Вернись, малышка

- Детка, а где мой шарф?
 Я крашу ресницы, глядя на свой глаз в крошечное зеркальце. Вид у меня при этом придебильный – брови удивленно вверх, губы обиженно вниз. Я еще дважды провожу щеточкой туда-сюда и только потом отвечаю:
- На двери.
 Это правда. Она обожает раскидывать вещи по всей квартире. Заходит домой, снимает ботинки в прихожей, а дальше – как получится. Если я колдую на кухне, то куртка будет ужинать с нами, шапка застенчиво повиснет между бокалами, шарф, словно питон, обовьет горшочек с фиалкой. Если сижу за компом, куртка ляжет на диван, шапка сядет на лампу, а шарф облюбует мою шею, обдавая запахом ее духов. Раньше я сопротивлялась, но это было давно. Теперь я умею помнить, где она оставляет свои следы.
- Я ухожу-у!
 Хлопает дверь, в квартире становится невыносимо тихо. Тик-так. Это не часы, а мое сердце гулко отдается в ушах, пытаясь упорядочить время.

 Она изменяет мне. Я знаю это. Знала бы, даже если бы мне не донесли. Всё очевидно – чувство вины заставляет ее быть мягче, осторожнее, нежнее. Как только эта перемена произошла, я поняла, что есть другая женщина.
Ночами, после того, как она засыпает, а мое тело все еще приходит в себя от бесконечно изматывающего оргазма, я заставляю себя обнимать ее, проглотив собственную обиду, заставляю не чувствовать чужого запаха, оставшегося на ее плоти, не видеть следов чужой страсти на нежных участках кожи.
 Я ухожу. Я ухожу-у. Вот как она сказала. Можно запереться, съесть ключ и заставить ее остаться, но как остановить того, кто уходит не через дверь? Интересно, сколько раз она вернется, прежде чем оставить меня навсегда? И хватит ли ей смелости…

 Я кладу зеркало на подоконник и берусь за расческу.
 Она любит рассказывать, как влюбилась в мои волосы. Еще в бытность нашу студентами, когда мы выбегали между парами курить на улицу, она высмотрела меня по блестящему рыжему каскаду, опускающемуся на плечи шелковым полотном. Этот беззвучный односторонний роман продолжался около года, прежде чем она нашла в себе смелость создать благоприятные условия для знакомства.
 Я, помню, дичилась ее. Никак не могла понять этот странный взгляд, пронизывающий мои мысли, искренне недоумевала, зачем она так старается поддержать приятельские отношения (я тогда заражена была тотальным пофигизмом, дружба воспринималась мной как разновидность стадного инстинкта). Но она смогла меня приручить. Во всех смыслах…
 Прошло уже так много лет, мои волосы по-прежнему шикарны, а все остальное – воспоминания – замутнено, словно это были не мы, а пара безымянных актеров в черно-белом немом кино.

 Я оставляю на расческе несколько волосков, чего раньше никогда бы себе не позволила, но сегодня у меня бунтарское настроение, если она так просто может раскидываться вещами и мной, то я тоже могу позволить себе нарушить некоторые правила. В первую очередь те, которые установила сама для себя. Чего ради?
 В моем шкафу аккуратно развешена рабочая одежда: строгие блузки, пиджаки, классические юбки и пара брюк. Это я – железная леди. Офисная королева. У меня всегда все чудесно и бесперебойно. Мои подчиненные вытягиваются в струнки, когда я подхожу, и общая статистика роста сотрудников нашего отдела увеличивается на несколько сантиметров.
 Но этим утром я задвигаю вешалки с чопорным барахлом глубоко в шкаф и достаю темно-синие джинсы, полосатую рубашку и спортивные ботинки.
 Вечером мы приглашены на день рождения Мари, нашей подруги. Каждый раз, когда намечается гулянка, я появляюсь в компании прямо из офиса, не успев переодеться, так что все уже привыкли видеть меня в образе успешной стервы. Сегодня же я буду самой собой – неуверенной девочкой, которой изменяет подруга.

