Возвращайся

 Андрею испонилось 18 лет.  Не смог он в этом году занять бюджетное место в университете. а денег оплачивать обучение не было.  А ведь так хотел он стать искусствоведом! Именно искусствоведом, а не другим специалистом.  Он просто млел, когда умные профессора заводили разговоры о значении картин  Пикассо в искусстве, а уж о музыке он мог часами говорить, читать, писать. Творческий потенциал у юнца был просто заразительный.
 Мать его, тяжело переносившая хронические заболевания в то время, при виде своего дитя исцелялась. Слышала она, как вдруг заходить Андрюшка, забывала, что на плите суп, подходила к порогу и встречала его, протянув, как обычно бывает, леденец, заботясь о нём, словно о крохотном.
 Однажды Андрей получил повестку. Как он не любил эти гадские вооружённые силы, воспринимал их, словно мафию, созданную государством для убийства граждан других государств, словно иностранцы были, как инопланетяне, от которых надо было спасать планету. Увидев в почтовом ящике повестку, хотел он выбросить её, но вспомнил, что уголовная ответственность его ждёт, явись он без этой повестки или не явись вовсе.
 В назначенный срок прошёл он медобследование... И... Его признали... Годным, к сожалению, пришлось явиться  в определённый день, но презрения к службе у него оставалось всегда.
 В день отбытия он не представлял себе, как будет жить без матери, которая лелеяла его, искусства, без которого он жить не мог, как и без матери, которое внутренне ласкало его так же, как и мать.
 - Сынок, возвращайся, - говорила она. Не раз повторяла эту фразу перед отбытием.  И обнимала, поскольку любила так, как не любила никого на свете.
 - Вернусь, мамусь,  - глядел на неё печально сын, но пытаясь скрыть эту печаль любящей улыбкой, - обязательно вернусь.
 - Я буду хранить бережно твою любимую книгу по искусству, не переживай.
 И сынуля уехал.
 Мать каждый день, и без того будучи худой, худела, скучала по сыну, прижимала к сердцу  его фотографии, когда он был ещё пятилетних крохой,  затем бралась с любовью за подростковые фотографии, но фотографию восемнадцатилетного Андрюши они пока ещё не сделали. Видать, некогда было. Каждый день она была готова испечь ему пирожки, которые он уплетал за обе щеки, протянуть перед порогом леденец, но сына не было уже полгода.    
 Письма она, конечно, писала, но они не доходили. Или доходили.
 Просто примерно на восьмом месяце службы получила она письмо, в котором прочла следующее:
 " Здравствуйте, Алина Григорьевна. Дело в том, что произошёл несчастный случай у нас в части.  Ваш сын... Был убит... Кем, пока не сообщается в интересах следствия. Приезжайте.  Командир взвода Сорокин А.Р."
 Мать, прочитав такое, встала, попыталась дойти до порога двери, но прямо перед порогом упала... Встать не смогла.  Скончалась на том месте, где хотела встретить ненаглядного Андрюшку, протянуть леденец, накормить пирожками, которые Андрюшка уплетал бы за обе щеки, обняла бы его, драгоценного, любящего свою мать и с увлечением занимающегося вопросами искусства.
 Похоронили обоих на одном кладбище рядом друг с другом. Благо, что нашлись соседи, умеющие, в отличие от государства, подумать матери и сыне.