Смерть Владиславна

1.
Каждый день в магазине мало чем отличается от других дней. Открылись, проверили, приехали-уехали поставщики, покупатели каждый со своими тараканами в голове, конец работы - закрылись. А в промежутке между открытием и закрытием - суета и беготня, суета и беготня… И люди работающие в магазине делятся на два «сословия» - управляющий со своим замом и продавцы с грузчиками, а между ним товаровед. Соответственно одни строгие и иногда неумолимые «князья», другие – «благодарные работники». «Небожители» чаще не считают нужным разговаривать с «простолюдинами», разве что по делу, как-то: «принеси то-то», «поставь туда-то», «пригляни за тем-то». Лишь в периоды наивысшего душевного подъёма, вызванного какой-либо успешной сделкой или радостным событием в личной жизни, снисходили до нижних чинов и позволяли себе несколько отвлеченных от торговли предложений с ними. А то и делятся с ними своими критическими выводами по поводу отдельных покупателей. Но всё-таки чаще звучат указания и, как без них, многозначительные поучения. Одним словом – магазин как магазин.
Продуктовый магазин «Елена» был таким же типовым заведением, которым руководила Елена Николаевна Морозова при помощи своего зама Марины Владиславовны. Елена Николаевна была уверенной в себе женщиной лет тридцати шести, имела свою семью, которую в основном и содержала, а также на её попечении находились её же родители, люди ещё не так, чтобы старые и каждодневно к ней заходившие с докладом о проведенных мероприятиях с внуками. Надо отметить, что родители, приходя на аудиенцию к дочери, всегда здоровались со всеми работниками магазина и простодушно делились с ними своими повседневными радостями и заботами.
Марина Владиславовна была моложе начальника лет на шесть-семь, но разница компенсировалась гораздо большим, как минимум внешне, чувством собственного достоинства. В компании с Морозовой она была похожа на человека: улыбалась, разговаривала, на её лице отражались различные эмоции. Но в отношении «всех, кто ниже ростом» реакция была обратно пропорциональна – этакое каменное застывшее изваяние, периодически произносившее реплики «принеси то-то, поставь туда–то» и молча делавшее своё дело с невозмутимо-каталептическим лицом. Сей факт, конечно же, не остался незамеченным работниками магазина и относительно часто перетирался ими в своих приватных беседах. А уж чего-чего, а перетирали они всю подноготную, в том числе и то чего не было. Вот в таком ракурсе проходили рабочие дни.
Одно время в «Елене» работал грузчиком бывший кадровый военный Владимир Ростов. Проработал он недолго, но оставил после себя весьма заметный след. Человеком он был многообразованным и интеллигентным, как с сотрудниками магазина, так и с покупателями. Со временем его авторитет вырос настолько, что сама Морозова совещалась с ним по различным вопросам и, даже больше того, доверяла ему свои некоторые душевные тайны. Но самое интересное – Марина Владиславовна, эта непоколебимая и неприступная цитадель, стала заметно для всех оказывать ему знаки далеко не простого внимания. Она оживлялась при приходе Владимира на работу, начинала улыбаться и, страшно сказать, разговаривать с младшими по рангу. Те же быстро смекнули, в чём дело и чуть что – посылали Марининого любимчика к ней для улаживания возникающих проблем. Владимир, впрочем, был ровен в отношениях со всеми, хотя, конечно, замечал такое,  больше чем уважительное, отношение к себе.
Кроме Владимира в магазине работали ещё два грузчика: Николаич и Лёха, как их все называли. Николаичу было около пятидесяти лет, Лёхе – двадцать пять. Ростов пришёл работать в магазин, когда они уже около года отработали вместе. Но во Владимире чувствовалась такая внутренняя сила, что он сразу стал авторитетным человеком для них, да и для продавцов тоже. Объём его знаний поражал их воображение. Все решили, что он задержится в  «Елене» ненадолго, как, впрочем, впоследствии и произошло.
