Абсолютная ночь

Всё это каким-то невероятным образом напомнило Соне один вечер, ещё, кажется, в конце февраля. Или даже в начале марта. Хотя нет, это была ещё зима. Последние дни. Самые снежные, самые вьюжные и самые ледяные. Тогда она ещё не умела отвлекаться от хляби под ногами и изморози на волосах и ресницах, а Тоня потащила её куда-то гулять. По заледенелым тротуарам, на трамваях, по каким-то Богом забытым тропинкам от трамвайного кольца ещё дальше вглубь.

Соне было всё равно, куда идти, и она даже почти абстрагировалась от атмосферных неприятностей. Финальной точкой путешествия оказалась скамейка на платформе какой-то дальней станции метро. Такой дальней, что после девяти вечера на ней почти совсем не было людей.

Это был один из тех разговоров, которые Соня, напрягшись, могла бы вспомнить, но никогда не делала этого. В этом не было ровным счётом никакого смысла. Взаимные обвинения, ловко спрятанные и выдаваемые за какое-то самобичевание. Упрёки, напоминания о забытом, но больном, о неважном, но пришедшем в голову в неподходящий момент. Чтобы уколоть. Чтобы дать понять, что «мне хуже». Прошло время, и они обе отучили себя от этой детской привычки.

А тогда в придачу к этому пришла откуда-то странная игра. Нет ясного начала, нет чёткого конца. Просто какое-то наваждение. Правила никем не оговорены, ни слова не произнесено вслух. Но любое нарушение этих никому не ведомых правил расценивается как предательство, как удар в спину, как выстрел из-за угла. Или наоборот как толчок в грудь. Раскрытую для объятий. Никто никогда не знал, как она начинается. Но каждый чувствовал инстинктивно, что уже нельзя её прекратить. Можно только разойтись в разные стороны, чтобы до следующего дня не знать, где второй, или молча уехать вместе домой.

У этой игры всегда есть какое-то внешнее проявление. Странное. Дикое. Нелогичное. Местами невероятное. Местами предсказуемое.

Не зная, зачем, не отдавая себе отчёта и не говоря ни слова, Соня встала со скамейки и спряталась в арке. Этих арок было около десяти штук на платформе. У двух последних – мемориал советских времён. У двух других – эскалаторы наверх. Почти пустые.

Тоня так же молча пошла за ней. Услышав шаги, Соня отошла за другой угол. Потом за третий.

Вначале медленно. Прислушиваясь. Не отстают ли шаги идущего следом. Затем быстрее, бегом. В одну арку, в другую, через всю платформу за дальний угол. Выглянуть, нырнуть обратно. И всё это без единого слова. В какой-то момент останавливаешься и слышишь, что никто не бежит за тобой. Даже не идёт. Тишина. Звон в ушах. И далёкий шум редких поездов её не заглушает. И вдруг голос прямо за спиной.

– Я ждала, что ты убежишь от меня наверх.

Об этом Соня не подумала. Она бы ни за что нее сделала этого. Даже приди оно ей в голову.

Соня обернулась, за ней никого не было.

И снова обратно. Только теперь не самой искать траекторию и выбирать углы, за которыми тебя не заметят, а слушать шаги, искать пятно куртки, исчезающее у края платформы – за очередной угол, в очередную арку. «Всегда есть ведомый. Всегда кто-то следом».

Наконец Соня остановилась посреди платформы. Она была совершенно пуста.

– Хватит! Где ты? Где ты?!

Тоня вышла из крайней арки. Смотря себе под ноги, подошла к эскалатору. В полуметре от него обернулась и жестом поманила за собой. Соня поколебалась секунду или две и через несколько шагов стояла рядом на широкой чёрной ступени.
Опять молчание. Навстречу им ехали вниз люди.

Доехав доверху, Тоня рывком сошла с эскалатора и выбежала на улицу. За ней, за ней. Нельзя потерять её из виду. Иначе – всё пропало. Что пропало?! С какой стати? Заблудится она в родном городе? Испугается темноты? Что за бред?

Не отставать. Не отставать невозможно. Но не терять из виду, ни за что не терять из виду.
Вряд ли они пробежали много. Тоня остановилась посреди крошечного круглого скверика - рядом с каким-то памятником, не больше метра высотой. Соня замерла у входа в скверик. Теперь их разделяло не больше пяти метров.

Вокруг было почти так же пустынно, как и внизу, в Матрице. Там они играли в прятки. Здесь была уже не игра. Если сейчас Тоня пропадёт, то больше она не вернётся. Ноги замерзали. Минута, два. Не больше трёх.

Тоня опустилась – почти упала – на колени. Так же смотря в глаза, неизвестно, чего ожидая. Раскрытые объятия, поднятая голова, мокрые на коленях джинсы. Соня сделала шаг вперёд.

Не шаг. Движение. Едва уловимое. Но всё же заметное. Замеченное. В тысячные секунды. Она почти бросилась вперёд. Пять метров – это ведь мало. Эти объятия раскрыты – для неё. Для неё одной. Здесь больше нет никого. Пять метров – это катастрофически мало.

В мгновение ока Тоня поднялась с колен и, обогнув памятник с другой стороны, убежала к входу в метро.


Больше нет ничего, что влекло, мы теперь острова.
Все попытки друг друга почувствовать сходят на нет.
Тот же голос и те же слова, только без волшебства.
Абсолютная ночь - интервал - абсолютный рассвет.

Никаких тебе полутонов у большой тишины.
Одинокий фонарь еле жив, раскололось стекло.
Тает снег под ботинками, мы в двух шагах от весны.
Чего-то главного нет, и даже чувство досады прошло.

И прошла эта ночь, и пока обошлось без вранья.
Проехал первый троллейбус, и скоро откроют метро.
Сидят, нахохлившись, в арке у булочной два воробья.
От безысходности и просто от холода сводит нутро.


Автор песни - З.Ященко


весна 2011