Герой нашего времени, 2-я глава. ботфорты императо

2-я глава "Ботфорты императора"
Статус экскурсовода Арион восстановил через месяц в музее с умирающими звуками органа и допотопными ангелами, которые витали под его куполом, производя крыльями шум ветряных мельниц.
От органа осталось тринадцать труб. Они торчали, словно зенитные стволы. В них свистел ветер, выдувая последние останки звуков могучей мелодии Баха.
Своей бывшей привычке бывший экскурсовод не изменил и в этот раз. Дверь он открыл мощным ударом ноги. За двумя столами с узким проходом сидели знакомые лица: бабушки-вахтерши.
-- Устраиваюсь на работу! -- бодро бросил Арион. -- Экскурсоводом!
Одолеть проход беспрепятственно не удалось. Вахтерши потребовали документы.
Арион тридцать раз по их требованию вытаскивал паспорт, воинский билет, диплом, тыкал в круглые и квадратные печати, которые удостоверяли, что Арион -- это он, имеющий земное гражданство и прописку; отечество и свидетельство о рождении; воинский ранг и профессию историка; высшее образование и аттестат зрелости, а не пришелец из межзвездных пространств.
После сих слов вахтерши одевали окуляры и еще более тщательно изучали документы Ариона. У бывшего экскурсовода появлялась надежда. Документы возвращались со словами, что и «цвет у них не наш», и «штампа нашего нет», и «подписи нашего администратора тоже».
-- Где? -- озадаченно спрашивал Арион.
-- На твоих документах, -- охотно поясняли вахтерши и раздвигали серые занавесочки, под которыми пряталась «Инструкция», -- и в ней так сказано…
Арион попытался пробиться под серые занавесочки за спинами вахтерш к документу, который вычеркивал его из числа пользователей этого входа. Вахтерши дружно кричали, словно под дирижерскую палочку и также дружно ссылались на пункты и параграфы «Инструкции», предусматривавшие даже такой чин Ариона, как посторонний…
Из проходной Арион вышел, как и вошел. Возле входа для посетителей потребовали билет. Арион сослался на администратора, который был личным другом Ариона и лично звонил ему. Бывшему экскурсоводу ответили, что «таким, как он наш администратор не звонит и таких друзей не имеет…»
В музей Арион проник ровно в полдень. Он побывал там, где требовали билет и в проходной. Билетерши и вахтерши после его ухода выпили по пузырьку капель валерьянки, не разбавленных водой, и до вечера исторгали сердечный запах.
В центре музея на деревянной подставе в окружении карет, колясок, возков, соболиных шуб, шапок, золотых блюд и серебряных кубков… стояли ботфорты российского императора, которыми тот месил грязь на холодных брегах Невы.
-- Царские манатки! -- констатировал Арион, осмотрев новые ценности, потыкал носком ботфорты, раструбы которых целились в грудь бывшего экскурсовода, словно крейсеровские пушки, и направился к администратору.
Дух музея он постиг в первый день. Посетители осаждали золотые блюда и кубки, как плиту фараона. А кареты и коляски, словно в них сидели живые владыки в соболиных шубах и шапках…
Администратор с утра занимал пост у ботфортов императора, простаивал возле них, словно около собственного памятника и поспешно оставлял их, видя экскурсовода, который отыгрывался на соболиных мехах, с удовольствием запуская конец указки, отточенный, как сапожное шило, в то место, которое обогревало сердце монарха.
Конец указки становился красным, как и лысый череп хранителя музея.
-- Это исторические реликвии! -- твердил администратор экскурсоводу, показывал на бывшее великолепие бывшего монарха и требовал обходительного обращения с ним.
-- Какие же это исторические реликвии? -- возмущался Арион. -- А если довести идею до логического конца? Ну? -- Экскурсовод вопросительно смотрел с глаза администратору, а после десяти минут гробового молчания на его лысый череп, который, по мнению Ариона, требовал капитального ремонта и довольный заканчивал, -- это царские шмотки! Они испускают флюиды…
-- Какие флюиды? -- настораживался хранитель музея.
Арион указкой подзывал посетителя и снимал соболиную шубу с крючка.
-- Это не флюид! -- строго замечал патрон.
Арион не реагировал.
-- Шубку хочется? -- ласково спрашивал он посетителя, загипнотизированного свободным обращением экскурсовода с величественной ношей бывшего владыки.
-- Хочется! -- вздыхал тот.
Арион набрасывал соболя на посетителя, не обращая внимания на пунцовый взгляд хранителя музея, которым тот жег экскурсовода.
-- А шапку хочешь?
Посетитель кивал головой. Экскурсовод нацеливался на шапку, как на собственное добро. Администратор пытался загородить ее своим телом.
Арион обходил тело патрона, снимал указкой шапку и добавлял к шубе. В шапке было совсем хорошо.
-- А императором хочешь? -- рубил экскурсовод.
-- Хочу! -- отвечал посетитель и поспешно добавлял, видя огненный взгляд хранителя музея. -- Народным императором!
-- Товарищ посетитель! -- срывался администратор. -- Здесь не то место, где выбирают народных императоров.
