ведут вначале к путанице, а потом из путанного человека вырастает страдалец. А из страдальца такие, как ваш Игорь Кузнецов, который не мог понять, что дело не в совести, чести, долге, присяги, а в умении защищать свою жизнь. Биться не за честь, совесть, долг, присягу, а в первую очередь за себя. Игорь тогда не понимал это, сейчас он тем более не поймет, потому что там, где он находится, там не учат пониманию. Там заставляют забывать все. У мертвых нет обязательств перед живыми, а у живых полно. Кстати, там, где ты показываешь, никаких установок нет. Установки только здесь, - она ткнула в лоб Громова. - Если их там нет, то в никаком другом месте их ты не сыщешь.
   - А ты не только умная, ты жестокая, Виолета!
   - Я не жестокая. Просто поменяла установку. Чего желаю и тебе.
   Громов повторился.
   - А ты, наверное, права. Менять установки нужно, и чем быстрее, тем лучше.
   - Вот таким ты мне больше всего нравишься!
   Виолета попыталась поцеловать мужа, Громов отстранил ее.
   -Тебе, да, - сказал он, - а вот понравлюсь ли я сам себе. – Громов неожиданно грохнул кулаком по столу. – Свобода выбора! Если у меня тут, - он постучал по лбу, - есть понятие чести, то о какой свободе выбора может идти речь? Делай добро, и ты не будешь мучиться выбором между злом и добром.
   - Хватит. Ты уже напился.
   - Нет, - усмехнулся Громов. – Я еще свою дорожку проложу. Вот тогда мы с тобой вместе напьемся. Мы еще с тобой попразднуем, главное, чтобы…
   Звонок телефона прервал его мысль.