Когда было «можно» грузчики садились где-нибудь в незаметном месте и просили рассказать Ростова что-нибудь интересное. И как-то в одну из таких посиделок они узнали, что имя Марина, в своей ещё дальней начальной форме \Мара\ означает смерть, а только уже потом, позже, стала морской по латыни. Новое знание весьма впечатлило Николаича и Лёху. В пылу обсуждений услышанного они, в шутку, назвали Марину Владиславовну Смертью Владиславной. Чуть позже, «по секрету», сообщили об этом продавцам и с тех пор между собой стали так называть её постоянно. Тем более, что поводов было предостаточно – с таким отношением Марины к «нижестоящим» иного было ожидать глупо. Ростов вскоре уволился, под жалостливые стенания всех сословий магазина, но Маринино прозвище прикипело к ней намертво. Хотя она об этом совершенно ничего не знала. И когда она особенно жестко цеплялась к «нижестоящим», они в ответ про себя, также особенно, выразительно выговаривали – СМЕРТЬ ВЛАДИСЛАВНА.
2.
- Ну, чего расселись, - прошипела Смерть Владиславна на Николаича и Лёху проходя на склад, - заняться, что ли нечем – так я сейчас найду.
- Вот мегера то. Всё ей не так, присели только отдохнуть, а она уже как собака набрасывается. Пойдём, пока не поздно, изобразим работу, а то ещё укусит дура.
Мужики поднялись с ящиков и направились вглубь склада. Встретившаяся, на обратном пути, Марина, метнув быстрый взгляд на идущих, прошла в торговый зал.
- Ты гляди – не укусила! – засмеялись, когда стало можно, мужики, - я  уже думал ящиком отбиваться, - продолжил Николаич, - а то вдруг это смерть моя, Смерть Владиславна. А мне рано ещё, да и пиво не всё выпито – есть для чего жить.
- Точно, - вторил ему Лёха, - а так и вправду укусит – ещё вампиром станешь, будешь из людей соки высасывать.
- Ага, на работе в магазине и станешь замом Морозовой вместо Маринки, – громкий смех уже не сдерживался и раздавался по всему складу.
При появлении Марины в торговом зале продавцы мигом «натягивали» на себя маски рабочей отрешённости и демонстрировали активную деятельность. По нескольку раз перекладывали товар с места на место, с деловыми лицами носились на склад, откуда в тот же момент раздавался групповой смех, озабоченно спрашивали у Марины очевидное и все жаловались на «глупых» покупателей. Зам, со всей гордостью царицы, отвечала на это короткими фразами, при этом непрерывно копошась с товаром, напоминая курицу, постоянно ищущую что-то или кого-то в земле. Взгляд её постоянно скользил по залу с людьми, по продавцам, цепко ухватываясь за малейшее отклонение от, конечно же, правильного порядка вещей. Пощады не было: продавцов «песочили» на месте, но так, что бы это слышали только они, покупателей же просто «сжигали» взглядом под короткие, относительно культурно обставленные, цитаты.
- Света, ты что не видишь, что у тебя чай не выставлен как надо, - подойдя к одной из продавщиц неприязненно прошипела Марина, - иди сделай как надо.
- Но, Марина Владиславна, - оправдывалась та, - я же не могу всё успевать. Я конфеты выкладывала, торты. Я до чая ещё не дошла, надо же одно сделать вначале.
- Я вот у тебя сегодня из зарплаты удержу – станешь всё успевать. Иди займись чаем, после с конфетами закончишь.
- Вот сука! Не зря у неё детей нет и мужик где-то на стороне от неё шляется, - подойдя к другой продавщице, после ухода Марины, в полшёпота сказала Света, - слыхала, что она мне предъявила. Я ей что – метеор, что ли. «Из зарплаты удержу…» И так копейки платите, а требований куча.
- Да-а. Одно слово – Смерть Владиславна. Так и проживёт сукой и не изменится. И мужики все от неё поразбегаются.
- Точно. С бананами жить будет…!
- И с огурцами – такие же зелёные, как Маринка в злобе, и с пупырышками, а это ещё лучше, чем бананы!
Продавщицы, не в силах сдерживать смех, рассмеялись до слёз. Благо, в это время всё начальство заседало в своём кабинете.
Примерно через полчаса из подсобки вышла озабоченная чем- то товаровед Оля. Она заметно нервничала и по едва заметно двигающимся губам можно было сделать вывод о некоем внутреннем диалоге. Оля прошла медленно вдоль стеллажей с товаром, подняв голову что-то подсчитала и вновь ушла в себя.