-- Ну вот! -- довольно заканчивал Арион и торжественно смотрел на посетителя и администратора, которые находились в шоковом состоянии. -- Так в каком же месте зарыта собака?
Показать место, где была зарыта собака, администратор наотрез отказывался. Арион показывал сам.
Император был где? В гробу. А его манатки, над которым горбатился народ, жили и здравствовали! Да еще как жили и как здравствовали! Лучше, чем он, Арион. Да что Арион! Лучшем, чем миллиард Арионов и два миллиарда мужиков.
Шмотки показывали за денежки кому? Народу, который кормил и поил императора и которого пинал бывший владыка вместо того, чтобы отправить царские манатки туда, куда император отправлял народ. А если довести идею до логического конца?
Предугадать логические концы Ариона администратор никак не мог, и экскурсовод снисходительно ставил точку.
-- Гробовщики императоров не последовательны!
Экскурсовод убеждал патрона очистить музей от золотого и соболиного фонда, как в свое время очистились от их владельцев.
Это был глас в пустыне.
-- От них же нет никакого толка! -- наседал Арион.
Соболиные шубы и шапки висели на стенах и никого не грели. Только пожирали государственные запасы нафталина, дабы не оказаться жертвами моли. Кареты и коляски бездействовали, а не трудились на улицах. И если довести идею до логического конца? Они истощали государственную казну и опустошали бюджеты мужиков. А золотые и серебряные блюда и кубки?
-- В общественные столовые их! -- чеканил Арион.
Администратор называл экскурсовода «анархистом».
-- Какой же я анархист? -- спрашивал Арион. -- Я человек с новой идеей.
Новую идею экскурсовод объяснял администратору в окружении мужиков, которые заходили в музей в фуфайках, отдававших мазутом, шапках, пахнувших бензином, и сапогах, пропитанных соляркой. Они не тыкали в ценности и не предлагали свои, как делали в музее древностей.
-- Что нет таких? -- спрашивал Арион.
Мужики разводили руками. Раскрепостить их экскурсоводу не удавалось, и он прибегал к крайнему средству. Арион предлагал администратору одеть мужиков в шубы и отправить их на выставку за океан, чтоб произвести там потрясающее впечатление.
Хранитель музея не соглашался ни на выставку, ни на то потрясающее впечатление, которое она произвела бы за океаном.
Мужики в шубах администратору не нравились. Шубы сковывали их движения.
-- Ну тогда пусть хоть прокатятся в каретах!
Экскурсовод пытался пристроить мужиков в кареты. Уговорить администратора не удавалось. Он приводил закон об охране исторических реликвий, попрать который не смел ни один человек… и добавлял, что Арион своими желаниями развращает простые души.
-- А царские тряпки не развращают?
-- Только без экспериментов! -- строго предупреждал хранитель музея и выставлял дополнительную охрану в виде двух библейских старушек возле кареты, на которую особенно посягал Арион.
Карета была замечательной и не уступала по величью надгробной плите фараона. Экскурсовод обхаживал ее, пока не оказался в ней. Он выглянул из нее в самый торжественный момент, когда хранитель музея и посетители предавались безмятежному созерцанию монаршего возка, катавшего на себе бренное тело могущественного владыки.
-- Ну? -- спросил Арион, выставив в окошко голову, похожую на пушечное ядро. -- Похож я на императора?
Экскурсовод оказался и похожим и не похожим на императора. Почитатели музея лишились дара речи. А администратор чуть не лишил Ариона места.
-- Но за что? -- возмутился Арион. -- Я же только попытался довести идею до логического конца.
-- А если я доведу свою идею до логического конца? -- спросил хранитель музея.
Экскурсовод понял, что речь идет о улице. Оказываться во второй раз на знакомой улице под окнами музеев Ариону не хотелось.
Год он пытался воскресить себя, как человека с новой сверхмогущественной идеей, прибегая к самым древним способам возбуждения мозга, которыми пользовались еще библейские отцы рода человеческого.
Арион выуживал идею во время тысячеверстных походов по периметру музея с патриаршим посохом в руке, купленным за две зарплаты в антикварном магазине. Экскурсовод становился толковым знатоком окружающей флоры и фауны, мог на ощупь отличить анютины глазки от волчьих ягод и написать фолиант в полторы тысячи страниц о преимуществе анютиных глазок перед волчьими.
От фолианта в полторы тысячи страниц Арион отказался. Титул профессора ботаники был не лучше титула грустного профессора истории. Профессор истории не знал даже имя кузнеца, ковавшего лошадь Македонского, но толковал о кузнецах, как о самых могущественных владыках… Профессора ботаники были помешаны на гербариях, как хранитель музея исторических реликвий на царских шмотках.
Посох патриарха пришлось забросить через неделю. Он вызывал у Ариона набожные идеи, желания уйти в монастырь, дабы совершать святые подвиги, кроткие чувства к бывшему монарху, грустные воспоминания об опустевших церквях и забытых церковных обрядах, тоскливом звоне колокола, заброшенных скитах, пустынниках и богомольных старушках, поклонявшихся ликам святых.
