Охотничье счастье

      - Охотник? Фи! Вы птичек со зверушками убиваете!
      Да. Для охотника, вернуться с пустыми руками - стыд и позор. Обязательно нужно кого-то убить. Но за многие годы хождений в поисках дичи я приобрел глубочайшее убеждение в том, что количество принесенной с охоты добычи совершенно не зависит от кровожадности охотника, его хитрости, особенно умения стрелять. Оказывается убитой только та птица или зверь, которым дальше уже не судьба жить. Я когда-нибудь вернусь к этой теме более подробно, а сейчас расскажу один случай, косвенно подтверждающий мою теорию.

      Два дня назад на этом бочажке я взял двух кряковых. С утра обшарил со своим ирландцем  ирригационные канавы -  они тянутся по всей пойме вдоль реки и кое-где заполнены водой, в меру закрытой камышом. До конца сентября, а иногда и позже там держатся местовые утки. Охота не больно добычливая, но и без выстрела никогда не останешься. Кроме кряковых и чирков можно найти дупелей и бекасов. На сухих местах держатся перепелки. С благородным ирландским сеттером даже стыдно отказываться от красной птицы и лазить по канавам за утками, но, во-первых: дупелей здесь, всё же, слишком мало; а во-вторых: сеттер у меня многопольный и уже можно не бояться его испортить. Он легко, после сильно пахнущих уток, переходит к поиску бекасов или перепелов.
     Так вот, позавчера я прошел километра три канавами, дал два бездарнейших промаха и, когда солнце было уже достаточно высоко, не таясь, подошел к этому бочагу. Прикуривая, каким-то боковым зрением я заметил выплывающих из камышей уток. Сигарета выпала у меня изо рта, но я всё же успел снять с плеча ружьё и первый раз выстрелил по сидячей. Вторым выстрелом я достал взлетающую влево кряковушку. Вправо без выстрела ушла стайка чирков.               
         Насмотревшись на это изобилие, в этот раз я прямиком направился сюда. Еще только светало. Я шел осторожно, придерживая собаку рядом с собой. Пес, понимая важность момента, ступал крадучись, и всё время поглядывал на меня. Он старался даже дышать потише, но это у него плохо получалось: как только он забывался, язык вываливался на сторону пасть открывалась, и оттуда с частым дыханием вырывался пар. Правда, он тут же спохватывался, захлопывал пасть и снова принимал озабоченный вид. 
      Таким порядком мы добрались с ним до кустов тальника, за которыми открывался вид на воду. Оставалось сделать несколько осторожных шагов. Я, подняв ружьё и вытянув шею, двинулся вперед… но тут я наткнулся на брошенный в кустах велосипед и вместо желанных уток увидел кепку деда Василия из соседней деревни. Тут же послышался его скрипучий голос:
- Андрей, ты что ль?
- Я.
Кинув ружьё на плечо, я перебрался через насыпь к деду Василию.
- А я думаю, кто это топает так.
- Сумка о бок бьет.
- Так ты её придерживай – далеко слышно.   
     Мы присели на сухую корягу и закурили. Хоть я и злился на деда за то, что он меня опередил, но с фальшивым равнодушием спросил у него:
- Никого не поднял?
- Не-а, пусто…
- А я позавчера тут двух кряковых взял, - думал хоть этим его уесть, но он тут же отпарировал:
- Да я тут уже штук десять набил с открытия, а в прошлую осень гуся – вон там сидел. Я высунулся, смотрю – гусь. Я ему порсь, порсь из двух стволов – смотрю, упал. Я туда… хорошо хоть перезарядил – у меня тройка была. Подбегаю на тот берег, а он уж на крыло становится… я еще порсь! Успокоился голубчик.
- Что ж ты дед, одной дичью питаешься, а не толстеешь совсем?
Сухощавый дед Василий рассмеялся.
- Я ноне на рыбалку приехал, - еще когда подходил, я заметил на дедовом велосипеде привязанные удочки и несколько телевизоров, - Бабка моя рыбку любит. Тсс, тише… слышь? Тетерева гуркуют.