- Оль, ты чего какая печальная, что случилось, может заболела, - участливо спросила Света.
- Да нет. Марина Владиславна сама ошиблась, а на меня свалила, что это я неправильно заказ оформила. Наорала на меня при Морозовой, а когда разобрались что к чему, даже не извинилась. Да ну её…
- Оля, да плюнь ты на неё. Она на нас каждый день отрывается. Всё что бы мы не делали – всё не так. У неё мужик просто то – пьяный, то – шляется. Вот она и бесится. Баба то молодая, хочется, а тут вон чего. Мужика Маринке надо, чтоб значит… Ну ребенка родить. Вот тогда и отойдет.
- Так может я помогу, ну, в плане мужика, - включился в разговор подошедший Лёха, - а чё, я могу. Главное, чтоб не укусила или от злости не расцарапала.
- Да иди уж, любовник хренов. Поди, пропил все свои способности. Тебе только одного надо, а ребёночка сделать, вырастить ну и дальше.
- Ну, сейчас! Кощея, что ли она родит. А кто ещё от Смерти Владиславны родиться может. Или Дракула какой-нибудь. Меня потом проклянут ещё чего доброго.
- Балабол ты, Лёха. Найди Марине мужика то нормального. Она девка сильная, хрен чем её перешибёшь. Вот и мужика ей надо такого, чтобы он в дугу её скрутил. Иначе с другим она жить не станет. Она же – Смерть Владиславна…
- Тише, тише. Разбегаемся – Маринка с Морозовой вышли в зал.
Все быстро и как можно незаметнее разошлись по магазину, принявшись за опостылевшее занятие – изображать бурную деятельность на пустом месте.
3.
- Смотри, вон Смерть Владиславна идет, - тихо, наклонившись к уху Николаича, сказал Лёха, - сейчас чего-нибудь гавкнет, покусает нас.
- Да нет, - отхлебнув пива из бутылки ответил Николаич, - рабочий день закончился, сидим, пьём пиво. Имеем право! Тем более мы сидим не в магазине, а на улице. 
- Вот сам сейчас увидишь: мимо будет проходить и скажет какую-нибудь дрянь, типа, чего сидите, пиво тут своё лопаете.
Марина приближалась к грузчикам своей постоянно спешащей походкой, без всякого выражения эмоций на лице. Почти поравнявшись с мужиками она слегка заметно скривилась в недовольно-надменной гримасе.
- Чего расселись то? Идите домой, завтра рабочий день. И нечего около магазина своё пиво пить. Идите куда-нибудь с ним в сторону. Кстати, вы, надеюсь, его купили, а не спёрли. Вот я завтра проверю.
- Марина Владиславна, так пиво не водка, на работу выйдем. Рабочий день закончен, можем себе позволить немного расслабиться. И пиво мы купили – мы не воры. Зачем об нас так плохо думать, - отпарировал Николаич, -  сейчас допьём и пойдём по домам.
- Ну-ну. Расслабляйтесь. А я завтра посмотрю, как вы работать после расслабления вашего будете. Да и пиво всё-таки надо будет проверить.
Марина пошла дальше. Грузчики смотрели ей вслед. А посмотреть  было на что: Марина, стройная симпатичная молодая женщина с лакомыми формами, не шла, а писала, как пером по листу.
- Вот ведь сука. Вроде как баба – хороша. А по сути – сука, - вздохнул Лёха, - какой мужик её выдержит. Одно слово – Смерть Владиславна, железная баба. Вот и бесится, стерва, на людей бросается.
- И не говори, - продолжил Николаич, - за воров нас держит. Но это же вообще неуважение к нам. Сама то сколько выносит и ничего, всё нормально. Да и шут с ней!
- Но я б её вздул, - мечтательно выдал Лёха, - а ты, Николаич как, смог бы если что?
- Да ну её. У меня жена есть. Тем более ещё покусает в порыве страсти, - смеясь ответил Николаич и Лёха понимающе заулыбался.
Марина тем временем уже зашла за угол магазина. Через минуты две послышался её крик.