Экскурсовод часами просиживал возле труб органа, скрестив под собой ноги, и вслушиваясь в умирающие звуки органа, в которых было пение небесных сфер, чувствовал себя сверхчеловеком с душой язычника. Душа язычника уводила Ариона в холодные каменные пещеры к далеким предкам в мамонтовых шкурах, поклонявшихся огню. А от сверхчеловеческих желаний у Ариона появлялась мания величия, и он расписывался в платежной ведомости император Арион первый.
С риском для жизни экскурсовод забирался под купол музея, катался на задыхающихся от старости ангела и, срываясь с них, таранил стены музея, вызывал шум горных обвалов, селевых потоков, снежных лавин, землетрясений… От ушибов его голова проросла шишками и стала похожа на морскую рогатую мину.
Идеи не было. Было тайное поощрение администраторов экспериментов, особенно с ангелами, в тайной надежде, что скоро из-под купола грохнется мешок с костями экскурсовода.
В отчаянии Арион обматывался спиралями из электрических плиток, подключался в сеть, накалялся, словно чугунная чушка, и проникался геростратовскими идеями.
Красный экскурсовод вызывал у хранителя музея убеждение, что он отлично выдержит испытание даже в космосе.
-- Поближе к Богу? -- спрашивал Арион. -- Или к императорам?
Администратор был атеистом, но в дискуссии о божественном провидении не пускался, зная экспериментаторский нрав экскурсовода.
Полгода Арион потратил на возбуждающие напитки. Он пил горькую, вязкую, словно мазут и крепкую, как серная кислота, которая сжигала внутренности, и уходил по музею, выпуская из ноздрей клубы дыма, как сказочный Змей Горыныч и пугал посетителей огнедышащими вздохами. В винных чертогах Арион обзавелся горькими чувствами, горькими мыслями и горькими друзьями, для которых мир был горькой чашей.
После посещения винных чертогов администратор делал экскурсоводу едкие замечания.
-- Так государственная казна треснет, если император винного чертога исчезнет! -- отвечал Арион. -- А если довести идею до логического конца? Ну! -- продолжал он, глядя на побледневшего от таких рассуждений патрона, и добавлял, что и музей треснет, если мужик исчезнет.
Опыты пришлось прекратить. Арион нажил водянку, которая стала объектом пристального внимания администратора. Он смотрел на экскурсовода, как на беременную женщину и популярно объяснял, что здоровье -- это общественный капитал и, тыкая в вспухший живот экскурсовода, утверждал, что тот оттягивает государственные капиталы на лечение собственного живота под инфракрасными лучами.
-- А какие капиталы оттягиваете вы? -- рубил Арион.
Он допекал администратора его закоренелыми радикулитами, больным сердцем, гриппами и ангинами, которые пожирали такие капиталы, что на корню лопались гигантские новостройки на окраинах.
Железная логика Ариона превращала патрона в человека с расшатанными нервами, и он так гвоздил по столу, что со стен срывалась паутина и, оплетая Ариона, превращал его в кокон.
Идеи не было. Арион тайком побывал даже возле плиты фараона и возвратился в музей с мыслями, словно раскисшее мыло. Он препарировал самого дряхлого ангела в надежде на чудо и стал обладателем двух деревянных иконок, трех оловянных крестиков и золотой чеканки с двуглавым орлом.
Золотую чеканку хранитель музея конфисковал, как народное богатство, которое нужно приумножать.
-- А может вместе приумножим? -- спросил Арион.
Через неделю Арион увидел, что золотой орел пал жертвой золотых дел мастера, который превратил хищника в червонную печатку в форме гуся на указательном пальце администратора.
-- Приумножаем? -- бросил Арион.
-- Это фамильное золото! -- пробормотал хранитель музея.
Арион понял, что в фальное золото патрона превратились бы золотые блюда, серебряные кубки…, если б они не числились в столовой утвари императора.
Через полгода бесплодных попыток Арион стал травить свое сознание могуществом.
Он одевал соболиные шубы, шапки даже в сорокаградусную жару и тайком таскался по углам, задыхаясь от запаха нафталина и обливаясь потом, чтобы перевоплотиться хоть в душу боярина с боярской идеей. По музею пошел слух о странных приведениях, которые предпочитали допотопным балахонам соболиные меха.
-- Вы не знаете, кто эти привидения? -- подозрительно спрашивал администратор Ариона и тянул носом.
От экскурсовода пахло как от ломбардной моли.
-- Так это же не привидения! - -отвечал Арион.
В поле зрения экскурсовода оказывались посетители, одетые в меха, которые не уступали императорским мехам. При их появлении хранитель музея отбирал у Ариона указку и сам превращался в экскурсовода, вызывая сочувствие у младшего товарища.
Еще полгода Арион оккупировал кареты, коляски, возки в надежде на сверхъестественное озарение. От долгого сидения он заработал геморрой, а от запаха лака, которым покрывали транспортные средства, -- кадык, дабы предохранить их от гниения, астму.
-- А ее императоры! -- бормотал экскурсовод, ворочаясь как удав, в карете и попирая ногами сафьяновые подушечки. -- Идеи настоящей не могли оставить.