- Голуби это, - я нарочно подзадорил деда.
- Ты меня поучи, поучи… я уж тут лет сорок охочусь. Тетерева это. Молодой ты еще, а знаешь, сколь их раньше тут было? Да что говорить… слышь? Знаешь где они? Возле торфяного карьера. Ты с собачкой, сходил бы…
- А ты что ж?
- Да к ведь, без собаки то…
- Они и с собакой не подпустят – осень, поздно.
- Хорошая у тебя собачка, как её зовут-то?
- Сколько лет запомнить не можешь? Кинг его зовут.
- А? Да… Ких, Ких, иди ко мне… пойдешь за тетеревами-то?
- Нет, наверное…
     И все же я пошел, оправдывая себя тем, что на торфянике утки бывают и, что дальнюю канаву проверю, но шел я в надежде подобраться к тетеревам. Мало того, что тетерев достаточно большая и очень вкусная птица, но главное – он изумительно красив. Тетерев занимает в наших северных краях нишу, в которой на юге находятся фазан, павлин и т. п. Исключительно красивая дичь. Можно считать, что тетерев уступает им в красоте, но это не однозначно, я, например, уверен, что северная красота суровей, но и благородней, даже интеллигентней что ли, чем аляповатая красота юга.
      Дойдя до торфяного карьера, я пустил Кинга. В золотых лучах только что поднявшегося солнца огненно красный ирландец сразу пошел на широкий поиск. Сбивая росу с травы, он рыл носом – при полном отсутствии ветра он пытался работать низом. Я любовался своим псом, но его хватило не надолго. Довольно скоро диапазон поиска стал уменьшаться и через некоторое время Кинг уже плелся рядом со мной, лишь изредка изображая работу.
      Я решил остановиться, чтобы дождаться ветра. Ждать пришлось недолго. Я не докурил еще сигарету до половины, как дым, до того поднимавшийся вверх, заметно потянулся в сторону реки. Пёс сразу, прекратив кататься по траве, поднялся: пошел  на потяжку, правда, через несколько шагов он потерял запах, но, метнувшись в сторону, почти тут же восстановил направление. Я шел за ним. Метров через тридцать в каком-то чертополохе Кинг замер в стойке. За много лет я хорошо изучил свою собаку: когда ему скучно, он может сделать стойку по жаворонку или по мышке, по кому угодно.  Но эти стойки разные: если это дурь, какая-нибудь, то неподвижной остается только голова, все остальное ходит ходуном; если это  дичь, хоть и малая, например перепелка, то он весь неподвижен, но хвост всё же болтается из-за презрения к размерам, наверное.  Сейчас он стоял мертво… как на картине: вытянутый в струнку от носа до кончика хвоста, он был неподвижен, как восковая фигура и только чуть согнутая правая  передняя лапа слегка дрожала. Подходя ближе, я вцепился в ружьё и от волнения давил на предохранитель и никак не мог понять в каком положении он находится. О том чтобы оторвать взгляд от собаки и посмотреть на ружьё не могло быть и речи.
     Мне пришлось перевести команду на русский, потому что дважды произнесенное слово «Пиль!» не произвело на моего пса никакого впечатления.
- Вперед! Черт тебя…
     Только после этого пёс сделал шаг… но ничего не произошло. Когда мы с Кингом, успокоившись, прошли вперед, обнаружили свежую тетеревиную сидку. Трава была широко вытоптана и, на этой полянке, в большом количестве лежал, еще паривший, тетеревиный помет.
Кинг сразу метнулся по сторонам и опять потянул верхом в сторону канавы. Я почти бежал за ним. Когда мы добежали до канавы, я увидел, что метрах в двухстах от нас из канавы вылетел тетерев. Хитрый косач обманул нас: почуяв нас рядом, он добежал до канавы и улетел низом, поднявшись вверх лишь на очень почтительном расстоянии.