- Во, кого то уже грызёт, - засмеялись пуще прежнего мужики, - кому то не повезло. Ай да Марина, и здесь кому то шороха даёт.
Крики становились всё ближе и отчетливей: уже достаточно ясно слышались истеричные нотки в голосе Марины и даже, не может этого быть – скорее показалось, просящие интонации. Николаич напрягся, вслушиваясь в пространство.
- Во баба жарит, насилует что ли кого, - ухмыльнулся Лёха.
- Да похоже, что это её, - медленно поднимаясь и внимательно глядя в сторону раздававшихся криков произнёс Николаич, - пойдём-ка, Лёха, глянем на всякий случай. Вдруг чего…
- Николаич, пей пиво! Что с ней может быть, с этой железной бабой.
- Нет, Лёха, как хочешь, а я пойду. Что-то здесь не то.
- Ну, ладно идем, глянем, - недовольно пробубнил Лёха, большими глотками допивая своё пиво.
Зайдя за угол магазина, они увидели, что какой-то немалый мужик тащил Марину в находящийся неподалёку кустарник и попутно рвал ей одежду. Его жертва отчаянно сопротивлялась, крича и кусая руки насильника, за что получала от него удары по лицу и телу.
Лёха и Николаич не задумываясь сразу бросились выручать Марину, по пути успев захватить полкирпича, валявшегося около магазина. Лёха въехал кирпичём по голове насильника, попутно Николаич пнул ногой в живот мужика. Тот охнул, отпустил свою жертву и медленно осел на землю. Марина, вся всклокоченная и ещё невменяемая после неожиданного освобождения, успела со всей силы пнуть своего мучителя коленом по лицу, отчего тот окончательно упал на землю без сознания. 
Марина, побитая, в разодранной одежде  настолько, что виднелось тело, стояла закрыв лицо руками и ревела, дергаясь в затухающей истерике. Николаич снял с себя куртку и укрыл девушку. Она, не отрывая рук от лица, неожиданно для Николаича, прижалась к нему и продолжала плакать, громко всхлипывая. Он по-отечески обняв Марину, гладил её по волосам, тихо говоря:
- Ну, всё, всё. Всё закончилось, всё хорошо. Поплачь, поплачь – легче будет. Всё хорошо…
- Ну зачем он так… Зачем… Я же не проститутка… А он… Он меня бил, хотел изнасиловать… Но я же не проститутка-а-а… Зачем… - глотая слезы и всё ещё содрогаясь всем телом от недавней истерики  повторяла Марина, - спасибо, спасибо вам. И простите меня… Простите…
- Ничего, ничего. Всё хорошо.
- Хочу присесть. Можно? Только я хочу посидеть одна, пожалуйста, не обижайтесь.
- Ладно, ладно, Марина. Конечно, посиди, вот тут есть скамеечка. Ты присядь, присядь, - и, обращаясь к Лехе, добавил, - давай отойдём. Пусть человек один побудет, мы вон там посидим. Потом проводим Марину до дома, если попросит.
Лёха, окончательно опешивший от происходящего, только молча кивнул головой в знак согласия. Мужики, оглянув лежащего без сознания насильника, отошли на несколько метров в сторону, присели на парапет здания и закурили. 
От былого величия Марины Владиславны не осталось и следа, скорее напоминала побитого и общипанного воробья, скукоженного и жалкого. Она, собравшись в потрёпанный комочек, продолжала плакать, периодически вздрагивая и чуть слышно причитая:
- Но зачем он так со мной… Я же не проститутка какая-нибудь. Зачем бить… Зачем…
   Грузчики не говоря ни слова курили иногда поглядывая в сторону Марины и лежащего неудавшегося насильника.
- Вот тебе и Смерть Владиславна, вот тебе и железная машина, - наконец произнёс Лёха, - видал, Николаич?
Николаич, внимательно глядя на Марину Владиславну, не спеша затянулся сигаретой и также не спеша, выпустив дым, не переводя взгляда с одиноко сидящей девушки отчетливо ответил:
- Да не какая она не Смерть Владиславна, - и повернувшись к Лёхе, внимательно посмотрев на него добавил, -  баба она, понимаешь? Просто баба.