Арион умывался в царских тазах и утирался красным рушником с красным петухом. Не помогал даже нашатырь, который экскурсовод закачивал в нос, словно собирался полоскать его.
-- Нет идей! -- огорченно вздыхал Арион.
Их высосала плита фараона.
-- А ты сходи к нашему администратору, -- советовали ему, и так нахваливали хранителя музея, словно хранитель музея был величайшим тружеником, перепахавшим весь земной шар и взрастившим хлеба с зерном в добрый кулак и стеблем с хорошую осину.
Арион попытался погрузить музей в хаос и сдался, встретив отчаянный отпор вахтерш. Они защищали свои места, как египетские жрецы свое золото от фараонов.
Арион достал тетрадь в клеточку, в которой была записана колоссальная выгода от элементарной мастерской по производству древностей, извлек из пыли ручку с вечным пером и снова принялся за ненавистный бумажный труд. Расчеты показывали, что он на верном пути.
Гробовщики императоров действительно оказались непоследовательными. А их ученики тем более. Вместо того, чтобы возвысить народ до положения императоров, они оставили в наследство мизерное количество соболиных шуб, шапок, золотых и серебряных блюд, колясок, карет…, которых едва ли хватит на десять мужиков. А остальным? Это был существенный пробел.
Первый шаг Арион сделал в специализированные хозяйственные товары «Миллионы мелочей».
Миллион мелочей был гигантом. И его название сулило необыкновенные щедроты.
-- Сапожные гвозди! -- бросил Арион.
Сапожные гвозди были в жутком дефиците и, как пояснил человек за прилавком, находились в последней стадии вымирания.
-- Почему? -- с досадой спросил Арион, осмотрев прилавки. -- Хрусталя до черта, а ни одного гвоздя!
Человек за прилавком растерянно развел руками. Это была тайна, подобная тайне гибели динозавров.
Арион купил гвозди у человека в цветочной будке, который торговал тюльпанами, ваксой, розами и железными подковками. Частник содрал втрое больше.
-- Почему ж так дорого? -- с досадой спросил Арион.
Это тоже была тайна. Арион не огорчился. Впереди блистала благородная идея, титанический труд и миллион бронзовых бюстов человека Ариона, установленных на пяти континентах благодарными мужиками.
Через месяц Арион почувствовал растерянность. Он мотался по магазинам с рюкзаком, все больше обрастая тайнами, и с горечью видел, что его идея находится на грани краха, как и торговая система.
В торговой системе к неудовольствию Ариона не было не только сапожных гвоздей, но даже ниток сороковок, а были шубы и шапки, которые стоили десять пирамид Хеопса и приобрести которые не смогли бы и миллион мужиков даже в складчину.
Арион оглох от слова «нет», «дефицит», «были», «будет» и окунулся в систему частных лавочек, где суровые нитки и сапожная дратва шли по цене самого дорогого жемчужного ожерелья.
На покупку ремесленнического инвентаря требовался колоссальный капитал. Тайком от администратора Арион пускался в самые рискованные и хитроумные авантюры. Он предоставлял царские манатки напрокат, взимая за одну только примерку шубы полтинник, за катание в карете, которую Арион таскал сам, словно лошадь, целковый, а за примерку ботфортов -- три целковых.
-- Почему ж так дорого? -- возмущались посетители.
-- А вы найдите такое место, где за три целковых можно побыть императором! -- рубил Арион.
Посетители подавленно молчали, так как побыть императором за три целковых можно было только в этом музее.
Капитала не хватало, хотя Арион увеличивал цены за прокат, утверждая, что повышение рыночной цены императора находится в прямой зависимости от повышения базарных цен.
Арион продавал наскальные рисунки и фальшивые нижнеегипетские вазы любителям старины и археологическим институтам. Можно было стать на путь расхитителя государственного добра и толкнуть соболиную шубу поклоннику императора, а карету -- поклоннику исторических реликвий. Экскурсовода останавливало существование прокурора.
Арион пошел на риск и продал администратору зоопарка самого дряхлого ангела за тринадцать целковых.
-- Дешево! -- с неудовольствием сказал Арион после затяжного торга.
-- Так сейчас ангелы не в моде!
Заявляясь из музея, Арион сразу же брался за ремесло и все больше уходил в дебри изнурительной работы, от которой его веселые глаза покрывались ледяной коркой, ладони становились похожими на черепашьи панцири, а молодая и здоровая кровь превращалась в кровь шершавую, как наждак.
Ариону было грустно от новых мыслей и горько от новых открытий, что шершавая кровь перерождает человека в существо, на которое смотрят как на скотину и забывают, что у этой скотины есть душа и разум.
Грустные размышления приводили Ариона и к той мысли, что человек бессилен перед могущественными стихиями природы. И достаточно подуть ледяному ветру, как человек забивает живую тварь, которую сам же кормил и ее шкурой прикрывает собственную шкуру не в пример твари, которая довольствовалась своей шкурой.
Человек посягал на первозданность, как на собственный двор и все ради того, чтобы сохранять в сытости и тепле свой пупок.