     Следующее утро тоже не принесло успеха. Чтобы не переходить пешком весь луг, я по темному приехал на машине на другой его конец и сразу оказался возле торфяного карьера. В этот день был первый утренник: луговая трава вся была покрыта толстым слоем инея и казалась слоем снега, пейзаж сразу стал зимним и тоскливым. К тому же, был сильный туман.  Всё утро я бродил в тумане, слушая тетеревов. Единственным моим достижением в то утро было то, что я сузил район поисков. Существует сказка, что глупые тетерева всё время ночуют в одном и том же месте и есть прилетают в одно и то же место. Может это и правда, при условии, что их никто не тревожит, да и то, с точностью до нескольких километров. Конечно же, первым делом я посетил вчерашнюю сидку и там, конечно же, никого не оказалось, но тетерева гуркали со всех сторон. Туман сильно искажал направление звука, но мне удалось выяснить, что основная тетеревиная стая сидит за рекой, совершенно недостижимая для меня, но на этой стороне отзываются косачи где-то между двумя большими канавами. Найти машину в тумане мне удалось с трудом. Домой я вернулся усталый и злой.
     Вечером я долго не мог уснуть. Лишь только я закрывал глаза, из под носа собаки вылетал черныш. Я дергал руками, как бы поднимая ружьё, упираясь то в подушку, то в одеяло. В общем, черт те что. И ночью продолжалось в том же духе, но в нужное время я уже был на ногах. В доме все спали. Я потихоньку собрался и вышел из дому, чуть было не забыв Кинга. Но как выяснилось, он внимательно наблюдал за мной и протиснулся в дверь, когда я уже собирался её закрывать.
     На луг мы отправились кратчайшей дорогой. Был легкий ветерок, очень легкий, который был не в состоянии разогнать туман. Заморозок ночью тоже был. Дорога хрустела. С вечера я наметил место, где я буду ждать и слушать. Когда мы туда пришли, едва заметно начинало светать.
     Ждать пришлось долго. Утро погодой не отличалось от вчерашнего. Всё было так же, но тетерева молчали. Стоя на месте, я начал мерзнуть. Хотелось курить, но я терпел.  Кинг тоже нервничал, он всячески пытался мне показать, что мы зря теряем время, что надо идти искать. Он присаживался на секунду, опять вскакивал, поддавал меня носом и пытался заглянуть в глаза.
     Наконец, за рекой послышались голоса тетеревов. Этот звук, похожий на голубиное воркование, показался мне сладчайшей музыкой. Тетерева на некоторое время смолкли. Я молился, чтобы они начали снова и, чтоб кто-нибудь ответил им с этой стороны реки. Не бог весть какое желание, только услышать. День был выходной и, видимо, кто-то бродил по той стороне, пугая тетеревов. В это утро они только один раз еще подали голос, но! Но им ответил с этой стороны старый черныш: «Чуф». Я сначала подумал, что мне почудилось, но прокрутив звуки в голове еще и еще раз, я поверил. Я засек его!
     Наметив ориентиром одинокий, еле видный в тумане куст, сдерживая, по мере возможности страсть собаки,  потихоньку двинулся вперед. Я очень рассчитывал на то, что в тумане косач подпустит нас близко, а может быть даже выдержит стойку, но ружьё все же держал в руках, готовый мгновенно выстрелить. Я не могу выразить словами, каким разочарованием был для меня вид большой канавы. Я стоял возле неё и не мог понять, где я ошибся: то ли неправильно определил направление, то ли  отклонился в сторону. Что было делать? Пройти кругом на исходную точку? Это было рискованно, потому что этой исходной точки я мог и не найти, да и муторно это – идти бы пришлось по очень неровному участку луга. В конце концов, я уговорил себя на ленивый вариант: пустить пса в широкий поиск по краю канавы. Правда, ему идти придется по ветру, потеряв при этом все преимущества легавой собаки. Но в этом варианте был большой плюс – если косач не взлетит сразу, то на обратном пути он точно попадет в зону поиска, причем, с наветренной стороны. И я пошел.