 На работу приезжаю с небольшим опозданием. Охранник Валера стоит у входа, выглядывая мою машину, которую я оставила за углом.
- Доброе утро, Валера.
- Доброе… Ой, Ольга Михална… Доброе утро.
 Не узнал. Смешно.
 Девушки-менеджеры, как растерянные цыплята вскакивают со своих мест. Я киваю всем и скрываюсь за дверью кабинета, практически слыша их недоуменный шепот.
 Тук-тук.
- Войдите.
 Вплывает Жанна. Жанна – это такая женщина-пароход. Она всего лишь секретарь, но в силу постбальзаковского возраста обладает неограниченным господством над менеджерами любого звена в нашей конторе.
- Сделать вам чай, Ольга Михална?
- Да, пожалуйста.
 Мой спокойный тон должен означать: «вы можете передать всем, что я в хорошем расположении духа, ничего страшного и из ряда вон выходящего не произошло, можно приступать к работе».
 Жанна кивает и удаляется.
 Весь день я перепроверяю договоры и расчеты, остаюсь обедать в кабинете, чтобы не смущать сотрудников, безостановочно вливаю в себя чай, еле сдерживаюсь от того, чтобы начать ходить по кабинету, словно зверь в клетке, пытаясь найти способ отсрочить шах или мат, так неумолимо нависающий над моей жизнью.
 Минутная стрелка на часах снова и снова проходит отметку двенадцать, пока не наступает время game over. Я запихиваю все папки в шкаф, впервые ухожу с работы без материалов для вечернего просмотра. Впереди выходные, пошло оно все к черту, завтра буду сидеть в кресле и жалеть себя. А сегодня напьюсь до зеленых человечков.
- Алё, Ириш, привет. Ты уже у Мари? Я буду через двадцать минут.

 Через полчаса выхожу из машины с букетом роз. На третьем этаже мне открывает дверь совершенно великолепное чудо в шарообразном белом парике, с розовым боа на шее и в семейных трусах с Симпсонами.
- Извините, я, кажется, не туда…
- Ой, хорош умничать, дай лучше я тебя поцелую… Вот так!
 Глаза мне врут, но слух подсказывает, что это все же Мари. А потому я позволяю ей оставить на моей щеке след от кроваво-красной помады, занимаю ее руки цветами и прохожу в комнату.
 Ни в одной знакомой мне гетеросексуальной компании у женщин нет привычки целоваться при встрече. В темной же тусовке это нечто вроде угнетающей обязанности. Ох, прошу вас, только не в губы.
 Пройдя через строй женских объятий, оказываюсь около моей Ирины.
- Ты ездила домой?
 Это она про одежду. Не могла же я в этом работать, правда? Иначе придется объяснять.
- Да… Пришлось. Поставила пятно на блузке.
 Когда это я научилась врать, интересно? Может, ложь – штука заразная? Мы садимся рядом, меня тут же просят сказать тост, я поднимаюсь, плету что-то банальное насчет счастья, судьбы, таланта, все чокаются, выпивают и возвращаются к прерванным беседам.
 Я накладываю себе немного салата и, как бы между прочим, спрашиваю:
- Как день?
Она небрежно пожимает плечом.
- Нормально.
А у меня от этого ровного «нормально» мурашки по коже.

 Алиса смотрит на меня с другого конца стола, но я делаю вид, что увлечена едой. Это она рассказала мне об измене. Нарочно проговорилась. Если бы не она, я бы продолжала некоторое время закрывать глаза на происходящее, а теперь мне негде спрятаться, нужно как-то вести себя дальше, не терять цели, не впадать в отчаяние. И тут Алиса мне поможет. Так она думает. Вот для чего необходим друг – сбить с ног, а потом услужливо поднести костыль. Может, это мне и понадобится позже, но сейчас я немного поваляюсь здесь, среди руин моих отношений.
Кто-то кричит:
- А ну, вздрогнули!
Снова поднимаем бокалы.
Вечер продолжается. Шутки всё острее, разговоры – доверительнее. Дважды возвращаются гонцы за пивом.
Я пьянею чуть медленнее, чем хотелось, но быстрее, чем обычно. Ирина замечает, хоть и не говорит ни слова.
Мне же больно, больно, понимаешь? Лучше бы ты рассказала сейчас, пока хмель бьет по моим реакциям. Я, может быть, смогла бы рассмеяться тебе в лицо, наговорить грубостей, изобразить гордость. А что я буду делать с трезвыми мыслями в кристально-чистой голове? На каких подмостках заставишь ты меня лихорадочно натягивать маску роли?
Мари влезает на стул и громко вещает:
- А теперь мы все быыыстро встаем, спускаемся вниз, нас там ждет бееелый микроаф…микроавтобус. Все едем в «Гринвэй»! Галка, хорош жрать!