Арион и не заметил, как исторические реликвии, пожиравшие втрое больше времени, сил и капитала, чем археологические осколки в музее древности превращали его в выносливую азиатскую лошадь. В чертах его лица проглядывалась лошадиная усталость и лошадиное выражение. Мысли Ариона превращались в мысли жвачного животного, от которых постоянно хотелось есть и спать.
Даже во сне экскурсовода не оставляло ощущение, что он погружается в доисторическую эпоху допещерного века, где не было будущего, где настоящее было зыбким и грустным, где его прошлое с эхом весенних ручейков и родников теряло смысл, где умирали его бывшие радости и где не было места человеку Ариону, а было место существу Ариону.
За каторжной работой он забывал привычные названия привычных вещей. Глядя на колесницы с охотниками и их жертвами, он сам чувствовал себя жертвой. Его буйное воображение тускнело и цепенело. Вместо благородных и благодарных мужиков в соболиных шубах, каретах и колясках, писавшими золотыми ручками золотые страницы о своей золотой жизни, Арион слышал их печальные песни. И Арион, дабы не впасть в состояние идиота, возвращал себя в ускользающий мир прошлых красок, слов и мыслей электрошоком.
Через год Арион произвел второй, еще более тщательный расчет своим ресурсам. Ресурсы были истощены на большую половину. Восстановить их не могли ни настой из полыни, ни настой из ландыша и даже настой из бессмертников, который Арион готовил по рецептам будущего.
Одеть мужиков в настоящие исторические реликвии, которые были бы лучше заокеанских реликвий, один он не смог бы даже будучи бессмертным.
Он вновь принялся за тетрадь в клеточку и подсчитал служащих музея. Результаты были потрясающими. Каждый служащий должен был одеть миллион мужиков.
-- А если наоборот?
Результаты оказались еще более потрясающими. Десять миллионов мужиков одевали одного служащего.
Он занес расчеты в тетрадь в клеточку и отправился в магазин «Все для охотника».
В магазине «Все для охотника» его поджидала очередная неудача.
-- Ружье! -- бросил Арион.
-- Это можно! Для такого добра всегда есть голова! -- охотно ответили ему. -- А зачем?
-- Отстреливать!
-- Кого?
-- Соболей!
Природные ресурсы тоже находились в жутком дефиците. Это была еще одна тайна, расшифровать которую не представлялось никакой возможности.
Арион во второй раз поддался искушению. Он овладел подделкой собачьего меха в соболиный.
В день своего рождения, который должен был стать историческим днем рождения человека Ариона, экскурсовод торжественно переправил черное число в календаре на красное, в совершенной уверенности, что администратор приложит максимум усилий, дабы сделать этот день днем рождения новой исторической эпохи, с удовольствием осмотрел исторические реликвии, висевшие на гвоздках, крючках и с неудовольствием констатировал их мизерное количество, засунул тетрадь в клеточку за пазуху, экипировался в шубу, шапку, ботфорты и отправился в музей.
Наступала осень. Она дышала глубоко и ровно, погружая в сон уставшие скверы, площади, фонтаны… Город казался желтым, словно его вымазали в желтую краску.
К музею пришлось добираться пешком, так как исторические реликвии сожрали весь наличный капитал. Арион отметил несколько взглядов, брошенных в его сторону, но разгадать их смысл не смог.
По дороге он завернул в музей древностей. Хранитель археологических ценностей охотно принял бывшего экскурсовода, охотно выслушал его новую сверхидею, одобрительно отозвался о ней, сказал, что сам в возрасте Ариона пытался заняться историческими реликвиями.
-- А почему же бросили? -- поинтересовался Арион.
Удовлетворить любопытство младшего товарища администратор отказался. Это была еще одна тайна.
-- А плита кровопийцы стоит? -- спросил Арион.
Плита народного кровопийцы стояла прикованная к стене десятью якорными цепями и украшенная цветами.
-- По какому случаю цветы? -- спросил Арион.
-- Будем высекать имя! -- ответил администратор.
-- Нашли все-таки фараона-кровопийцу! И как его имя?
Администратор зашептал на ухо Ариону.
-- Да какой же он фараон? -- возмутился Арион. -- Он даже не от фараонов родился…
-- Что поделаешь? -- вздохнул администратор. -- Мы сами сделали его фараоном.
-- А может, высечем мое имя? -- предложил Арион. -- Как-никак на хорошую память!
-- Высечь, конечно, можно, -- ответил хранитель музея, -- только как бы нас с тобой потом не высекли.
-- А если моя новая идея будет возведена в высший ранг?
-- Вот тогда и высечем!
Возле музея исторических реликвий экскурсовод тщательно осмотрел себя, полюбовался в зеркало собственного изделия и направился к проходной.
Вахтерши прикипели к местам и даже не потребовали пропуска, увидев Ариона в мехах.
Дверь в кабинет администратора Арион открыл мощным ударом ноги.
-- Ну? -- спросил он хранителя музея, совершенно сбитого с толка экипировкой экскурсовода. -- Как?