     Кинг отбежал далеко и я не мешал ему, потому что… впрочем, через секунду я вообще забыл о нем.
     Тут я позволю себе сделать небольшое отступление. Кто имел счастье  охотиться со своей подружейной собакой, тот знает, что это такое… я нарочно избегаю слова «иметь» собаку – скорее это собака имеет вас. Обучение собаки, или так называемая «натаска» - это истинное мучение. Пробовали вы когда –ни будь поводить пса на «корде»?  Или выработать у щенка легавой стойку?... Сидеть!!! Лежать!!!  Ко мне!!! Даун!!! Еще нужно выяснить кто из вас Даун – ты сам или пес. Выучить собаку спортивным приемам ( не считая взяток «специалистам») свихнуться легче. Это всё равно что выучить ребенка не имеющего слуха игре на скрипке. Но в любой работе есть всегда главное и второстепенное. Главное в натаске охотничьей собаки – это выработать послушание. Главное, чтобы собака по свистку ли, по жесту… по любым другим сигналам, выполняла бы вашу волю, понимала бы что сама по себе она не в состоянии поймать птицу… ну, или зверя… без вашего ружья, без хозяина… без Бога!!! Но это-то никогда и не получается… Самый раззолотой пес, когда ему в нюх попадает некий волшебный запах, теряет голову, на губах появляется пена, уши затыкаются сами собой, и собака не слыша и не видя более ничего кроме своей цели  пошла и пошла, и пошла… сто метров от вас, сто пятьдесят, двести…
       Но в данном случае меня это не тревожило. У любой монеты есть аверс и реверс. В ста с небольшим шагах от меня, потревоженный собакой, взлетел тетерев. В тумане его было еле видно, а меня он, судя по всему, совсем не видел, потому что взлетев, он повернул прямо на меня. Я стоял, не шевелясь, а может даже, и не дыша. Ружьё было у меня в руках. Лишь бы он не увидел меня раньше времени. Ну, лети сюда, родной, лети!
     Я вскинул ружьё. Тетерев, наконец, заметил меня, но было уже поздно. Он сделал ту же самую глупость, какую делают в такую минуту почти все птицы, он стал поворачивать, снизив скорость и подставив мне левый бок.
     Выстрел раскатился по лугу громом победного оркестра, правда, для тетерева скорее похоронного: он сложил крылья и упал почти к моим ногам.
     Кинг уже был тут, он сделал стойку по мертвому, но, вопреки обыкновению, даже не  попытался потормошить тетерева. Видимо и он тоже был зачарован красотой этой птицы.
     Это был старый, крупный косач. Его лирообразный хвост был по- живому приподнят жесткой травой, ярко-красные брови сияли на глубоко черных перьях. Он как будто спал и лишь испачканный кровью клюв говорил о том, что он уже не проснется.
     Я теперь мог расслабиться и покурить.
     Ну, и что? Была ли моя заслуга в этой победе? Косач сам прилетел под выстрел. Но меня это не волновало, победа есть победа, как бы она не досталась.
     Большой косач еле поместился в мой ягдташ. Я уложил его аккуратно, чтобы не помять по дороге и выложить его дома, таким же красивым, как он лежал здесь на траве. Я огляделся. Туман рассеялся, ярко светило солнце, трава была изумрудно зеленой, как летом. Я шел домой и думал, что не нужны нам ихние фазаны,  у нас особый путь. 
     Утиный бочажок я обошел стороной.  Издали я увидел сухощавую фигуру деда Василия на том же месте, где я оставил его два дня назад.  Мне не хотелось к нему подходить. Я был как сосуд, наполненный счастьем, и боялся его расплескать, размениваясь на праздный разговор. Дед похлопал в ладоши, значит, не смотря на туман, он всё видел с горки. Я, сняв шляпу, раскланялся, но подходить не стал.
     Быть может это снобизм, но за утками я в том сезоне больше не ходил.
 
                2000 год