«Гринвэй» - это клуб. Довольно тухлое место, должна заметить. Хотя мне рассказывали, что они сделали ремонт и всё такое. Мы с Ириной не были там уж года три как.
Над входом мерцает та же старая вывеска, но внутри все довольно ощутимо поменялось. Касса и гардероб облагородились современными стойками, кожаными номерками; вместо двух бессменных бабуль – миловидная девушка. Стены перестали быть зелено-грязными, окна лестничных площадок укрылись шторами.
А вот музыка такая же дрянная. Что-то всегда остается неизменным. Мой организм не любит попсу, не хочет танцевать под нее, воспринимает как досадный шум. Впрочем, танцпол и без меня переполнен, так что забьюсь-ка я с бутылочкой в уголок.
- Эй, ты в порядке?
Она обо мне беспокоится. Может, даже все еще немного любит. Я поворачиваюсь к ней и нежно разглядываю родное лицо.
Я же знаю каждую твою морщинку. Знаю, что ты уже пьяна, что еще пара кружек сделает тебя грустной, погонит домой спать. Я же догадываюсь о каждом твоем жесте, каждом желании. Как ты можешь делиться собой с кем-то кроме меня?
- Оль…
Я улыбаюсь, потому что ты этого хочешь.
- Я в порядке.
Мари вытаскивает всех танцевать. Разгоряченные тела накаляют атмосферу до предела. Густой сигаретный дым вьется под потолком – кажется, кондиционеры у них барахлят. Спустя какое-то время я вырываюсь из душной толпы и на ватных ногах бреду в уборную. Здесь тоже накурено, девочки какие-то…
- Привет.
Я фокусирую взгляд на стоящей рядом девушке. Между прочим, очень даже ничего. Полумальчик. Полувзрослая.
- Я тебя раньше здесь не видела. А то бы не забыла.
Полудерзкая.
Молчу. Позволяю ей мне прикурить.
- Мне нравится цвет твоих волос.
Ну, конечно.
И шепотом:
- И загадочность…
Я могу заставить ее не нести чепухи, что и делаю, пробуя на вкус ее губы. Кажется, это уже перебор, но останавливаться совсем не хочется.

Через какое-то время осознаю себя сидящей на заднем сиденье такси, мы куда-то едем, ее теплые руки гладят мое тело. Я спохватываюсь:
- Я не свободна.
Она задумывается не больше, чем на миг:
- Сказала бы чуть раньше.
- И что тогда?
- Тогда я бы остановилась.
- А теперь?
- А теперь не буду.
Дальше все помнится очень смутно: темная прихожая, постельное белье с изображением смешных ёжиков, колючая кожа ее ног, запах женщины, мягкая грудь, дрожь…

Утро тычет в меня солнечным лучом.
Бляяяяяяя…
Я осознаю ужас случившегося, но это ничто по сравнению с тем, как трещит голова. Мне хочется выблевать из себя каждую минуту вчерашнего вечера. Бесстрастно наблюдаю, как незнакомая девушка медленно садится на кровати, стараясь не тряхнуть головой. Она худенькая, юная и красивая, как Адонис. Ее взгляд скользит по кровати и останавливается на мне.
- Я бы с удовольствием всё повторила, - говорит она хриплым голосом. - Но сейчас мне нужен Алка-Зельцер.
- И мне, - прошу я. – Взболтать, но не смешивать.
- Чего?
Это поколение большого пальца. Для них Джеймс Бонд – представитель эпохи раннего христианства.
- Шутка. Принеси мне тоже, пожалуйста.
Мы выпиваем по стакану солоноватой жидкости и только собираемся снова уснуть, как звонит мой телефон. Ирина.
- Ты где, черт возьми???
Я спрашиваю у близлежащей:
- Где мы находимся?
- Улица Гагарина, дом восемь.
Передаю информацию в трубку.
- Никуда не уходи, я сейчас приеду.
Я, собственно, никуда и не собираюсь. Я хочу спать…спать…

По моим меркам, не проходит и минуты. Дзыыынь!!!
Очень поганая ситуация. Я, жена и любовница. И даже не смешно.
- Кто это?
Это Ирина спрашивает.
Я смотрю на девочку и спрашиваю, в свою очередь, у нее:
- Как тебя зовут?
- Настя.
Ирина крайне удивлена. Надо заметить, что я ее прекрасно понимаю.
- Ты что, даже имени ее не знаешь? Вот это кино… Собирайся.
Она вытаскивает меня из квартиры, из подъезда, запихивает в машину и везет домой. Всю дорогу мы молчим, а дома она заваривает мне чашку крепкого чая, садится напротив и вдруг начинает плакать.
Я никогда не видела ее слез. Они и эта фраза сквозь зубы «как ты могла?» разрывают меня на куски.
Но странное дело: откуда-то я знаю, что все идет правильно, и своей изменой я отпустила ей вину, которую она так долго держала в себе. Обнулила счетчик, так сказать. Если бы я сказала, что все знаю, то случилась бы беда, она бы ушла, чтобы не чувствовать себя должницей. А поставив себя в положение виновной, которую можно простить, я повысила ее самооценку.
Так что само собой, когда я подошла и прижала к себе ее голову, она не оттолкнула меня.
- Ты уйдешь? – Я почувствовала, что тоже плачу.
- Зачем ты так?
- Я не знаю. Мне показалось, что мы теряем друг друга. Я испугалась и сделала глупость.
- Ты же никогда ничего не боишься.
- Это не правда.
Она утыкается лицом в мой живот, а потом отстраняется и говорит:
- Мое место рядом с тобой.
И это так.


Конец.