Шпионская история. 4 серия. Часть 3

    Шпионская история. 4 серия.Часть 3.
Наступила зима. Выпало много снега. Мороз сковал Таганрогский залив. К голоду добавился холод. На черном рынке на продукты и топливо установились баснословные цены.
По документам отдела Ларсон знала, что в городе оставалось еще много топлива: уголь, керосин, солярка, бензин. Все это хранилось на заводах. Зная, каким дефицитом является горючее для немецкой армии, Ларсон, пользуясь отсутствием Неймана и тем, что Леман полностью полагается на ее советы, решила как можно больше разбазарить горючих материалов.
В разговорах с директорами заводов она намекнула, что руководство хозяйственного отдела заинтересовано в повышении производительности труда рабочих на предприятиях города. Так как увеличить продовольственные пайки рабочим нет возможности, то можно было бы в такую суровую зиму снабдить их хотя бы топливом. Это сказалось бы на настроении, что, бесспорно, приведет к тому, что они станут работать лучше. Бывая в бургомистерстве, встречаясь по службе с разными должностными лицами и с самим бургомистром, Ларсон также дала им понять, что немцы готовы помочь в снабжении топливом. В беседе с бургомистром она почувствовала, что тот явно тоскует по старой царской России. Незаметно разговор перешел на порядки в Швеции. Бургомистру было известно, что фрау Ларсон «подданная шведского короля». Астрид в самых лестных выражениях отозвалась о короле Швеции, назвав его самым просвещенным и культурным монархом в Европе.
-- Боже мой! -- воскликнул бургомистр. -- Нам бы в семнадцатом году такого монарха -- умного и просвещенного. Да чтоб не было этой «гессенской мухи». Гришки Распутина! Сколько ошибок мы наделали! -- покачивая с сожалением головой, по-настоящему волнуясь, вспоминал прошлое, делился наболевшим бургомистр. -- Но, надеюсь, великий князь Кирилл Владимирович будет умнее. Как вы думаете, немцы восстановят монархию?
-- Сомневаюсь, господин Терехов. Но мне кажется, что многое будет зависеть от вас, русских. Вы, русские, очень доверчивы. Я ведь жила в России и немного знаю русских. Надо уже сейчас исподволь готовить немцев к мысли о восстановлении монархии, а главное, держаться вместе, помогать друг другу.
-- Это верно, очень верно, фрау Ларсон! Вы -- умная женщина. Эх, дожить бы, увидеть во главе России просвещенного монарха. Пусть бы он сидел там, в Москве, царствовал, а мы бы все делали за него, -- размечтался бургомистр.
-- Сейчас хозяйственный отдел старается поднять производительность труда. Рабочим выдается топливо для поднятия настроения. Вам бы тоже надо было позаботиться о горожанах. Ведь вы -- отец города, -- польстила Астрид.
-- А вы не могли бы мне помочь, фрау Ларсон? У этих немцев ведь среди зимы снега не выпросишь.
-- Пришлите своего человека с требованием. Только не медлите. Я постараюсь для вас кое-что сделать.
-- Ах, какая вы добрая душа, фрау Ларсон. Ну, за мной, как говорят русские, не пропадет.
На другой день к Ларсон пришел человек от бургомистра с требованиями на горючее. Кроме угля, бургомистр просил «для нужд города» солярку и бензин.
Бургомистр, однако, явно пожадничал: требований было слишком много. Ларсон сказала об этом чиновнику, которого послал бургомистр. Часть требований вернула.
-- С этим пока подождите. Я дам знать бургомистру, когда можно будет прийти в следующий раз.
Чиновник ушел.
После этого она взяла требования бургомистра и отправилась к Леману.
Макс Леман сидел на диване, курил сигару и листал старые немецкие журналы, которые Ларсон принесла гауптману. Журналы попали к ней случайно. Время от времени к ней заходил Юра Скутаревский. Она его подкармливала. Юра голодал. Из «квартирных агентов» его «поперли». В бургомистерстве появился квартирный отдел, и его должность ликвидировали. Юра как-то принес немецкие журналы и сказал:
-- Может, вам будет интересно посмотреть. Я нашел их на чердаке у товарища. Там много разного хлама.
Старые, еще дореволюционные «Нивы» и вот эти: «Дер блауер», «Хохланд», «Ди шильдгеноссен». Журналы молодости господина Лемана. Ларсон решила сделать подарок шефу. Скутаревскому она сказала, что покупает журналы. Заплатила ему марками.
Леман был в восторге от подарка. Он с удовольствием рассматривал иллюстрации, перечитывал когда-то читанное, но забытое.
-- Лучшего подарка, фрау Ларсон, вы не могли бы мне сделать в день рождения.
Ларсон не знала, что у него день рождения. Совпадение.
-- Что ж, я рада, -- сказала она просто.
Когда Астрид вошла к нему с требованиями бургомистра, Леман, увидев ее, воскликнул:
-- Вы знаете немецкую песню: «Отчизна милая, ты можешь быть спокойна»?
-- Я слышала ее.
-- Это была любимая песня нашего драгунского полка. Вот полюбуйтесь. -- Леман протянул Ларсон журнал «Дер блауер рейтер». -- В такой форме ходили драгуны нашего полка.
-- Красивая, -- сказала Астрид.
-- У вас какие-то бумаги? -- спросил Леман.
-- Да, я принесла требования на топливо от бургомистерства.