Арион прошествовал по кабинету сначала, словно монах, так что администратор даже оробел и слегка привстал с кресла, потом сделал два круга, как модельерша, распахнул шубу и показал прочность кожи и мягкость меха, похлопал по ботфортам, стукнул ногой и в сильных выражениях отозвался об удивительной гибкости халяв и замечательной крепости подошв, скинул шапку и предложил хранителю музея попробовать его голову, которая была теплая, словно печка, и загрузился в кресло, которое вздохнуло от его тяжести.
Администратор оказался человеком проницательным. Он отказался щупать и шубу, и шапку несмотря на то, что экскурсовод сов всем пылом утверждал, что сделаны они из самых лучших сибирских мехов, не уступающих заокеанским мехам. Отказался хранитель музея и от примерки новых исторических реликвий, хотя были они в рост администратор и, как заметил Арион, больше подходили к нему, чем шуба императора-кровопийцы.
Экскурсовод, чтобы поколебать упорство администратора, вывел потрясающую картину, где вахтерши проверяли не пропуска, а прочность кожи, билетерши отрывали не корешки, а кроили шубы и сапоги. Нашлось место и для сторожа, который не проверял прочность кожи и не кроил шубы и сапоги, а мастерил колеса и распевал песни «Колесо! Колесо! До чего нас довело!». Начальник отдела кадров тоже был не лишен песенного дара и тоже распевал песни, но не о колесе, а о спицах «Спицы, спицы, словно птицы!» и вставлял спицы в колеса. Заместители хранителя музея тоже были музыкальными людьми, пристраивали оглобли к каретам и выводили сильными голосами частушки о каретах, которые придут на смету ракетам. И все было дружно. И все было хорошо и песенно на зависть заокеанским буржуям.
Хранитель музея отвергал гениально простые идеи Ариона вплоть до идеи уменьшить количество мужиков и тем самым облегчить осуществление идеи.
По мнению администратора, эта идея была самая наихудшая, так как иноземцы за океаном в два счета расправятся с оставшимся десятком мужиков.
-- И что тогда? -- спросил хранитель музея и, взяв себя за горло, добавил, что за горло тогда возьмут и Ариона.
-- Так как же быть? -- огорченно спросил экскурсовод.
Хранитель музея ударился в гигантоманию славного труда славной романтики в землях необетованных, где товарищ экскурсовод со своим упорством и колоссальным опытом может увенчать главу трудовика лавровым венком.
-- А как же с историческими реликвиями? -- возмутился Арион.
-- Романтика лучше, -- ответил хранитель музея. -- Мы должны вначале научиться мечтать.
-- Хорошо! -- сказал Арион. -- Я подумаю о романтике.
На следующий день он вывел хранителя музея из просторов романтики к соболиной шубе из ста соболей.
Шуба была богатырской. Арион с превеликим трудом и сожалением об отсутствующем штате императора, который одевал монарха, попытался стащить ее с крючка. Охрана -- допотопная старушка -- вцепилась в полу.
-- Это твоя шуба, бабушка? -- мягко спросил Арион.
-- Не моя, -- ответила старушка.
-- Может это шуба твоего дедушки? -- еще мягче спросил Арион.
Это была шуба не ее дедушки.
-- Может это шуба твоей прабабушки? -- уже совсем мягко спросил Арион.
Экскурсовод перечислил всех родственников старушки. Все они оказались без шубы.
-- Так что ж ты вцепилась в шубу? -- гаркнул Арион. -- Шуба-то не твоя!
Старушка лишилась чувств. Арион накинул шубу на плечи. И присел от тяжести. Полусогнутым он и появился перед администратором.
-- Владыка,-- прошептал побледневший хранитель музея, увидев человека в соболях.
Он тотчас вытащил из ящика портрет бывшего монарха, пододвинул кресло Ариону и взял его за локоток, чтобы помочь сесть, но, разглядев сияющее лицо экскурсовода, воскликнул:
-- Да вы в своем уме?
Арион доказал, что он в своем уме. Соболиный фонд, по его мнению, мог вполне создать ему, Ариону, капитальное положение и заменить трудовые лавры, если, конечно, товарищ администратор будет не против.
Товарищ администратор был категорически против. Он переводил взгляд с портрета монарха на соболиного Ариона, его сияющее лицо, вспоминал, как он поддерживал локоть Ариона, пододвигал кресло и грозился выставить экскурсовода через пять минут на улицу без выходного пособия.
-- За что? -- спросил Арион. -- За то, что вы думаете, что императоры встают из гроба? А если довести идею до логического конца?
Администратор посмотрел на Ариона, словно хотел вбить его в пол, и посоветовал мыслить в рамках жизни.
-- В каких? -- уточнил Арион.
Его пытался втиснуть в рамки жизни грустный профессор истории. Когда это ему не удалось, Ариона выставили со свободным распределением.
Хранитель музея древности чуть не втиснул Ариона в рамки сумасшедшего дома!
А новый патрон хочет втиснуть его, Ариона, в рамки жизни, где человека в соболях величают владыкой, где думают, что императоры встают из гроба, где вместо хорошей шубы и капитального положения предлагают славный труд славной ромнатки в землях необетованных, где отказываются от производства настоящих исторических реликвий и где историческими реликвиями называют ботфорты императора с лысыми подошвами, как и череп администратора.