-- Откуда они узнали, что мы даем топливо?
-- Русские быстро узнают о таких делах.
-- А какие сведения с заводов? Рабочие стали лучше трудиться?
-- Я говорила с несколькими руководителями предприятий, они подтверждают, что рабочие трудятся так, как никогда не трудились раньше. Один директор мне сказал: сразу видно, что господин Леман -- настоящий хозяин. Если так дело пойдет и дальше, то успехи возрождения производства не замедлят сказаться.
-- Хорошо. А что делать с чиновниками бургомистерства? -- Часть требований я вернула. Но часть требований, я думаю, надо удовлетворить -- ведь эти люди служат германскому рейху не за страх, а за совесть.
-- Хорошо, давайте сюда эти бумажки.
Леман, не читая, одно за другим стал подписывать требования, которые принесла с собой Ларсон.
-- Вы не подыскали мне стенвейновский рояль?
-- Еще нет. Но я подыщу. Не может быть, чтобы в городе, который славился своими культурными традициями, не нашлось ни одного стенвейновского рояля.
Слух о том, что немцы дают топливо, разнесся по всему городу. В бургомистерство и непосредственно в хозяйственный отдел стали обращаться не только предприятия и учреждения, но и частные лица. Одни предлагали деньги, другие -- ценные вещи, золото.
Когда Леман услышал о золоте, дело пошло еще быстрее. Золото Ларсон должна была приносить Леману, а он «гасил» его оккупационными марками.
-- Золото будет храниться у меня в сейфе. Но об этом никто не должен знать, фрау Ларсон. Это наш с вами секрет. Запомните -- секрет!
-- Меня не нужно учить таким вещам, -- ответила Астрид.
-- Ну вот и отлично. Как-то в хозяйственный отдел пришел от редактора русской газеты «Русское слово» некто Скоблин. Назвался журналистом.
-- Редакция просит выделить нам топливо, -- сказал он.
-- А почему вы обращаетесь в хозяйственный отдел германской армии? Вам надлежит обращаться в русское бургомистерство.
-- Мы обращались туда, но нам отказали.
-- Ничем не могу вам помочь, господин Скоблин. «Журналист» ушел ни с чем. На другой день заявился сам редактор «Русского слова» Кубанцев.
-- Что же это вы, госпожа Ларсон, не жалуете печать? -- развалясь без разрешения на диване, расстегнув шубу, начал Кубанцев. -- Мишке Терехову, значит, даете и уголь, и керосин, и бензин, а нам шиш!
-- Фу! Какой язык, господин Кубанцев, можно подумать, что вы не редактор газеты, а русский извозчик.
-- А как это вы узнали, -- осклабился Кубанцев. -- При большевиках я действительно был извозчиком.
-- Как вознесла вас фортуна! -- не скрывая брезгливости, сказала Ларсон.
-- Почему же вознесла? Просто поставила на свое место. До революции я редактировал местную газету «Союз русского народа». Это уж большевички превратили меня в извозчика. Но вот теперь я на них и отыгрываюсь. Вы читаете нашу газету?
-- Нет, не читаю.
-- Жаль. Газета получается занятная. Представляю, как большевички там корчатся, когда ее читают.
-- У вас что же, есть среди них подписчики? -- иронически спросила Астрид.
-- Подписчиков нет, а читатели есть. Это мне доподлинно известно. Господин Оберлендер врать не будет: попадает наша газетка к большевикам, попадает... Так вот, госпожа Ларсон, смилуйтесь, пожалуйста, не дайте замерзнуть чернилам в наших чернильницах. Я бы даже сказал, что в них не чернила, а яд. Яд для большевиков. А если не смилостивитесь, то я фельетончик тисну.
-- Вы не имеете права критиковать германские оккупационные власти, -- сказала Астрид.
-- А зачем германские? Я Мишку Терехова на чистую воду выведу. Он ведь -- жулик. Вы ему ордера подписываете, а он ваше топливо через своих людей на черный рынок пускает. Вот тогда он и закрутится, как уж на сковородке. Узнает, подлец, как идейных борцов против большевиков в холоде да сырости держать. Я Мишку Терехова знаю еще по тем временам... -- Кубанцев продолжал разглагольствовать, у Ларсон вдруг мелькнула мысль: если газета каким-то образом действительно попадает через линию фронта к русским, если ее там читают, а в это можно поверить, потому, что органам госбезопасности надо знать, что, кто и как пишет в так называемой «свободной русской прессе», то она может через газету дать о себе знать товарищам. Газета печатает объявления. Она сама видела. И предлог прекрасный: ей нужен стенвейновский рояль. Ведь для нее сейчас самое важное установить связь. А объявление может сработать.
-- Господин Кубанцев, -- обратилась она к редактору. -- Мне очень нужен стенвейновский рояль. Как вы думаете, если я дам объявление в газете, это может принести положительный результат?
-- О чем разговор, фрау Ларсон. Чтобы в Таганроге, не нашлось стенвейновского рояля -- быть такого не может. Мы дадим объявление самым крупным шрифтом.
-- Это лишнее. Объявление должно быть самым обычным. -- Тут же она пояснила: -- Я не хочу слишком привлекать внимание.
-- Хорошо, фрау Ларсон. Все будет сделано в лучшем виде. Наберем таким шрифтом -- кому надо, прочитает, а кому не надо, не обратит внимание.
-- Давайте ваше требование, -- сказала Ларсон.