-- Выбросьте ботфорты к чертовой матери! -- сказал Арион. -- Они волнуют народ.
Ботфорты императора волновали хранителя музея. Арион еще не знал, что приобщение к вещам царствующих особ порождает желание самому быть особой.
Администратор тайком начищал скороходы монарха ваксой до зеркального блеска так, что они напоминали мифический Плутон в подземном царстве, и тайком примерял их, погружаясь в них, как в болотные сапоги.
Арион застал администратора в обувке монарха. Разговор оказался неприятным.
-- Разминаем, чтоб не ссохлись! -- хрипло сказала хранитель музея под суровым взглядом Ариона.
-- Отличная идея! -- ответил экскурсовод. -- Но ее нужно довести до логического конца!
Он посоветовал администратору размять еще одну штуку. Штукой оказалась карета, ходившая в царские времена в упряжке из шести лошадей. А местом для разминки -- пространство между оглоблями.
В день зарплаты Арион зашел в канцелярские товары и пожертвовал капитал на закупку канцелярских кнопок.
-- Вы завхоз? -- спросила продавщица.
-- Я художник-модернист, -- ответил Арион. -- И делаю из кнопок портреты великих!
-- А я думала, что портреты великих делают только из цветов!
Железными «мошками» экскурсовод загрузил ботфорты императора. Патрон пропорол подошвы до костей и оказался в бинтах как в портянках.
-- Вывихнули косточку? -- мягко спросил Арион.
-- Старые раны! -- ответил хранитель музея.
-- Да вы -- бывший воин!
От анкеты бывшего воина, которую Арион секретно изучил в отделе кадров за бутылку, пахло не порохом, а тыловыми консервами.
Администратор уволил начальника отдела кадров, а заодно сменил и охрану ценностей -- допотопную старушку, заменив ее на дядьку Черномора, строго-настрого приказав ему: не допускать Ариона ближе, чем на сто шагов к историческим реликвиям, которые дискредитировал экскурсовод.
Месяц Арион обхаживал свой последний шанс: императорские ботфорты. Он оказался в них, когда почувствовал легкое покалывание в затылке. К легкому покалыванию примешалась адская боль от железных кнопок, которыми Арион в свое время подковал патрона.
-- Это государственная собственность! -- твердо заявил администратор, увидев ботфорты на экскурсоводе, и посоветовал беречь их как зеницу ока.
Арион не слышал слов патрона. Он чувствовал, как по жилам к сердцу устремляются железные «мошки». И когда «мошка» воткнулась в сердце, Ариона озарила сверхмогущественная идея, за которой он охотился ровно три года в шубах, шапках, каретах, колясках…
Утром Арион раздвинул известные рамки жизни царей, императоров и других сильных мира сего.
Он побывал на рынке, а возвратившись с него, тайком снял злополучные ботфорты с деревянного пьедестала, когда дядька Черномор отпаивался в винных чертогах, и выставил ночной горшок, крашенный золотой краской, купленной у цыган.
Через его дно Арион вогнал двухсотмиллиметровый гвоздь в пол.
-- Снять его он не снимет, -- пробормотал экскурсовод и направился к хранителю музея.
Администраторская дверь рухнула и Арион вошел по ней, словно по трапу, в кабинет.
-- Что? -- спросил хранитель музея, почувствовав приближение урагана.
После изучения личности великого человека, так начал экскурсовод, он пришел к совершенно оригинальной идее, которую он, Арион, хочет сделать достоянием человечества.
-- Какой идеи?
-- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, -- отрубил Арион и вывел хранителя музея из кабинета. -- Историческая реликвия! -- торжественно заявил экскурсовод патрону, потрясенному разрушенной гармонией великолепия монарха. -- Она воссоздает полный облик великого человека.
Администратор молчал, глядя на золотую посудину, как на бомбу, готовую разорваться в любую минуту.
-- Это горшок! -- выдавил через полчаса молчания хранитель музея, -- а не историческая реликвия!
Арион похвалил патрона за прекрасное знание с всемирно известной вещью, отсутствие дипломатии, умение называть вещи своими именами, гениальную догадку, что великий пользовался не только соболиной шубой, но и горшком, и за очень оригинальную и смелую идею, что почитатели великих великие мошенники, так как изымают некоторые ценности из жизни великих.
-- Это не моя идея! -- отрезал администратор.
Он попробовал осуществить мирную акцию: убедить Ариона оттащить позорную вещь на свалку и не позорить и музей, и великого человека.
-- А пусть почитатели сами тащат! -- отрезал Арион и показал на посетителей, которые бурно стекались к злополучному месту.
Администратор закрывал посудину спиной. Арион острым концом указки отгонял его в сторону.
-- Это же скандал! -- шептал хранитель музея.
-- Какой же это скандал? -- возмущался Арион. -- Это дополнительный фрагмент к жизни великого человека.
Хранитель музея истощал силу администраторского мозга, пока сам не решил изъять горшок руками.
-- Эту реликвию голыми руками не возьмешь! -- предупредил экскурсовод.
-- Какая же это к черту реликвия! -- не выдержал хранитель музея, -- и, подняв ногу, обрушил ее, словно таран на посудину. -- Стоит! -- изумленно воскликнул он.
Администратор вызвал человека с ружьем.
-- Убери! -- сказал он сторожу.
-- Кого? -- спросил тот, снимая двустволку.
-- Не кого, а что! -- поправил администратор. -- Вот это!
-- Не моя профессия! -- ответил сторож. -- Стрельнуть могу. -- Он взвел курок. -- Только скажите в кого!
-- Ты что, ошалел? -- побледнел хранитель музея. -- Здесь же ценности, а не армейский полигон.
-- А мне все равно, -- сказал сторож, -- что музей, что армейский полигон. По должностной обязанности я должен стрелять.
-- Да пусть разок бабахнет! -- сказал Арион. -- Давай! -- гаркнул он и заскочил в карету.
Администратор тоже не стал пытать судьбу и оказался вместе с Арионом.
-- Так стрелять или не стрелять? -- спросил сторож, целясь в карету.
-- Ты куда целишься, дурак? -- закричал побледневший администратор, здесь же я, -- и забаррикадировался телом Ариона.
-- Как куда! -- спокойно ответил Арион, пристраиваясь за спину хранителя музея, как за лафетный щит. -- В нас!
-- А причем здесь мы?
-- Мы ни при чем!
-- А почему он целится в нас?
-- Так мы же сидим в карете!
-- Ну и что?
-- Как что? -- Арион постучал по лбу администратора. -- Карета-то императорская! И он думает, что в ней сидит император-кровопийца.
-- Была императорская, а сейчас народная!
-- А он разберется после! Как бабахнет, чья это карета. -- Такой народ, -- вздохнул Арион. -- Сначала убьет, а потом поймет.
-- А ведь стрельнет и убьет! -- в отчаянии прошептал хранитель музея, -- посмотрел на сторожа, который стоял в позе императорского гвардейца и задернул шторы. -- А все вы! Идея! Идея! Это же гроб, а не идея.
-- За такую идею погибнуть достойно! -- ответил Арион. -- Вам памятник за это из чистого золота поставят! -- Он попытался вытолкнуть патрона из кареты.
От памятника из чистого золота патрон отказался.
-- Так идея не моя! -- отпарировал администратор и толкнул экскурсовода.
Администратор и Арион толкали друг друга, пока карета не закачалась. Она заскрипела и медленно покатилась по залу, набирая скорость, на онемевшую от изумления толпу.
-- Почему это идея не ваша? -- возмутился Арион, -- оказавшись в углу, -- если ваша!
-- Горшок притащили вы!
Теперь администратор оказался в углу.
-- Так не горшок же собирается стрелять! А сторож, -- отчеканил экскурсовод. -- А сторожа вызвали вы! -- Арион выдавил половину хранителя музея, который головой сбил ботфорты императора.
-- Так стрелять или не стрелять? -- кричал сторож, бегая за каретой, которая описывала круги по залу, сбивала посетителей и крушила ценности.
-- А ведь случалось, что императоров в каретах убивали! -- пробормотал Арион, дожимая патрона к полу.
-- Так я же не император! -- хрипел администратор, цепляясь за ступеньки. -- Я же народный человек. И служу в народном музее! И слуга народу!
-- А почему едите в императорской карете, если вы слуга народа? Народ пешком ходит, а вы, как слуга, должны тогда на четвереньках ползать.
Хранитель музея прочертил головой по паркету хвост, похожий на хвост кометы. Арион поднатужился, но сорвался и грохнулся за золотым блюдом, где уже лежал администратор, прикрывая грудь золотым блюдом.
-- Какой же вы слуга? -- опять возмутился Арион. -- Народ на баррикады как ходил? Грудью!
Заставить хранителя музея пойти грудью на двустволку сторожа Ариону не удалось.
-- Думаете, что золотое блюдо спасет? -- бросил экскурсовод, и выбив ногой из рук администратора золотой щит, пополз к шубе.
Хранитель музея опередил его. И прежде чем Арион достиг шубы, патрон был в ней.
-- Народ что в шубах ходит? - -спросил Арион. -- В шубах бояре ходят. И сторож примет вас за боярина. А для него боярин хуже императора в тыщу раз!
Царские реликвии были ненадежным укрытием. Экскурсовод и администратор меняли позиции, пока в музее не грянул гром.
Из посудины, как из недр нефтяной скважины, ударил золотистый фонтан.
-- Золото! -- прошептал хранитель музея.
-- А по-моему это не золото! -- вздохнул Арион.
Патрон охнул, когда золотистый фонтан, превратившись в желтую жижу, накрыл его. Администратор стал похож на божью коровку.
Фонтан бил три дня. Служащие с закатанными штанами и законопаченными ватой ноздрями спасали ценности.
Арион сидел на деревянных козлах и говорил, что это необыкновенное чудо нужно занести в книгу редких явлений. Рядом восседал хранитель музея, как царь на троне, в ботфортах, соболиной шубе и, глядя на жижу, как на лаву вулкана, принимал из рук спасателей золотые блюда, серебряные кубки…